— Жеманничают. На Лаконоде такая мода. Будьте добры, две чашки кофе.

Последняя фраза была адресована официанту, невзрачному мужчине средних лет, похожему на затюканного конторского служащего.

— А ты видела их лица? — спросил Стефан почему-то шепотом, неизвестно чего опасаясь, словно вторгался на запретную территорию и отлично это сознавал.

— Видела. Ничего особенного, хотя невоспитанный народ будет глазеть, так что без вуалей на улицу лучше не выходить. Ну, и комплексуют, конечно. А я в больнице на всякое насмотрелась.

Ответ Эфры рассеял его дурацкие смутные страхи. Слишком много новых впечатлений за раз, вот и накатило, никаких Лепатриных грибочков не надо.

— Я ездил за тобой на Мархен. Чуть-чуть опоздал. Там… Ваша квартира…

— Не имеет значения, — поняв его с полуслова, безразлично отозвалась Эфра.

— Ну, все разорили, а ты ведь обещала кузинам Бранда какие-то подарки.

— Эти подарки никуда с Мархена не убегут. А убегут, так поймаем.

Снова сгустилось ощущение жути. Как будто вылили за шиворот ледяное желе и оно медленно ползет вдоль цепенеющего позвоночника.

— Несколько банок осеннего грушевого варенья, — добавила девушка. — Они хранятся не дома, а на складе с консервирующими чарами. У нас там арендована кладовка, оплачено вперед.

Никакого желе. У него просто ум за разум заходит! Или не ум, а эмоции, но результат тот же самый.

— Эти ребята, Бранд и Дик, теперь будут драться на дуэли?

Стефан чувствовал, что его повело вокруг да около, но не решался заговорить о главном.

— Ничего страшного. Оцарапают друг друга и помирятся.

Мужчина, похожий на стареющего клерка, поставил перед ними две чашки черного кофе.

— Я тебя люблю, — выдавил Стефан, глядя на чашку, а не на Эфру.

— Помнишь, ты сказал, что тех подонков можно понять? Я тебе никогда этого не прощу.

— Я же тогда объяснил, что я имел в виду! Что они потянулись к красоте, и можно было, наверное, взять их под контроль, помочь им исправиться… Если бы ты захотела разбудить в них хорошее…

— Таких исправит только пуля или нож. Или зубы кесу.

— Я их не оправдываю! Я просто объясняю, почему я так сказал…

— Обрати внимание, они считаются нормальными. Знаешь медицинское определение нормы, из психиатрии? Это среднестатистическая закономерность — то, что характерно для большинства индивидов. Они таких умных слов не знают, но с гордостью называют себя нормальными парнями. И такой мрази действительно много. Если доходит до суда, к ним относятся снисходительно, как будто какая-то круговая порука — чего ты хочешь, это же наша норма! А по-моему, их надо загонять в резервации и держать там подальше от женщин, памятников архитектуры и домашних животных. Или отдавать кесу в порядке товарообмена, потому что лучше какое угодно зло, чем такая норма.

— Нет, Эфра, подожди… Я же их не оправдываю…

— Оправдываешь, а потом виляешь. — Она поднесла к изящно очерченным полным губам фарфоровую чашечку, отпила и продолжила: — Пусть ты и поэт, а те обыватели и судьи, которые их покрывают, рассуждают примерно как ты. Выискивают что-то общее с собой, умиляются — и дальше поехало по накатанной дорожке.

— Нет, подожди…

— Наверное, вам кажется, если вы будете их жалеть и выгораживать, они вас при случае тоже пожалеют. Ага, надейтесь… Встретите свору таких ублюдков в темном переулке — все равно забьют и бросят подыхать на морозе, да еще от души посмеются. Эта ваша так называемая норма ведет себя как раковая опухоль. Разрастается, дает метастазы, давит на соседние клетки, а больной, то есть общество, пытается убедить себя, что дела обстоят как надо — мелкие болячки, можно не обращать внимания. Они стараются уничтожить все, что не похоже на них и живет по-своему. Дика видел? Лорд подобрал его полгода назад в Вергемеше. Это причем даже не окраина вроде Мархена, а небольшой кордейский городок, от столицы двести шестьдесят километров. Дик умирал в местной больнице, его избили на улице. Он никого не убил, не изнасиловал, не предал, ничего не украл — он всего-навсего не похож на них. Его било человек десять. Черепно-мозговая травма, разрывы внутренних органов, множественные переломы. Местные власти не стали заводить уголовное дело, хотя весь Вергемеш в курсе, кто в этом участвовал. Мальчишке девятнадцать лет, и провинился он только в том, что не хотел превращаться в раковую клетку.

