Он нежился в ванной перед сном, когда ожила трубка, вставленная в специальное позолоченное жерло-подставку на стене. С уже привычно замершим сердцем Желудев поднес ее к уху. Вместо ожидаемого наглого полудетского дисканта услышал вежливый, с вкрадчивыми модуляциями молодой голос.
— Станислав Ильич?
— Да. Кто это?
— Меня зовут Никита. У нас с вами есть маленькая проблема, которую хотелось бы поскорее решить.
Желудев сразу связал все концы с концами и испытал вдруг огромное радостное облегчение.
— Ты разве опять живой, парень? — спросил почти весело. — Ничего. Уверяю тебя, это надолго не затянется.
— Конечно, — учтиво согласился звонивший. — Причем это касается каждого человека. Так вот, о нашей проблеме… Лучше бы обсудить ее при встрече, но, похоже, вы так настроены, что вряд ли это возможно. Кстати, я вас понимаю, Станислав Ильич. Любому неприятно, когда яйца откручивают.
Фанаберия наглеца была настолько нелепой, что Желудев даже не рассердился. Продолжал радоваться тому, что враг наконец-то объяснился, сам пришел, и это совсем не опасный враг. Можно сказать, вообще не враг, а так — недоразумение, связанное с неудачным расположением звезд. Фикция. Тьфу на тебя! Желудев проявил великодушие.
— Послушай, щенок, — сказал наставительно. — Я мог бы на этом и закончить разговор. Ты сделал роковую ошибку, позвонив сюда. Теперь ты спекся. Но хочу на прощанье дать совет. Завтра утром приезжай в офис «Дулитла», там тебе будет выписан пропуск. Поднимешься в кабинет к господину Васюкову, это наш начальник безопасности. Сдашься ему, как говорится, с повинной. А уж он решит, что с тобой делать. Понимаешь, о чем я? Или совсем рассудок потерял? Хватит бегать, ты же не заяц.
— Спасибо за предложение, — отозвался Никита. — Но в советах я пока не нуждаюсь… Вы спросили, не потерял ли я рассудок. Нет, Станислав Ильич, не потерял. А вот насчет вас не уверен. Складывается впечатление, будто вы витаете где-то в облаках. И разговариваете как-то чудно. Я вам про Фому, а вы все про своего Ерему.
С насмешливой улыбкой Станислав Ильич понес трубку в гнездо, но ублюдок словно подглядел издалека и поспешно окликнул:
— Еще секунду. Станислав Ильич! Одну секунду.
— Ну?
— Чего ж теперь нукать… Вы ведь, Станислав Ильич, не только папу надули. Это полбеды, хотя и стыдно. Все-таки Борис из всех из вас из сволочей миллионеров сделал, страну вам отдал… Ну да бог с ним, с папой, у него уже и зубов не осталось… Но вы Левушку Кобрика кинули на десять «лимонов». Это как понять? Это очень серьезно. Если достопочтенный господин Кобрик об этом узнает, страшно подумать, чем это может обернуться. Кобрик! Как вы могли, Станислав Ильич? Просто завидую вашему мужеству.
На мгновение Желудев утратил слух и дар речи. Застыл изваянием, высунувшись наполовину из шелковистой теплой пены. То, что он услышал, было невероятно. Есть сведения, которые не озвучиваются без того, чтобы не произвести сильнейших потрясений, вплоть до изломов в земной коре. Эта информация была как раз из такого ряда, и самое главное, она была правдива. Но тот, кто звонил — Никита он или дьявол во плоти, — никак не мог этого знать. То есть никто в мире не мог знать об этой сделке, канувшей в Лету и не оставившей никаких следов. Сам Желудев со временем забыл о ней, как о дурном сне. И при всем желании не смог бы восстановить всех подробностей. Так человек иногда напрочь забывает о самоубийстве, совершенном под воздействием гипноза или наркотического зелья, но неудавшемся. Память об этом событии в наглухо закрытой зоне сознания. И если оттуда все же иной раз всплывали шальные десять миллионов, то не в виде реальной цифры, а как абстрактная, виртуальная картинка в Интернете. Неужто впрямь верно, что нет на свете ничего тайного, ничего такого, что время пожирает без остатка? Конечно, тогда он был слишком еще молод и азартен, чтобы бояться какого-то Кобрика, тем более не боялся он его сейчас, могучий и всевластный. Не боялся, но понимал, что Кобрик, узнав о кидалове, примет меры незамедлительно. Он не потребует деньги обратно, деньги ему не нужны. Меры будут совсем другие. Кто такой Кобрик? Да нет никакого Кобрика в природе, а есть воплощенный ужас, который носит это имя и который придет к нему, к интеллигентному, образованному человеку, известному бизнесмену и спонсору, просверлит в его голове дырку и с улыбкой вычерпает из нее мозг специальной серебряной ложечкой. Увы, это не преувеличение. Это нормальная суровая реальность россиянского рынка, на котором Желудев был просто одним из удачливых игроков, а тот, которого зовут Кобрик, пожирателем протаплазмы. Во всем мире сыщется, может быть, всего с пяток существ, подобных Кобрику, призванных быть санитарами планеты. И они необходимы. Ибо без их молчаливого надзора человечество с его нынешних финансовых вершин неизбежно скатилось бы обратно в пещеры, ко временам натурального обмена. Это Желудев признавал, но это тоже было одной из тайн, известных только посвященным. Если бы Кобрика не было, его следовало выдумать. Желудев его не боялся, он давно никого не боялся, но не хотел, чтобы внезапно, от глупого дуновения сквозняка, потух драгоценный огонек его души.
