В первый день Мирабо вошел в милость к дяде благодаря чисто физическому сходству; в последующие недели он обворожил его духовно. Бальи прочел записки об истории Корсики, побеседовал о тысяче предметов с непокорным племянником, которого Друг людей прозвал «господин Ураган», и признался, что совершенно покорен: «Мне никогда не доводилось встречать столь умного человека. Либо это величайший насмешник в мире, либо он будет самым достойным в Европе претендентом на роль папы, министра, генерала сухопутных или морских войск, завоевателя земель. Он превзойдет Марка Аврелия, если не затмит Нерона».

Друг людей счел похвалы чрезмерными и не преминул написать об этом; Бальи же продолжил свою защитную речь: «Из этой головы так и сыплются идеи, некоторые из них совершенно новы… Он только что дал мне прочесть предисловие к „Истории Корсики“; уверяю тебя, что в двадцать два года ты не создал бы ничего подобного». Малоприятное заключение для литератора, который считал себя тогда самым знаменитым в Европе!

Бальи отвез племянника в замок Мирабо. Оноре Габриэль увлеченно осматривал земли, расспрашивал о возделываемых на них культурах, о нравах и обычаях.

В этот период буколического обучения произошла темная история. Бальи пригласил в замок еще и свою племянницу Луизу де Кабри — дочь Друга людей, родившуюся в 1752 году. Она провела юность в монастыре в Монтаржи, где получила весьма светское воспитание. Госпожа де Ремини, монахиня-доминиканка, подготовила ее не к жизни во Христе, а к галантным приключениям, словно ей было предназначено судьбой стать фавориткой короля, поспособствовав тем самым возвышению рода Мирабо. Друг людей тогда не слишком котировался, чтобы его дочь могла претендовать на вакантное место, которое потом займет госпожа Дюбарри. Кроме того, экономисты рассуждали о нравственности, но та способна сыграть злую шутку, если воздвигнуть ее на пьедестал физиократии.

Маркиз де Мирабо решил выгодно выдать замуж младшую дочь; с этой целью он вновь прибегнул к методу, оказавшемуся столь неудачным для него самого. Он выискивал подходящую партию, роясь в архивах Прованса.

Его внимание привлекло слывшее очень богатым семейство маркизы де Кабри, владелицы поселка, расположенного высоко в горах, над Грассом. У маркизы был девятнадцатилетний сын. Даже не соизволив на него взглянуть, Друг людей решил сделать его своим зятем. Он занял 30 тысяч ливров, которых Кабри требовали в качестве приданого. Потом, под давлением госпожи де Пайи, желавшей поскорее избавиться от детей своего любовника, он отдал семнадцатилетнюю девушку ненормальному человеку, чья сестра находилась в сумасшедшем доме, и отец также был безумен. Когда выяснилось это обстоятельство, отступать было поздно: молодой де Кабри обменялся в Биньоне кольцами с Луизой де Мирабо и отвез ее в Грасс.

Если Оноре Габриэль грозил сделаться Нероном, то Луиза де Кабри в свои двадцать лет уже затмила Мессалину. Бальи об этом и не подозревал.

Супруги Кабри прибыли в фамильный замок вместе с другом, маркизом де Клапье, племянником Вовенарга. Мирабо увидел сестру, с которой расстался, когда той едва минуло одиннадцать. Он задрожал, созерцая прекрасную незнакомку: «Она была в самом расцвете блестящей юности, ее черные глаза были невероятно выразительны, она обладала свежестью Гебы и благородным видом, какой теперь можно найти только у античных статуй, а красивее фигуры я никогда не видел».

В последующие дни юноша и девушка, родные по крови, с волнением открыли для себя друг друга. Рука об руку они гуляли по холмам, под которыми змеился серебристо-голубой Дюранс; прятались под соснами и поверяли друг другу мечты. Жена импотента, эта чувственная девушка с восторгом взирала на некрасивую мужественность своего брата; именно с таким самцом она хотела бы жить, а он восхищался этой женщиной, не уступавшей ему по уму.