— Как же удалось его вылечить? Никаких следов не заметно…

— Лечить было бесполезно, лорд его исцелил.

Ого… На такое способны только маги высшей пробы. То, что Мерсмон рвется в верховные правители, нетипично. По традиции колдуны такой весовой категории держатся в стороне от политики.

Вслед за мимолетным удивлением в душе возник болезненный отклик на несправедливость:

— Подлость какая… В смысле, ситуация с Диком. И ничего нельзя сделать, чтобы их притянули к отаету?

— Пока ничего, но когда взойдет на престол Весенний Властитель, он сможет потребовать расследования. Или, наоборот, замять другое уголовное дело, а то Бранд рвался в этот Вергемеш, но ему велели дождаться весны. Пей кофе, остынет.

— Кстати, почему лорд? Это же несуществующий титул.

— Его ребята между собой так называют, он не возражает. А за «шефа» одному недогадливому бедняге досталось по-страшному, это слово ему не нравится, на всякий случай прими к сведению.

— У Бранда кузины со странностями, тебе не кажется?

— С чего ты взял? — неожиданно заинтересовалась Эфра. — Что тебе показалось странным?

— Ну… — Стефан вздохнул, обрадовавшись смене темы. — Если бы я был режиссером, а они — моими актрисами, я бы сказал, что они гонят совершенно не то.

— Сможешь сказать, что было не так?

— Разговаривают как-то неправильно, это сразу цепляет. И двигаются, словно какой-то хищный кордебалет!

Эфра вытащила из кармана записную книжку и с деловитым видом что-то пометила. Стефан тоже достал свой блокнот и записал про «хищный кордебалет», пригодится.

Встретившись глазами, одновременно усмехнулись, и он, приободрившись, рискнул снова вернуться к главному:

— Я продал парикмахерскую, чтобы увезти вас с Мархена. Съездил туда со специальным караваном, а вас уже нет. Извини, что я говорил, что их можно понять. Это как бы немного не я… Пожалуй, ты права насчет раковых клеток, но у меня с ними ничего общего. Я тебя люблю по-настоящему.

— Не обижайся, но никакой вашей любви мне даром не надо. А эти девочки, кстати, неплохие танцовщицы, выступают в масках. Приехали покорять столицу. Если наша команда победит, их возьмут в придворную труппу.

— Нельзя жить без любви! У нас с тобой все будет по-другому.

— Мне даже думать об этом противно. Сразу, знаешь ли, ассоциации… Это к тебе лично не относится, но ниже пояса я теперь словно каменная. Обледенелый камень. Держись от меня подальше.

У нее и в глазах поблескивал лед. Сине-серые узоры на стылом стекле.

— Неужели нельзя ничего сделать, чтобы ты поняла, что бывает по-другому? — жалким голосом спросил Стефан. — Чтобы ты смогла полюбить…

— А оно мне нужно? — Эфра неприятно усмехнулась. — Мысль о так называемой любви не вызывает у меня ничего, кроме рвотного рефлекса. Не знаю, что должно случиться, чтобы стало иначе. Наверное, что-то невозможное. Такое, во что я давно уже не верю.

— А твоя мама как себя чувствует? — поинтересовался он безнадежным тоном, прекрасно понимая, что его Эфра к разряду «невозможного» не причисляет.

— Неплохо. Лорд ее подлечил, и смена обстановки пошла на пользу, и то, что за меня больше не надо переживать.

— Я бы зашел к ней в гости, если она будет не против. Не дашь мне ее адрес?

— Не дам, — отрезала Эфра. — Не думай, что ко мне можно подобраться обходным путем.

— Да я… — он смешался, словно пойманный с поличным.

— Имей в виду, я выхожу замуж.

— Что?.. Как?.. За Бранда или заДика?

— При чем тут они? За господина Мерсмона. Я его официальная любовница, а в будущем стану женой. Послушай доброго совета, не надо за мной увиваться, а то нарвешься на такие неприятности, какие тебе и не снились.