Римо вспомнил «крысиные черепа» и подумал, что если бы не смог постоять за себя, то, скорее всего, стал бы еще одной жертвой.
И Римо вовсе не удивился, когда выяснилось, что выступавшая живет в престижном районе Чикаго и ей абсолютно безразлична судьба тех, кому средства не позволяют поселиться в доме с привратником.
Когда действенность законов по борьбе с уголовной преступностью падает и судьи выносят все более мягкие приговоры, число преступлений растет.
Тут все очень просто. Непросто только найти выход из подобной ситуации.
А выступавшая по радио дама считала, что для этого государство должно всего-навсего изменить человеческую природу. С этой целью она призывала закрыть все тюрьмы.
— Они не способны наставить на путь истинный, — вещала она. — Преступник выходит из тюрьмы еще более закореневшим, чем до того, как попал туда.
Если у кого-то возникнут какие-либо мысли на этот счет, она с удовольствием познакомится с ними. Ей можно писать. На виллу в окрестностях Манитобы.
Глава 7
У Ванды Рейдел был готовый план. Так почему же «Саммит-Стьюдиоз» ведут себя как законченные идиоты? Она заполучила режиссера, награжденного премией Кино-академии, и сценариста-лауреата той же премии, и актера, который прекрасно подходит на главную роль. Неужели они не хотят поставить что-нибудь вроде «Крестного отца»? Если так, то она позволит себе напомнить, что у них есть ряд довольно влиятельных акционеров, которые и без того недовольны сорванным по вине руководства студии договором, так что она обещает: скоро их головы полетят с плеч.
— Кто угрожает? Это я угрожаю? — возопила Ванда. Секретарша нежно склонилась над ее пухлым белокожим телом, любовно поправляя прическу, которая, по словам парикмахера, называлась «Ванда».
— Просто ваш стиль, драгоценная вы моя, — сказал ей парикмахер. Волосы выглядели так, словно их покрыли штукатуркой в несколько слоев. Ванда Рейдел, которую все в Голливуде называли Спрутом, носила просторные платья в гавайском стиле н каскады драгоценностей, придававшие ей вид величественной горы, утопающей в облаках и усыпанной сверкающими бело-зелеными камнями. Все эти камни сильно напоминали дешевые украшения, столь модные в Бронксе, где Ванда росла.
Когда Спрут заработала свой первый миллион, она заказала одному из римских ювелиров украшения по собственному эскизу. От него сразу ушли два подмастерья, но зато этот заказ привлек множество клиентов, потому что, если хочешь дружить с Вандой, приходится покупать драгоценности в ее любимом римском магазине.
Одна актриса, заказывая брошь за двадцать тысяч долларов, попросила:
«Сделайте дешевку в Вандином стиле».
В Голливуде это называли «вандастическими драгоценностями». Ювелиры, продолжившие традицию Челлини и создавшие всемирно признанные шедевры для рода Уиндзоров, Ротшильдов и Круппов, теперь перешли на ассортимент магазина фирмы «Вулворт», что на Фордхэм-роуд.
— Я никому никогда не угрожала и не собираюсь угрожать, — сказала Ванда. — Но в моих руках деньги просто творят чудеса. И если ваши акционеры напустятся на вас из-за того, что вы не желаете зарабатывать для них деньги, то это не моя вина!
— Ванда, милая, — произнес Дел Стейси, тоже носивший морское прозвище «Ракообразное», — такие вещи могли у тебя пройти давным-давно, в начале твоей карьеры, но только не сейчас.
— Что ты имеешь в виду под этим давным-давно?
— До прошлого четверга. Ты совершаешь ошибку, радость моя.
— Ха! — сказала Ванда с легким смешком. — Целую тебя, — проворковала она, но когда повесила трубку, лучезарная улыбка у нее на лице сменилась темной, мрачной гримасой. — Убирайся отсюда, дура! — крикнула она секретарше.
— Хорошо, дорогая, — ответила та.
Когда секретарша, кланяясь и пятясь, ушла, Спрут принялась барабанить пальцами с длинными ногтями, накрашенными зеленым лаком и украшенными наклепками с изображением Тадж-Махала, по перламутровой крышке стола.
Бывший вице-президент студии как-то заметил, что этот стол как будто взят с кухни у нелегальных эмигрантов. Теперь он в Бербанке торгует запчастями для тракторов.
