К поместью Руслана Атаева Магомай подъехал около семи вечера, когда начинало смеркаться. Прикатил на стареньком «Пежо», который угнал с платной стоянки неподалеку от отеля. Рядом на сиденье в вольной позе раскинулась мулатка Фрося. Как обычно, у нее был такой вид, будто она на грани оргазма. Она и правда при легкой тряске в машине умела это делать не хуже, чем с мужиком. С Магомаем они были одного поля ягоды, но он редко прибегал к ее услугам, может, раза три за все годы. Фрося была убежденной сатанисткой, а это означало, что доверять ей нельзя ни в чем. С сатанистами он вообще предпочитал не иметь дела, хотя они всегда к нему тянулись, как к родному. Ни разу не участвовал и в черных мессах, от которых мулатка Фрося, по ее словам, балдела и улетала.

В Москве она появилась лет пять назад, по происхождению была мексиканкой и даже успела сняться в одном из самых любимых россиянами сериалов, в «Тропиканке». Сыграла трогательную роль невинной девушки, вроде нашей Золушки, которую в каждой серии насилуют злодеи, но, в конце концов, благодаря своей красоте, скромности и высоким душевным устремлениям, она находит нелегкое счастье в объятиях благородного мультимиллионера Хуана. Впоследствии у Фроси на родине что-то не заладилось, ее подставили на партии наркотиков, и пришлось рвать когти. Она удрала в Москву, рассудив (не без ума), что в этом городе ее не поймает никакой Интерпол. Быстро освоилась, за копейки выправила себе документы и прописку, и вписалась в рыночную среду, как белка в дупло. За два месяца овладела русским языком, купила квартиру на Арбате, завела множество полезных знакомств как среди братвы, так и среди чиновничьего люда. Оказывала услуги в основном в области черной магии, но иногда, если попадался солидный клиент, подрабатывала и натурой. Одна ночь с Фросей-Тропиканкой обходилась не меньше, чем в тысячу долларов, но те, кто раскошелился, уверяли, что еще недорого. Позже, когда выяснилось, что она сатанистка и владеет сокровенными тайнами вуду, ее авторитет поднялся до отметки не ниже районного префекта. Дела шли так хорошо, что для того чтобы попасть с ночевкой в ее трехкомнатную квартиру на Арбате, надо было записываться чуть ли не за полгода. Правда, ходил слушок, что некоторые из клиентов, приглашенные на пир любви, исчезали бесследно, но это никого не отпугивало, как не отпугивал такой поворот событий любовников Клеопатры. Пресыщенные буржуа, ошалевшие от халявных бабок, готовы были рискнуть головой ради удовольствия испытать страсть, какой она бывает в аду.

Филимон Сергеевич познакомился с ней при забавных обстоятельствах. Как-то после удачного отстрела зашел скоротать вечерок в ночной клуб «Дарьял», принадлежащий староватому бакинцу Шохе Шахиджану, про которого поговаривали, что он скупил уже половину Москвы (это, конечно, романтическое преувеличение). «Дарьял» славился тем, что сюда, по примеру английских клубов, не пускали всякую мелкую шваль, вырубая ее прямо на пороге. Короче, безопасное, тихое местечко, но и цены, естественно, соответствующие. Девочки здесь шли не ниже трехсот долларов за штуку, и даже игральные автоматы принимали купюры достоинством не ниже пятисотенной. У Магомая игра не клеилась, за час скормил рулетке две штуки, и в банчок спустил еще три. Огорчился, конечно, будучи бережливым человеком, но не сильно. В баре заказал питье и свиную отбивную, и тут как раз началась музыкальная программа. Филимон Сергеевич не был большим поклонником стриптиза, на сцену поглядывал одним глазом, хотя конферансье то и дело объявлял имена танцовщиц, среди которых сверкали и примы Большого театра, и звезды цыганских таборов, и гастролерши из «Мулен-Руж» и «Гардиан-опера». Его тонкий вкус коробило, что самые изысканные кульбиты вокруг пластикового шеста, имитирующего гигантский фаллос, заканчивались одним и тем же: трясением голых сисек и назойливой пробежкой среди гостей с выклянчиванием дополнительного вознаграждения. Но когда дородный конферансье, затянутый в короткое платьице трансвестита, со счастливым придыханием сообщил, что выступит с сольным номером известная и любимая в России, прославленная Фрося-Тропиканка, насторожился. Он давно собирался познакомиться с женщиной, о которой ходили невероятные слухи. Если хотя бы половина из них правда, думал он, у них обязательно найдется, о чем поговорить.

