— Твой отец, говорят, был орлом, — обратился он к плачущему мальчику, — но мой — львом! Лев сшиб орла одним ударом своей мощной лапы. А теперь я, сын льва, отпускаю тебя, орленок, на свободу. Покажи свое искусство, птенец!

С этими словами он сбросил сына Гектора со стен высокой башни.

Андромаха с криком рванулась вслед за ребенком, но Неоптолем успел схватить ее за пышные волосы и поволок назад во дворец.

Между тем по природе своей Неоптолем, убивший многих сыновей и дочерей Приама, а потом и самого дряхлого царя, не был таким уж кровожадным злодеем, каким проявил он себя во время взятия Трои.

Он родился во дворце царя острова Скироса Ликомеда, среди дочерей которого прятала богиня Фетида своего сына Ахилла, переодетого в женское платье. У одной из этих дочерей, Дайдамии, и появился ребенок греческого героя. Случилось это вскоре после того, как Ахилла выманили-таки на войну. Другими словами, ни он никогда не видел сына, ни сын никогда не видел его.

Человеком чести показал себя юный Неоптолем и в истории с Филоктетом. Он с самого начала не хотел играть роль провокатора, навязанную ему струсившим Одиссеем. А когда все же согласился, то не выдержал ее до конца и вернул Филоктету его смертельное оружие.

Но ведь недаром любили древние греки копье и меч. Вид проливаемой крови будоражил их нервы, приводил в первобытное состояние. А тут еще священное чувство мести за смерть героя-отца, пусть даже не встреченного им в этой земной жизни. Ведь есть еще жизнь загробная, вечная!..

Андромаха осталась у Неоптолема, который одним из первых покинул догоравшую Трою.

Корабль был загружен богатой добычей, на могиле отца совершены соответствующие жертвоприношения, включая и человеческие.

Жаль, конечно, красавицу Поликсену, ну, да она была предназначена Ахиллу. Пусть теперь играют свадьбу там, в царстве мертвых. А ему хватит пока и Андромахи, не говоря уже о других наложницах.

Возвратившись в Элладу, Неоптолем стал царствовать в Эпире, на обширной территории, занимавшей западную часть Северной Греции и граничившей на западе с Ионическим морем, а на востоке с Фессалией, родиной его отца.

Своим управляющим он назначил, как это на первый взгляд ни загадочно, главного прорицателя Трои Гелена, брата Кассандры и Гектора. Впрочем, если вдуматься получше, ничего загадочного в этом нет. Так, наверное, были оценены заслуги птицегадателя во время защиты им Трои. Неоптолем даже указал его имя в качестве одного из наследников.

Между тем вся эта комбинация была затеяна не кем иным, как самим богом Аполлоном, выступавшим на стороне троянцев. Вспомним, что и Ахилла сразил именно он, вложив в руки Париса свою заколдованную стрелу и направляя ее во время полета.

Подобная участь ждала и сына Ахилла, Неоптолема.

Гелен, имевший богатейший опыт дворцовых интриг, отравлял жизнь Неоптолема малыми дозами смертельного яда истины. «Разве не смешно, — говорил он царю, — что героя, одним своим видом разгонявшего целое войско, спасаясь от которого трижды обежал стены Трои ее главный защитник Гектор, муж славный и могучий, так вот, разве не смешно, что такого героя смог уложить ничтожнейший из всех, да еще попав стрелой в пятку!»

Неоптолем, понимавший, что ответ на этот вопрос он может найти только у богов, решил съездить в Дельфы и обратиться к знаменитому оракулу Аполлона.

Откуда было знать молодому царю, что добывать сведения об убийстве своего отца он едет к самому убийце?

Когда Неоптолем вошел в храм и начал задавать свои дерзкие вопросы, мстительный Аполлон просто-напросто натравил на него толпу дельфийцев, которые и растерзали сына великого Ахилла. Вот как описывает эту сцену Еврипид в трагедии «Андромаха»:

Еще Павсаний видел в Дельфах жертвенник, на котором жрец Аполлона убил Неоптолема. Там же находится и его могила, на которой дельфийцы ежегодно приносили покойному жертву всесожжения.

Остается добавить, что Гелен в тяжбе с прочими наследниками отсудил две трети Эпира, женился на Андромахе, основал свою, новую, Трою и стал наконец властительным царем, к чему и стремился всю жизнь.

Любое, даже самое радостное событие, если его ждешь слишком долго, не приносит радости в той степени, на которую ты надеешься. Чувство новизны притупляется ожиданием. Все кажется рутиной, хочется поскорее развязаться с затянувшимся делом и приняться за что-то другое.

Троянская война не стала исключением из этого правила. Хотя взятие Трои, разумеется, обрадовало ахейцев.

Обрадовало, прежде всего, тем, что закончилась наконец-то эта бестолковая, растянувшаяся на целое десятилетие война. А ведь многие не были на родине не десять лет, а куда как дольше — со дня похищения спартанской царицы.

Домой рвались все, особенно Менелай, заполучивший таки свою не особо нравственную женушку, а в придачу к ней — свои собственные сокровища, вывезенные когда-то из Спарты.

Агамемнон, в отличие от брата, был мрачнее тучи. Разве мог радовать его вид сожженной Трои? Умный правитель, он понимал, что войны ведутся вовсе не ради разрушения городов. Чувствовал и то, что навлек на себя, как на командующего войсками, страшный гнев Афины Паллады, защитницы крепостей.

Между братьями будто пробежала черная кошка.

Но вот уже похоронены павшие в сражениях герои. Вот совершены на могилах необходимые жертвоприношения в их честь.

— Хватит! — заявил холодным осенним утром старшему брату Менелай. — Ты как знаешь, а я отправляюсь домой.

— А как же Троя? — спросил, с трудом сдерживая себя, Агамемнон.

— Троя?! — удивился непонимающий Мене-лай. — А при чем здесь Троя?

Тяжело вздохнув, Агамемнон подергал себя за рано поседевшую бороду. «Наградили же боги братцем, — подумал он. — Собственную жену в руках не мог удержать… И главное, как ему объяснить, что нельзя, придя в чужую страну, разрушить ее города, захватить много пленников и добычи и опять уйти. Просто так уйти восвояси. Покоренную державу обязательно нужно сделать своим союзником. А для этого следует с уважением относиться к павшим противникам. Совершить над ними достойный погребальный обряд, принести обильные жертвы, которые столь угодны богам. Нет, нельзя было разрушать Трою до основания. На пустое место явятся новые народы, а когда накопят достаточно сил, снова станут грозить Элладе».

Целый день продолжался спор между царственными братьями, пусть для Агамемнона это больше был спор с самим собой. А наутро большая часть греческих кораблей, взяв на борт свою долю богатой добычи, навсегда покинула Троаду.

Отплыли Нестор, Диомед, Неоптолем, Идоменей и Филоктет.

Чуть позже отбыл и Менелай, догнавший Нестора с Диомедом на острове Лесбос.