– Позвольте представить вас моей матери, – неожиданно предложила Грейс. – Она будет рада познакомиться с вами.
Миссис Данверс нерешительно посмотрела туда, куда указывала Грейс. Толпа как раз расступилась, и им хорошо было видно, как Констанс Норбери танцует вальс, держа за руки какую-то маленькую девочку. Грейс знала, что ее мать умеет расположить к себе даже самых застенчивых и мрачных людей, и в очередной раз надеялась на ее обаяние. Постепенно Грейс почувствовала, как тяжелый, пронизывающий взгляд ее собеседницы смягчился и в воздухе будто снова потеплело.
– Разумеется. С большим удовольствием, мисс Норбери, – ответила миссис Данверс.
– Она хорошо подумала? – Леди Эвелин то раскрывала, то схлопывала веер, блуждая взглядом по спортивному залу Сандхёрста, превращенному в тот вечер в бальный. – Пусть не обольщается ни богатством, ни титулами. – Брови графини поднялись. – Кому как не мне знать, чего это может ей стоить!
Турники, перекладины, рапиры и прочий спортивный инвентарь отнесли в подсобку. Теперь почти ничто не напоминало о тех мучениях, которым некогда подвергали здесь молодых людей: о жгучей боли в мускулах, о поте в три ручья и о сложнейших трюках на грани профессиональной акробатики. Вместо этого зал наполняла легкая танцевальная музыка, – вальсы, кадрили, мазурки, – редкая в этих суровых стенах, привычных скорее к громовым маршевым раскатам.
Тафта и крепдешин, муслин и тюль в оторочках из перьев и меха сверкали и переливались самыми невообразимыми оттенками, от бирюзового до небесной сини, от лимонно-желтого до зелени незрелых яблок, от пурпурного и кораллового до ультрамарина, от слоновой кости до темного серебра. Вечерние туалеты дам делали зал похожим на оранжерею, наполненную цветущими туберозами, лилиями и орхидеями, над которыми порхали тропические бабочки и райские птицы. Несмотря на открытые настежь зарешеченные окна, воздух, пропитанный испарениями пота и парфюмерии, оставался тяжелым.
– Я прошу тебя, Эвелин…
По голосу лорда Эшкомба чувствовалось, как ему наскучила вся эта суматоха. С каким удовольствием он укрылся бы от нее в стенах родного дома или отправился бы бродить по окрестным лугам с ружьем за плечами в сопровождении своры охотничьих собак!
– Нет, Натаниэль, – возразила леди Эвелин, не глядя на супруга. Сейчас ее внимание полностью сосредоточилось на молодой паре, проплывающей мимо них в темпе вальса и, судя по тому, как графиня поджала губы, не вызывающей у нее никаких теплых чувств. – Похмелье будет тяжким, и родительский долг обязывает меня не допустить непоправимого! – Миссис Эшкомб угрожающе возвысила голос. – Как будто у меня других забот нет…
Высокая и очень тонкая, с аристократическими чертами лица, леди Эвелин походила на породистую лошадь, особенно когда горячилась. Она перевела серые глаза на своего первенца.
– У леди Сесили есть вкус и стиль. Не могу взять в толк, как она могла тебя выбрать?
– Благодарю за предупреждение, матушка, – сухо ответил Ройстон, словно не расслышав последних слов, – но ваше родительское благословение – вот единственное, о чем я прошу.
– Зачем оно тебе? – удивилась леди Эвелин. – Скоро ты станешь совершеннолетним и тогда сможешь делать, что захочешь, в чем, впрочем, тебе и так никогда никто не препятствовал. Взгляните-ка, дорогие мои. – Графиня ткнула сложенным веером в сторону половиц, на которых, несмотря на тщательную полировку, виднелись многочисленные царапины и трещины – красноречивые свидетельства их почтенного возраста. – И туда. – Веер описал дугу и остановился в направлении шторы, из-под которой торчала плохо спрятанная трапеция и кольцо. – Поневоле начинаешь сомневаться в могуществе нашей империи, если даже в Сандхёрсте для такого вечера, как сегодняшний, не нашлось лучшего помещения. – Графиня вздохнула. – Не говоря уже об этих жалких бумажных гирляндах.
