— Встать! — приказал Дитко.

Сэмми поднялся, протирая сонные глаза.

— Слушай меня. Вот тебе запас еды и воды и таз для отправления естественных надобностей. Ближайшие три дня я не смогу обеспечить тебе туалет. Не бойся, я тебя не брошу. Я отправляюсь в Москву, мне надо лично переговорить с Генсеком. А ты пока посидишь взаперти. Единственный ключ я увожу с собой. И не вздумай звать на помощь! Во всем посольстве я один знаю, что ты здесь. Если тебя обнаружит кто-нибудь еще, с жизнью можешь распрощаться.

— Понятно, — безжизненным голосом ответил Сэмми Ки.

— От Сан-Франциско ты очень далеко, — напомнил полковник Дитко.

— Знаю.

— Хорошо. Я вернусь через три дня.

— А если нет?

— Для тебя будет лучше умереть от голода, чем обнаружить свое присутствие. Ясно?

Дверь захлопнулась, и Сэмми Ки опустился на пол.

Психологический расчет был верен, в этом полковник Дитко не сомневался. Пускай этот американо-кореец его ненавидит или боится — в будущем это может оказаться полезным. Как бы то ни было, ближайшие несколько дней для Сэмми Ки станут заполнены ожиданием полковника Дитко, поскольку его возвращение будет означать для парня свежую еду и избавление от удушающей вони собственных экскрементов.

До чего же просто манипулировать этими изнеженными американцами, подумал полковник Дитко. У себя на родине Сэмми Ки и думать не приходилось о еде. А уж туалет и душ — нечто само собой разумеющееся. И вот одного слова Дитко оказалось достаточно, чтобы сделать элементарные удобства чем-то самым желанным — более желанным, чем даже свобода. Это и будет для полковника гарантией сохранности его тайны.

Вернувшись к себе, полковник Виктор Дитко снял очки и швырнул на пол.

Однако от удара о половицу они не раскололись. Тогда Дитко раздавил их каблуком.

После этого он поднял самый большой осколок стекла и прошел к койке.

Работа в КГБ СССР не предполагала незапланированных поездок домой ни за какие взятки или просьбы — только по медицинским показаниям.

Полковнику Виктору Дитко позарез нужно было попасть в Москву. Он сел на койку и, стиснув зубы, принялся резать себе осколком стекла левый глаз.

Он стонал от боли, но утешал себя тем, что грядущее вознаграждение того стоит.

— Папочка, удобно тебе? — заботливо спросил Римо. Чиун, Мастер Синанджу, лежал на циновке на полу каюты. Им была предоставлена самая просторная офицерская каюта. В условиях подводной лодки это означало, что при сложенной койке места здесь было едва ли больше, чем в чулане. Старая голова Чиуна покоилась на двух пухлых подушках. Он слегка прикрыл подернутые пеленой карие глаза.

— Удобно мне будет тогда, когда наше плавание закончится.

— Мне тоже, — поддакнул Римо, опускаясь рядом со стариком на колени.

В каюте немного ощущалась качка. По углам, в расставленных Римо курильницах, дымились благовония, отчасти отбивающие противный металлический привкус циркулирующего в замкнутом пространстве воздуха — неизбежный спутник даже новейшей атомной подводной лодки. Римо понадобилось полдня, чтобы развесить по стенам с пластиковой отделкой «под дерево» гобелены из четырнадцати сундуков, в которых были сложены личные вещи Чиуна.

— Капитан сказал, к вечеру будем на месте, — произнес он.

— Откуда он знает? В этой вонючей посудине не бывает вечера.

— Ш-ш, — сказал Римо примирительно. — Нам еще повезло, что подлодка была готова к отплытию.

— Я просил тебя проверить золото. Ты это сделал?

— За последний час дважды ходил смотреть. Все на месте.

— Хорошо. Быть может, это последнее золото, которое Синанджу получит от сумасшедшего Императора Смита.

— Не говори так, Чиун.

— Все равно, — продолжал старик, по-прежнему держа глаза прикрытыми, — мне хорошо и покойно, потому что мы едем домой. В Синанджу.

— Это ты едешь домой, папочка. Синанджу — это твой дом, но не мой.

Смит хочет, чтобы я вернулся в Америку.

— Как ты можешь вернуться в эту страну? Бросить жену? Детей? Селение?

Римо не сдержался и переспросил:

— Жену? Детей? О чем ты?