На помост, под свет приглушенного юпитера выскочила смуглая женщина с черными распущенными волосами и с изумительным, соразмерным во всех пропорциях телом. Под ритмичную мелодию она двигалась с такой вызывающе-дерзкой грацией, что мужчины в зале одновременно облизнулись, а у многоопытного, не слишком охочего до баб Филимона Сергеевича по-горячему повело в паху, чего с ним давно не бывало. И все те минуты, пока яркоглазая шалунья искусно освобождалась, выныривала из многочисленных складок тропиканских нарядов, и до того мгновения, когда она, обнаженная, забилась в диких конвульсиях, обвиваясь вокруг пластикового фаллоса, он следил за ней неотрывно, замерев с бокалом «Кровавой Мэри» в руке.

В «Дарьяле» у него был свой человек – надсмотрщик всей здешней обслуги, включая охранников, – Лева Пантера. Из бывших оперов с Петровки. У них сложились добрые, деловые отношения, можно сказать, взаимовыгодные. Нашел Леву в его личном кабинете возле гардероба, откуда тот по нескольким мониторам следил за тем, что происходит во всех закоулках двухэтажного здания «Дарьяла». Ма-гомая опер приветствовал радушно и тут же, скривив рот, выразил сочувствие:

– Видел, видел, Маго. Сегодня не твой день. Сколько просадил?

– А-а, – отмахнулся Магомай. – Пустяки, Левушка. Сам как поживаешь? Дома как? Витек все керосинит?

Больное задел. Витек, старший сын опера, двадцатилетний, был оболтус каких мало. Учиться не хотел, путался со всякой рванью и глушил по-черному. Но на иглу пока не сел, что вселяло надежду. В тех компаниях, где он ошивался, мало кто обходился без дури. Магомай как-то предложил свою помощь. Лева выслушал его со вниманием, поблагодарил, но отказался. Магомай присоветовал простую, но действенную вещь: отметелить парня, может, слегка покалечить, и повторять процедуру при каждом новом срыве. Магомай считал, что это единственный способ вернуть мальчика на путь истинный, но отцовские чувства не позволяли Леве согласиться с радикальным мнением. Надеялся, что сынок еще немного покуралесит – и сам опомнится. У Левы все было подготовлено для того, чтобы отправить сына в Мюнхен, в какой-то элитарный колледж с очень строгим уставом.

– С Витюней по-старому. Хотя есть намеки на просветление. Два дня трезвый дома сидел, и сучку эту вроде отшил, Маню Закидуху. Ох, опасная тварь. Она его больше всех провоцирует. Он же телок. Она его на крючке держит. Все соки высосала. Без ханки с ним не трахается, и на дозу он ей каждый день отстегивает. У нее прейскурант: один трах – две бутылки белой. Внушила телку, что у нее организм так устроен, без водки ей не в кайф. Да я тебе рассказывал про нее.

– Хочешь, уберем? – по-дружески предложил Филимон Сергеевич. – По минимальной таксе. Как за бомжа.

– Не-е, не надо. Витюня парень нервный, впечатлительный, боюсь, не простит. Сейчас мы все же на контакте… Ты по делу или как?

– Что ты, Левушка, какое дело… Давно не виделцсь… Слушай, а вот эта Тропиканка, к ней какой подход?

Бывший опер улыбнулся с пониманием.

– На экзотику потянуло, Маго? Что ж, она того стоит. Ребята, кто с ней был, рассказывали, незабываемые впечатления. Мертвого подымет. Но ведь опасная, Филимон. Говорят, заклятия знает. Кто не угодит, исчезают бесследно.

– Это ничего, – уверил Филимон Сергеевич. – Я не исчезну.

– Тогда садись за столик, подошлю к тебе. О цене сами условитесь. То есть, короче, она ее сама назначает, а уж ты соглашайся или нет. Но не торгуйся. Торговаться бесполезно. Сатанистка одним словом.

Филимон Сергеевич в ресторане заказал себе пару жульенчиков, овощи. Терпеливо ждал – и дождался. Около двух ночи Тропиканка подсела к нему, но была какая-то нахмуренная и не по-доброму сосредоточенная.