Про́клятые герои! То же влечение вскоре почувствует в бретонских ландах Шатобриан рядом со своей сестрой Люсиль. В замке Мирабо брат и сестра перестраивали мир, которым, возможно, повелевали бы вдвоем. Наверное, в этом кроется ключ к загадке. Уже много позже в одном письме Мирабо, возможно, из порочного бахвальства, навел тень на эту привязанность, хотя в XVIII веке кровосмешение не судили так строго, как в наши дни.

Разумеется, приязнь брата и сестры была экзальтированной, но чувства Мирабо всегда били через край.

В те дни, когда они предавались мечтам, Мирабо не только по-прежнему переписывался с дочкой полицейского из Сента, но еще и имел в любовницах свою дальнюю родственницу, маркизу де Лиме-Кориоли, жившую в соседнем замке. Это была чувственная и пылкая женщина, очень красивая, с ослепительным цветом лица, «сильная, как турок и подвижная, как баск», — уверяет Бальи. Будучи замужем за пятидесятилетним мужчиной, выведенным из строя постыдной болезнью, госпожа де Лиме была лишена радостей жизни. Мирабо оказался рядом в подходящий момент и воспользовался легкой победой. Любовники носились верхом по полям; дама, чтобы сохранить при себе мужественного спутника, предложила ему жениться на местной уроженке.

Для этого было еще не время. Мечтая о военной карьере, Оноре Габриэль думал только о том, как бы заполучить полк. Друг людей был несговорчив, он собирался претворить в жизнь свои финансовые планы: госпожа де Вассан умирала, и пора было завладеть огромным состоянием, которого он вожделел вот уже четверть века. Для воплощения этого замысла требовалась помощь; 25 августа 1770 года отец обратился за ней к сыну. Тот поспешно уехал из Прованса, известив об этом запиской Луизу. Прочитав письмо, та прошептала со слезами на глазах: «Я полюблю моего мужа, когда он станет походить на моего брата».

В первый раз после приключения, закончившегося на острове Ре, Мирабо собирался увидеться с отцом; ему было немного боязно. Однако Друг людей принял его с обезоруживающей любезностью, так что Оноре Габриэль несколько недель тешил себя иллюзией, думая, что его понимают, даже любят.

Но любезность маркиза не была чистосердечной; он хотел сделать сына своим союзником и использовать его таланты для переговоров с целью получения наследства. Оноре Габриэль почуял, в чем тут дело, и вызвался исполнить поручение прежде, чем оно было предложено; он надеялся порадеть о собственных интересах и получить финансовые выгоды, сравнимые с теми, что получат его сестры. Итак, он отправился к умирающей бабушке и в дальнейшем похвалялся тем, что в эти печальные дни действовал очень тактично.

Однако, похоже, госпоже де Вассан не было дела до мнения внука, прославившегося только своими дебошами. Она не упомянула его в завещании, которое составила уже давно; одно из своих имений она передала дочери, маркизе де Мирабо, остальная же собственность переходила в общее пользование. Это завещание вызвало один из самых примечательных и затяжных процессов XVIII века.

Оноре Габриэль несколько дней находился под впечатлением агонии своей бабки. Потом он повел себя как дипломат: нужно было убедить мать исполнить завещание, а следовательно, поручить маркизу де Мирабо распорядиться общим имуществом. Госпожа де Мирабо надеялась найти в сыне союзника, но увидев, что сын явился отстаивать интересы отца, она пришла в ярость, в пылу спора схватила пистолет и разрядила его в старшего сына, по счастью, не задев его.

Насмерть перепуганный, Мирабо поспешно вернулся в замок Эгперс, в свое баронство Пьер-Бюфьер; именно там поселился маркиз, чтобы уладить дела с наследством Вассанов. Известие о пистолетном выстреле порадовало Друга людей: поступок подтверждал со всей наглядностью, что его жена опасна для общества. Маркиз велел Оноре Габриэлю подтвердить диагноз, и тот выполнил это с удовольствием, добавив несколько слов от себя. Тогда маркиз выказал некоторое доверие к сыну, поручив ему на время управление баронством, в то время как он сам отправился в Париж к госпоже де Пайи.

Последующие месяцы были очень важны для социального становления Мирабо. В Лимузене случился неурожай, а у маркиза имелись запасы продовольствия: рис и зерно. Оноре Габриэль, которому поручили обеспечить всем необходимым своих вассалов, наслаждался идиллической эйфорией, которой предавался сытый народ.