Она взглянула через розоватые стекла окон на Сансет-бульвар. Этот маленький ублюдок из «Саммита» прав — она совершает ошибку. Конечно, не такую огромную ошибку, но этого уже достаточно, чтобы потерпеть фиаско в городе, где не верят слезам.
Нужно обязательно запустить эту сделку с «Саммитом». Просто беспроигрышный вариант. Идеальный набор. И все хорошо заработают: и режиссер, удостоенный премии Киноакадемии, и сценарист-лауреат той же премии, и актер, который идеально подходит на эту роль.
К сожалению, сценарист уже подписал контракт с другим агентом, а режиссер вообще не желает с ней говорить. Особый тип идиота, который, как ребенок, носится с какой-то безумной идеей. Зациклился на совершенно не выполнимом обещании и теперь не может успокоиться, согласившись на игрушку, немного отличающуюся от той, что ему посулили. Вот заладил: Марлон Брандо, Марлон Брандо. Как заезженная пластинка. Подавай ему, видишь ли, Марлона Брандо.
Никак не может понять, что Брандо занят в другом фильме. Не может взглянуть на вещи, как зрелый человек, иначе бы понял, что, если нельзя заполучить одного актера, его надо заменить другим. Раз Брандо уже занят, то следует довольствоваться Биффом Бэллоном.
— Какая разница? — спрашивала его Ванда. — Бифф вполне может сыграть деда, стоит только покрасить его чудные светлые волосы и спрятать роскошные мускулы. Послушайте меня, гораздо легче будет загримировать Биффа под старика, чем привести Марлона в физическую форму, необходимую для «Любовника-афериста». Хотела бы я посмотреть, как Марлон станет прыгать из горящего дома с автоматом в руке и ножом в зубах и умудрится при этом остаться невредимым.
Но детское упрямство сеть детское упрямство. Поэтому режиссер не желал с нею говорить, а сценарист вообще ни с кем не разговаривал, потому что ему запретил это делать его агент.
Так что, когда Ванда Рейдел сказала представителям компании «Саммит пикчэрз», что уговорила и сценариста, и режиссера, и актера, она была не вполне точна. У нее был только актер. Бифф Бэллон.
Надо было что-то срочно придумать. Ей позарез нужен был сейчас хороший контракт. Этот ракообразный ублюдок не шутил, намекая, что она выдохлась, исчерпала себя. Контракт было просто необходимо заключить, причем еще до коктейля, ну, в крайнем случае, до ужина, иначе она потерпит полное фиаско и к завтраку следующего дня перестанет существовать как агент.
— Пирожное! — крикнула она. — Хочу пирожное!
В комнату поспешно вбежала секретарша.
— Хочу клубничное пирожное! — вопила Ванда Рей-дел.
— Но, дорогая, вы же знаете, как потом огорчитесь, если его съедите!
— Клубничное пирожное. Я не огорчусь. Принеси мне пирожное!
— Но вы же знаете: стоит вам его съесть, как вы возненавидите весь мир!
— Я и так ненавижу весь мир. Но если съем пирожное, то, возможно, жизнь покажется мне не такой уж мерзкой.
— Но, милая, а как же ваша диета?
— Хочу клубничное пирожное! — Голос Спрута разносился по кабинету, создавая атмосферу темной, населенной призраками комнаты, в которую обитатели дома не просто опасались входить, а делали вид, будто ее вовсе не существует. Когда Ванда говорила таким тоном, секретарши не осмеливались перечить. — Шесть клубничных пирожных, — уточнила Ванда Рейдел, и вскоре заказ появился в приемной, доставленный посыльным в белой куртке и с табличкой с именем на груди.
— Хьюблейн, — обратилась секретарша к посыльному, взглянув на табличку, — оставьте пирожные здесь.
— Ведь это для великой Ванды Рейдел, не так ли? — поинтересовался юноша.
— Да, для нее, но она не хочет, чтобы ее отвлекали.
— Но я только хотел взглянуть на нее. Я не умею узнавать людей по фотографиям. Люди часто не похожи на свои изображения.
— Я прошу вас оставить пирожные здесь, — повторила секретарша, но посыльный уже прошмыгнул мимо нее и открыл дверь в кабинет.