— Конечно. Жену ты возьмешь сразу, как мы приедем в Синанджу. И она родит тебе детей. Это твой долг, Римо! Когда меня не станет, продолжать традиции будешь ты. У Синанджу должен быть преемник!

— Я польщен, папочка, но не уверен, что смогу это сделать.

— Не робей, Римо. Если тебе не удастся найти девушку, которая будет готова смириться с цветом твоей кожи, — я сам тебе ее подберу. Обещаю.

— О нет, — простонал Римо. — Никакого сводничества. Хватит! Забыл, как в прошлый раз пытался свести меня с корейской девушкой? Больше я на такой позор не пойду!

— Я умираю без настоящего наследника, лишенный внуков, а ты лишь усугубляешь мое страдание детскими капризами.

— Мне очень жаль, папочка, что у тебя нет внуков. Но я ничем не могу тебе помочь.

— Быть может, если ты не станешь мешкать, я еще доживу до того дня, когда твоя жена понесет под сердцем твоего ребенка. И тогда я смогу спокойно отправляться в мир иной. Этого мне бы хватило. Конечно, это не то, что качать внука на коленях, но меня всю жизнь преследовали неудачи.

— Неудачи? Да ты с одного американского контракта заработал для Синанджу больше золота, чем все твои предшественники, вместе взятые!

— Но я так и не добился должного почтения. Я служил не настоящему императору, а какому-то врачу, да к тому же шарлатану. В Египте, помнится, придворный лекарь всегда шествовал на два шага позади королевского ассасина. Вот до чего дожили — работаем на костоправов!

— Да на эти деньги поселок может жить несколько столетий!

— Сколько раз я тебе говорил, что Мастера Синанджу не трогают накопленный капитал?! — возмутился Чиун. — Кроме того, я первый из Мастеров, кто позорно сменил имя! Я тебе не рассказывал эту историю, Римо?

Римо хотел было сказать «да», но Чиун уже приготовился рассказывать.

— Я не всегда был известен как Чиун. При рождении я получил имя Нуич, сын Нуича, внук Юи. Мой род был славный род, ибо я был наследник великих традиций Синанджу. Но род Синанджу переживал не лучшие времена. Сначала были страшные войны в Европе, которые охватили весь мир, так что работы для ассасина совсем не осталось. Зато было много работы для солдат. Так прошли мои юные годы — в праздности и бесславных поручениях.

Женился я неудачно. Моя жена, острая на язык и алчная по характеру, не сумела родить мне наследника. Это была трагедия, но выход все же был найден. По ее настоянию я согласился взять в обучение в качестве будущего Мастера Синанджу одного из ее племянников, также названного в мою честь Нуичом. Я учил его постигать солнечный источник. Он оказался способным учеником. Он усваивал долго, но прочно. В отличие от некоторых, — добавил Чиун.

Римо не понял, считать ли последнюю реплику колкостью или же неумелым комплиментом. Он решил пропустить ее мимо ушей.

— Настал день передать полномочия Мастера Синанджу, и Нуич получил свое первое задание. Дни шли, но от него не было никаких известий. Дни складывались в недели и месяцы. И только по прошествии нескольких лет я узнал, что Нуич, этот толстомордый обманщик, вовсю практикует Синанджу по всему белу свету. А селение не получает ни гроша! Похоже было, что вновь настали тяжелые времена и нам опять придется отсылать младенцев в море.

Римо кивнул. «Отсылать младенцев в море» означало попросту их топить.

Синанджу был бедный поселок, с непригодной для возделывания землей, а воды залива были чересчур холодны, чтобы рассчитывать на богатый улов. В давние времена, если в селении недоставало пищи, новорожденных топили, как котят, — в надежде, что они воскреснут в лучшие времена. Сначала девочек, а когда становилось совсем голодно, то эта участь ожидала и мальчиков. В Синанджу существовал эвфемизм — «отсылать малюток в море», призванный сгладить горечь жестокой необходимости.

— Итак, — продолжал Чиун, — достигнув возраста, в котором мои предшественники уже почивали на заслуженном отдыхе после долгих лет странствий и благополучно нянчили многочисленных внучат, я был вынужден вновь подумать о своем долге перед предками. Я вынужден был сменить имя, с тем чтобы никто не мог подумать, будто я имею какое-то отношение к этому гнусному предателю Нуичу. Так я стал Чиуном. И под этим именем ты узнал меня, Римо.