Отец с сыном понимающе переглянулись. Граф положил левую руку на плечо Ройстона, а правой сжал его ладонь:
– Мое благословение у вас есть в любом случае…
– Могу ли я надеяться, мисс Норбери… – Родерик Эшкомб остановил свои детские светло-серые глаза на Грейс. – Если вы, конечно, не приглашены, не помолвлены и никому ничего не обещали…
Грейс рассмеялась.
– Не приглашена, не помолвлена, это так, мистер Эшкомб. Но, увы, обещала.
– Это невозможно! – вскричал возмущенный Родерик Эшкомб. – Что это за джентльмен, который может так долго ждать танца с такой дамой, как вы…
– Спокойно, Грейс, спасение близко, – улыбнулся Ройстон, хватая Грейс за локоть.
– Эй! – запротестовал Родерик. – У тебя уже есть дама сердца, зачем тебе еще одна?
– Утри пот за ушами, братец. Может, тогда найдешь себе даму по возрасту.
Он стукнул брата по спине и потащил Грейс на середину зала.
Бледное, бесформенное лицо Родерика сразу помрачнело. Проводив пару глазами, он вздохнул, однако почти тотчас оживился и занялся поисками новой жертвы.
Ройстон отвел Грейс в угол зала.
– Я хочу попросить тебя об одном одолжении, – сказал он. – Собери наших снаружи, возле двери. Сис и я хотим вам кое о чем сообщить. Лен уже знает.
Грейс схватила его за руку. Сердце ее забилось, глаза заблестели.
– Так, значит, вы…
Ройстон приложил указательный палец к ее губам и хитро подмигнул. После чего, курсируя между гостями, направился к коменданту и, щелкнув каблуками, о чем-то с ним заговорил. Грейс пожала плечами и, вновь погрузившись в суету бала, как рыба в морские волны, отправилась на поиски своих.
– Ну, что скажешь? – Бекки подбоченилась и закрутила головой. Стивен округлил глаза. – Как тебе моя новая прическа? – подсказала она, возвысив голос.
Стивен перевел взгляд на ее подколотые изящными шпильками волосы, однако, как ни старался, не мог понять, в чем состояла новизна прически и чем она отличалась от других. Тем не менее он давно уже знал от своих сестер, что на этот вопрос Бекки, как и на другие ему подобные, существует один-единственный возможный ответ:
– Да… очень мило.
Несколько секунд Бекки сияла от счастья, а потом ее лицо омрачилось.
– Как тебе больше нравится, так или как я обычно ношу? – недоверчиво спросила она.
Стивен беспомощно опустил взгляд. В последнее время он все чаще чувствовал себя неловко в присутствии Бекки. Вероятно, он был последним, кто заметил, что она видит в нем больше, чем просто брата лучшей подруги. Это произошло в год окончания школы в Челтенхэме или накануне поступления в училище. Влюбленность Бекки стала для него маленьким потрясением, с которым он долго не мог мысленно примириться. Постепенно, осознавая этот факт, он стал смущаться и теряться в ее присутствии, пока наконец панический страх провалиться на экзаменах и не оправдать надежд отца не взял верх над всеми остальными его чувствами. Только теперь, когда стало ясно, что он не только не подвел отца, но и превзошел самые смелые его ожидания, а служба в полку и перспектива расстаться с приятелями больше не пугала, Бекки снова возникла в поле его зрения.
Вот и сейчас, когда она стояла перед ним в своем нефритового оттенка платье, достаточно узком, чтобы подчеркнуть округлость бедер, и достаточно декольтированном, чтобы обратить внимание на пышную грудь, он не мог не признать ее по-своему очаровательной.
Ему всегда нравилась, что она весела, забавна и никогда не обижается всерьез, но можно ли было назвать это любовью? Здесь отсутствовало что-то самое важное, что он видел и в отчаянных перепалках Ройстона и Сесили, и в скрытой, похожей на невидимую искру взаимной страсти Грейс и Джереми, и в таинственной, почти магнетической силе, которая все очевиднее притягивала друг к другу Саймона и Аду. Не умея найти подходящего слова для своего отношения к Бекки, Саймон не мог ни оттолкнуть ее, ни поддаться ее настойчивости. И его ответ на последний ее вопрос отличался все той же неопределенностью:
– Оба варианта одинаково хороши. Правда…
Стивен с облегчением вздохнул, когда увидел приближающуюся к ним Грейс. Одной рукой сестра взяла его под локоть, другой обхватила Бекки за талию и увлекла их обоих в сторону.
