— Мертвые не кусаются, — закончил он с улыбкой.

Его совет пришелся всем по сердцу.

Помпей стоял на палубе и глядел в сторону берега. Берег был пустынен. Ни царя, ни вельмож, ни блестящей свиты, пришедшей встречать его. Ему сразу стало тяжело на сердце — не так принимают в Египте почетных гостей. Наконец от берега отделилась маленькая лодочка и поплыла к их кораблю. И тут уж все его спутники закричали, что надо как можно скорее ехать прочь — тут явный обман и засада. Но Помпей покачал головой. Наметанным глазом старого полководца он заметил у берега несколько кораблей. Он увидел, как что-то блеснуло на их палубе, и понял, что там скрывались вооруженные воины. Если они сейчас попытаются уйти в море, за ними кинутся в погоню. И тогда он подвергнет опасности сына и Корнелию. У него не оставалось выбора. Он должен был отвлечь врагов и принять удар на себя. Четко и повелительно, не терпящим возражения тоном он отдал спутникам приказ — всем оставаться на местах, он сойдет на берег один. Если же с ним что-нибудь случится, немедленно вести корабль в открытое море.

А лодка, которая должна была отвезти Помпея на смерть, уже приблизилась. Ахилла привстал и протянул ему руку. Помпей шагнул уже к борту, но вдруг остановился, повернулся к горько рыдавшей Корнелии и прочел по-гречески строки из Софокла:

«Это были последние слова, с которыми Помпей обратился к близким» (Плутарх).

Кроме греков в лодке был некий Септимий, когда-то сражавшийся под началом Помпея. Помпей сразу его узнал, улыбнулся и сказал:

— Если я не ошибаюсь, то узнаю своего старого соратника.

Септимий что-то пробормотал в ответ. Все хранили угрюмое молчание. Было напряженно и тягостно. Помпей достал свиток, где по-гречески набросал речь к Птолемею, и стал ее просматривать. Лодка была уже у берега. Помпей оперся о руку одного из своих спутников и приподнялся. И тут Септимий пронзил его сзади мечом. Помпей упал. Тогда все остальные осмелели и стали колоть его кто куда. Помпей натянул на голову плащ и не шевелился. Он застонал всего один раз. Наверно, последнее, что он слышал на земле, был страшный крик, крик Корнелии, которая, стоя на палубе, видела все. Крик этот донесся до берега. Между тем капитан стремительно поднял якорь и повел корабль в море. Все случилось так, как и предвидел Помпей. Когда египтяне бросились в погоню, Корнелия и ее спутники были далеко.

Умер он 59 лет от роду. «Убийцы отрубили Помпею голову, а нагое тело его выбросили из лодки, оставив лежать напоказ любителям подобных зрелищ». Когда стемнело, к телу прокрался Филипп, бывший раб Помпея. Он омыл труп морской водой, снял с себя плащ и завернул в него мертвеца. Затем он стал искать старые лодки и прогнившие доски, валявшиеся на берегу; сгреб все это в кучу, сложил на берегу костер и положил на него изувеченный, обезображенный труп того, кто проводил в триумфе великих царей (Plut. Pomp., 72–80).

Таков был конец второго триумвира.

Когда началась война, Катон был отправлен в Сицилию. Там он узнал о бегстве Помпея. Он сказал тогда, что поистине темны решения богов: Помпею, пока он совершал одни беззакония, всегда сопутствовала необыкновенная удача, сейчас же, когда он в первый раз в жизни взялся защищать свободу и законы, она ему в первый раз в жизни изменила. Цезарианцы высадились на острове. Катону указывали, что он может защищаться. Но он возразил, что не хочет терзать и мучить ни в чем не повинных греков. Призвав к себе представителей сицилийских общин, он посоветовал сдаться Цезарю, сам же поехал за Помпеем.

С той поры он перестал стричь волосы и брить бороду, почти ни разу на лице его не видели улыбку. Явившись в лагерь, он заставил Помпея принять два постановления. Первое. Ни один мирный город не должен был подвергнуться разграблению. Второе. Ни один римский гражданин не должен быть убит иначе как на поле битвы. Катон помогал главнокомандующему советом и делом, не уклонялся ни от одного поручения, но наотрез отказался принимать участие в битвах и обагрять оружие римской кровью (Sen. Luc., XXIV, 7).

