Да, все это так. Но, с другой стороны, разве Клеомен не был ему лучшим другом, разве не доказал он свою чуткость и деликатность в самых тонких обстоятельствах, разве не пили они столько раз вместе? И вдруг этого-то замечательного человека осудить на смерть? Нет, невозможно, немыслимо. Решено, Клеомен будет жить.
И вот наместник неожиданно выходит на площадь и велит позвать капитанов. «Те тотчас же приходят, ничего не опасаясь, ничего не подозревая. Тогда он приказывает, чтобы эти несчастные невинные люди были закованы в цепи». Они в ужасе спрашивают:
— За что?
— За то, — отвечает Веррес, — что вы выдали флот пиратам.
Поднялся крик. Негодуя на такое неслыханное беззаконие, все спрашивали: а что же Клеомен, где же Клеомен?
Цицерон. Мрамор. Флоренция. Галерея Уффици.
Форум.
Храм Сатурна, где хранилась государственная каша.
Фото автора.
Форум. Храм Весты.
Фото автора
Оратор произносит речь перед народом.
Бронзовая статуя этрусской работы. 1 в. до н. э.
Диана из Гавий. Римская копия статуи Праксителя. Париж. Лувр.
1. Эрехтейон. Храм афинского Акрополя. Фото автора
2. Театр в Помпеях. Фото автора.
Родос. Линд. Современный вид.
1. Трагическая маска. Барельеф из Помпей.
2. Сцена из комедии. Слева раб, отважный плут, на котором держится интрига. Фреска из Помпей.
Актеры за кулисами. Рядом с ними различные маски, которые они примеряют. Барельеф из Латеранского музея в Риме.
Трагический актер репетирует роль царя. Фреска из Геркуланума
1. Цецилий Юкунд, богатый банкир из Помпей.
2. Ценные бумаги из дома Цецилия Юкунда
1. Серебряная ваза с орнаментом из цветов. IV в. до н. э.
2. Бронзовый кратер с рельефным изображением из серебра V в. до н. э.
3. Золотая диадема из Македонии. Образец тончайшей греческой работы по золоту.
Эти изделия позволят читателю лучше представить коллекцию Верреса.
1. Эрот.
2. Вакх.
Обе мраморные статуи украшали сад богатого помпейского дома
Вид на Форум с того места, где находился дом Цицерона.
Фото автора.
«Глядят, — а Клеомен сидит рядом с наместником». Несмотря на вопли толпы, капитаны были арестованы и преданы суду. По своему обыкновению Веррес нашел обвинителя, какого-то пройдоху из своры Тимархида.
Весть об этом разнеслась по Сицилии. «Приходят в Сиракузы отцы и родственники бедных молодых людей, потрясенные внезапной вестью об этом своем несчастье. Они видят своих детей, закованных в цепи, выносящих на собственных плечах кару, которую заслужил наместник; они являются в присутствие, защищают сыновей, громко жалуются, взывая к твоей чести, которой у тебя не было ни тогда, ни когда-либо раньше. Был в числе отцов некий Дексон Тиндаридский, знатный гражданин, твой гостеприимец; он принимал тебя в своем доме… — неужели даже он, этот почтенный старец, не тронул тебя своим горем, неужели даже его слезы, его седина, священное имя гостеприимца не могли удержать тебя от преступления — внушить тебе хоть слабую долю человеческого чувства?.. А впрочем, уместно ли вспоминать о правах гостеприимства, говоря об этом кровожадном чудовище?.. Нет, это уже не жестокий человек, это — дикий и ужасный зверь!»
Он видел старика-отца и не смягчился, а ведь у него самого дома остался отец, такой же седой старик, у него самого был юный сын. «И все-таки ни вид твоего сына не напомнил тебе о врожденной человеку любви к детям, ни мысль о далеком отце не заставила тебя отнестись сочувственно к горю отца!»
Среди арестованных был один человек. В тюрьме он написал защитительную речь. Не для того чтобы спастись — нет! Он знал, что приговорен. Но он хотел обличить Верреса, перечислить все его преступления. И речь эту он посмел открыто произнести на площади Сиракуз. Впоследствии она в списках ходила по всей Сицилии. Он говорил, что Верресу недолго еще торжествовать — в Риме его ждет суд, где он ответит за все свои беззакония. «Напрасно Веррес рассчитывает убийством свидетелей стереть правду с лица земли, — писал он, — грознее будет в глазах… судей свидетельство моей тени, чем если бы я живым предстал перед судом… Не одни только толпы живых свидетелей явятся к разбирательству твоего дела; духи-мстители за кровь невинных, Фурии, видевшие твое преступление, покинут ад и предстанут с тобой перед судьями».
Среди такого страшного волнения был наконец созван этот суд. Наместник не отважился позвать ни одного римлянина — там были одни греки, его когорта. И вот, посовещавшись с ними, Веррес признает капитанов виновными и присуждает их к смерти! «Приговор был ударом грома для всех сицилийцев» (II, 5, 101–114). Этого злодеяния они не могли ни простить, ни забыть.
