— Нет, — ответил Римо.

— Можно я прочитаю вам письмо, а затем подсуну его под дверь?

— Не-а.

— Это чудесное любовное послание, — сказала Сестра. Она знала, с чем ей пришлось столкнуться: охранников подбирали именно по признаку их непоколебимой приверженности и рабской покорности отрицательным силам. А что может быть более отрицательным, чем стремление ограничить свободу “Братства Сильных”?

— Начинается: “Мой дорогой Ральф, моя любовь навеки”, подпись — “Анджела”, — сообщила Сестра.

— Не слишком удачно. Перепишите.

— Но это любовное послание, адресованное ему.

— Оно мне не нравится. И Анджела мне не нравится. И, по-моему, вы мне тоже не нравитесь, — заявил Римо.

— Как вы можете быть таким отрицательным?

— Очень просто. Мне это нравится.

Сестра отошла на пару шагов назад и крикнула:

— Ральф! Ральф! У меня для тебя письмо. От Анджелы. Но твой сторож не пропускает меня и не позволяет передать письмо.

Римо открыл дверь.

— Хочешь письмо, Ральф?

— А ты меня опять засунешь в шкаф?

— Нет, — пообещал Римо.

— Тогда я не хочу письмо. Анджела — дура и последовательница Братства. Я с ней когда-то спал.

— Последователи Братства не бывают дураками, — заявила девушка.

— Они все дураки, — отозвался Ральф. — А я был самым большим дураком из них. Я украл для них аллигатора.

— Ральф, неужели ты даже не хочешь прочитать письмо?

— Именно этого я и не хочу! — проорал в ответ Ральф. Римо захлопнул дверь. На следующий день Ральф дал показания, что по наущению Беатрис Доломо он однажды вечером в такое-то и такое-то время купил аллигатора, то бишь вещественное доказательство А, которое нынче было выставлено на обозрение присяжных в огромном стеклянном бассейне в зале суда. Присяжные, наблюдавшие зубастые челюсти аллигатора в течение полутора дней, признали чету Доломо виновной в покушении на убийство.

В санатории Фолкрофт Харолд В. Смит узнал про вердикт и пришел в отчаяние. Этот свидетель казался идеальной мишенью, которую должна была поразить потеря памяти. Но нападения не произошло. Удалось довести до приговора дело по обвинению двух мелких мошенников в крупном мошенничестве, но вся система правосудия в Америке по-прежнему была беззащитна перед лицом новой неведомой силы. В тот же день один из королей рэкета в Калифорнии был оправдан, когда главный свидетель обвинения, бывший боевик мафии, не смог вспомнить ничего, что подтверждало бы горы ранее записанных его показаний.

В тот же самый день Анджело Мускаменте поблагодарил американскую судебную систему, своего адвоката, свою мать, скульптуру, изображающую Деву Марию, и могучую новую силу, обеспечивающую успех в его жизни. Вторя известной актрисе Кэти Боуэн и другим знаменитостям, он заявил представителям средств массовой информации, что самым печальным днем для свободы и демократии в США стал день, когда супругов Доломо признали виновными в совершении преступления.

— Это событие ляжет пятном позора на Америку, как казнь Иисуса легла позором на Римскую империю, как казнь Жанны д’Арк легла позором на Францию, как смерть Моисея легла позором на кого-то еще, — заявил Анджело, стоя на ступенях Дворца правосудия. — Я свободен, но эти добрые люди оказались за решеткой.

— Их выпустили под залог миллиона долларов, — сообщил кто-то из телерепортеров.

— Да? Под залог миллиона?

— Они внесли деньги наличными.

— Что ж, деньги у них есть, — заметил Мускаменте и отправился в свое хорошо охраняемое жилище, чтобы встретить там лицом к лицу свою астральную отрицательную энергию и одержать над ней еще одну маленькую победу.

В конце концов, почему бы и нет, подумал он. Он заплатил полмиллиона для того, чтобы достичь двадцатого уровня, а на этой духовной высоте никакое судебное разбирательство не могло причинить ему ни малейшего вреда. Полная гарантия, деньги назад, если не так. Как он объяснил своим телохранителям:

— Не трогайте то, что работает, мать вашу!

Ловушка не сработала. Смит сказал Римо, что не винит его. Тем не менее, Чиун принес свои извинения за неудачу.