Теперь он почти всегда молчал, погруженный в глубокую задумчивость. Перед битвой при Диррахиуме Помпей попросил каждого военачальника произнести перед солдатами речь, чтобы воодушевить их. Но тщетно все они один за другим изощрялись в риторике. Воины слушали их с равнодушным и скучающим видом. Тогда выступил Катон и заговорил о свободе и законах. И вдруг поднялся невероятный шум. Воины вскочили вне себя от волнения, потрясая мечами и копьями, и с криками «Веди нас в бой!» устремились вперед. В тот день республиканцы одержали полную победу. Все ликовали. Лишь Катон удалился от общего веселья. Долго-долго в сгущающейся тьме бродил он по полю сражения, вглядывался в лица убитых, своих и чужих, вдруг закрыл лицо руками и заплакал.

Вскоре республиканцы были разбиты при Фарсале. Помпей бежал. Катон собрал остатки армии и последовал за ним. Но уже у африканских берегов они узнали об участи Помпея. Узнали и то, что значительное республиканское войско находится на западе близ Нумидии. Туда и решил отправиться Катон. Время было зимнее, море бурное, и идти пришлось сушей по пустыне. То был тяжелый и мучительный переход. Даже столетия спустя римляне вспоминали о нем с содроганием. Римский поэт Лукан, современник Сенеки, описывает все ужасы раскаленной пустыни, удушающий зной, страшные песчаные бури, когда людей заносило песком и нос, глаза и уши были забиты горячей пылью, наконец, ядовитых змей, от укусов которых люди гибли в нестерпимых мучениях. Римляне были растеряны, убиты и совсем пали бы духом, если бы не Катон. Этот человек, который казался в Риме каким-то чудаком, о чьих забавных выходках можно было вспоминать с улыбкой, стал единственной опорой и защитой воинов. Он спокойно шагал под палящим солнцем, всегда впереди войска. Ни разу не сел он ни на коня, ни на мула. Когда попадался какой-нибудь колодец и все жадно кидались к воде, он молча отходил в сторону и пил последним что останется. Только однажды, говорят, он нарушил это правило — воины вообразили, что вода отравлена, Катон объяснил им, что они ошибаются, и в доказательство своих слов подошел к воде и первым стал пить. Всегда он был бодр и спокоен, ни разу с губ его не сорвалось ни единой жалобы; он всех успокаивал, утешал, подбадривал, объяснял причины неведомых пугающих природных явлений, которые они наблюдали в тех краях. И вот эти сильные здоровые люди жались к нему, как дети в темном лесу жмутся к взрослым. Так шли они 27 дней.

Республиканцы ждали их там, где некогда стоял Карфаген, могучий враг Рима. Во главе их был тесть Помпея, отец Корнелии, Сципион. Это был тот самый человек, который много лет назад отбил у Катона невесту и сломал его жизнь. Тогда в порыве черного отчаяния Катон писал против него отравленные злобой эпиграммы. И вот сейчас бывшие соперники встретились на диком берегу Африки. Все воины единодушно объявили, что хотят вручить командование Катону. Но тот решительно отказался. Он сказал, что взялся за оружие во имя законов и не собирается их попирать, — Сципион, полководец с консульской властью, и он, Катон, обязан подчиниться ему. Быть может, Катон думал еще и о другом: Сципион казался ему гораздо более опытным полководцем. И он уступил своему бывшему сопернику верховное командование. Но он ошибся — Сципион оказался ничтожным человеком и ничтожным полководцем. Говорят, Катон горько раскаивался в своем поступке.

Было решено, что Катон затворится в Утике, неприступной финикийской крепости. Республиканцам важно было оставить за собой эту твердыню. Около года провел он в городе. В феврале 46 года произошла решительная битва при Тапсе. Сципион и Юба, царь Нумидии, были разбиты. Ночью в Утику прискакал вестник. Он сказал, что республиканцы уничтожены, Цезарь приближается к Утике. Это был конец. Катон давно знал, что жители Утики, финикийцы, которым совершенно не было дела до того, кто управляет Римом, законы или тиран, тайно задумали передаться победителю и что римские бизнесмены, живущие в Утике, с ними заодно. Было бы безумием затвориться в городе с подобными людьми — они свяжут республиканцев, откроют ворота и выдадут пленников Цезарю, чтобы купить его милость. Катон и горстка республиканцев оставались одни во враждебном городе. А Цезарь приближался.