Он обул Кобрика на десять «лимонов». Это случилось двенадцать лет назад. Поправить ничего нельзя. Мальчишка на другом конце трубки знал об этом. С этой минуты отсчет времени пойдет по-другому. Он, Желудев, должен уничтожить подонка до того, как тот произнесет страшные слова вторично. Это единственный выход из сложившегося положения.
Игра предстояла тонкая, что ж, тем интереснее. Давненько никто не бросал ему такой открытый вызов. И кто посмел? Подумать только! Какой-то оборзевший русский голодранец. Но что-то в нем, наверное, есть, раз он так ловко, раз за разом воскресает из мертвых.
Станислав Ильич проглотил комок в горле и произнес мягко, с оттенком уважительности:
— Никита?
— Да, Станислав Ильич.
— А что, если тебе подскочить ко мне прямо сейчас? Сразу все обсудим.
— Я не придурок.
— Понятно. Но ведь разговор не телефонный.
— У нас нет выбора.
— Если ты мне не веришь, то как же мы вообще сможем договориться?
— Станислав Ильич!
— Хорошо. Чего ты хочешь?
— Принцессу, — сказал Никита. — И гарантии.
— Какие гарантии?
— Гарантии, что оставите нас в покое.
— Но принцесса — моя невеста.
— Моя тоже, — ответил Никита.
Желудев улыбнулся, открыл кран с горячей водой. Охота началась — и подонку никоим образом не удастся спастись.
— Наверное, она сама должна разобраться. Уверяю тебя, Никита, никто не держит ее силой. Но она женщина. Она умеет считать.
— Топчемся на месте, Станислав Ильич.
— Не по моей вине. Пойми, Никита, такие дела обсуждаются в спокойной обстановке. Без глупых угроз и намеков. Тебе сколько лет?
— Восемнадцать, — сказал Никита. — Вы сейчас туго соображаете, Станислав Ильич. Давайте перезвоню завтра.
— Подожди. — Все же раздражение пробивалось, хотя удавалось его сдерживать. — Что ты понимаешь под гарантиями?
— Да я пошутил, — засмеялся Никита. — Гарантии у меня есть. Вернете принцессу — и разойдемся миром. Батюшку все равно не вернешь.
— Какого батюшку?
— Да папаню ее. Говорят, прекрасный был человек, историк, граф. Я с ним познакомиться не успел. Напрасно вы его убили, ну чем он вам уж так мешал? Жестокий вы все-таки человек, Станислав Ильич. В чем-то господину Кобрику не уступаете. Хотя у того, говорят, хватка вообще бульдожья.
Желудев запыхтел, раздулся и не почувствовал, как на плечо пролился кипяток из крана. Заметил, когда кожа запылала. Но ответил по-прежнему спокойно:
— Не знаю, что ты о себе возомнил, Никита, но, если будешь продолжать в таком тоне, можем и не договориться.
— Обязательно договоримся, — весело уверил собеседник. — Мы уже договорились, разве вы не поняли?
Желудев начал отвечать, но вдруг ощутил, что разговаривает уже с тишиной. Мерзавец отключился.