— Давайте остановим его, чтобы он не мог более позорить вас, о великий император Смит, — произнес Чиун в трубку телефона.

В разговоре участвовало три человека, говорившие в три разных аппарата. Римо и Чиун находились в роскошном особняке во Флориде.

— Это не его вина, Чиун, — сказал Смит. — Это моя вина.

— Никогда, — возразил Чиун. — Ваша блистательная мудрость гарантирует успех, стоит ей лишь сорваться с ваших величественных губ.

— Бывает, что наши усилия не срабатывают, — заметил Смит.

— Смитти, перестаньте с ним спорить. Вы в разных эпохах. Операция провалилась. Что нам теперь делать? — спросил Римо.

— Нам надо прекратить возлагать вину на нашего милостивого императора, — заявил Чиун. — И сделать это немедленно. Как можем мы в чем-то обвинять императора, когда сами не правы?

— Что нам теперь делать, Смитти?

— Почему бы вам не взглянуть на тех людей, которым удалось избежать наказания? Выясните, как они это делают. Кому они платят? И постарайтесь не оставлять после себя трупов. Наша организация — не орудие мщения.

— Верно, Смитти.

— Мы не мстим? — удивился Чиун.

— Нет, нет. Мщение — не наша задача.

— У вас есть другой план?

— У нас много планов, Чиун, но мщение никогда в них не входит.

— Покорно прошу вашего прощения, но почему? — спросил Чиун.

— Мы в него не верим.

Чиун замолчал. Римо заглянул в ту комнату, где Чиун стоял с телефонной трубкой в руке, совершенно ошарашенный. Римо получил всю необходимую информацию и повесил трубку. Чиун по-прежнему стоял в оцепенении, сжимая трубку тонкими пальцами. Римо повесил трубку и за него тоже. Чиун не шелохнулся.

— Я все правильно расслышал? Неужели император Смит сказал, что не верит в отмщение?

— Да, так он и сказал. Он сказал, что отмщение не входит в наши задачи.

— Император, про которого известно, что он не стремится к отмщению, — это император, который будет мертв еще до наступления утра. Отмщение, публичное отмщение — вот что отделяет цивилизацию от хаоса.

— Ну, у него есть другие дела.

— Работать на императора, который не прибегает к отмщению, — это позор. Как может он пользоваться услугами самого великого Дома ассасинов в истории и не прибегать к отмщению? Станешь ты покупать машину, если ты не собираешься водить ее? Или жениться и не пользоваться своей женой как женщиной? Гулять по розовому саду и не дышать? Как может он говорить, что не станет прибегать к отмщению, если к его услугам Дом Синанджу, готовый прославить его имя?

— Хорошие вопросы, папочка, — заметил Римо.

— Это означает, что ты мне на них не ответишь.

— Ты схватываешь на лету.

Уильям Хоулингз Джеймсон отмечал вердикт присяжных о его невиновности в мошеннических махинациях на рынке зерна, устроив прием столь пышный, что на него ушло почти десять процентов его незаконных доходов от этих махинаций. Он весь искрился радостью. И все это понимали. Ему только что удалось избежать от десяти до пятнадцати лет в федеральных исправительных учреждениях.

Но его жена утверждала, что в таком состоянии он находился и в течение нескольких недель до суда. Она сообщила это очень привлекательному молодому человеку с темными глазами и высокими скулами. Его очень интересовал Билл. Нет, он не работал на Билла, но он хотел поговорить с ее мужем.

— Он взлетел так высоко — я не думаю, что он станет говорить с одним человеком. Для него это все равно, что иметь всего один банковский счет. Не правда ли, решение суда было великолепное — просто чудо!

Миссис Джеймсон относилась к тем женщинам старше среднего возраста, чьи морщины могли представлять из себя нечто привлекательное только с помощью изрядной порции косметического мастерства, которое могли купить ее деньги. Она много улыбалась, чтобы держать свое морщинистое лицо в форме. Ей уже дважды делали пластические операции, прикинул Римо. Зубы, разумеется, ее выдавали. Зубы стареют практически у каждого человека, у каждого из тех, кого он знал, кроме Чиуна. А теперь, конечно, еще и у него самого. Он не знал, почему с ним и с Чиуном дело обстоит именно так, но он знал, что куда более важные вещи, основа основ всего сущего, таят в себе столь же недоступные тайны, как и глубины Вселенной.