В редакции Петю ждал еще один сюрприз. Не успел он войти в конуру, которая была отведена в «Либерале» начальнику отдела политики, как был перехвачен жизнерадостной референткой. Оксанчик протянула ему факс, при первом взгляде на который Петя понял, что в щекотливых ситуациях чиновники действуют значительно резвее депутатов. Начальник департамента налоговых реформ Министерства финансов Александр Иванеев прислал опровержение на Петину статью с просьбой опубликовать его в ближайшем же номере газеты…

Заметка, вызвавшая такой переполох, была, на взгляд самого Громадина, энергичной, но вполне невинной. Просидев полчаса на «жердочке»^[71] в зале заседания бюджетного комитета и полистав текст законопроекта, с трудом выпрошенного у сурового руководителя аппарата Бориса Антоновича Горобцова, Петя понял, что голова его уже пухнет от специальных налоговых режимов, пени, ставок рефинансирования, платежей за недра и прочего экономического шаманства.

В разгар полемики о том, должны ли налоговые органы проверять лишь расчетные счета коммерческих банков (эту точку зрения отстаивал бюджетный комитет) или, как настаивал Минфин, и корреспондентские счета, Громадин вышел покурить. Под лестницей налево от зала заседаний глядел в окошко, нервно барабаня пальцами по подоконнику, незнакомый молодой человек приятной наружности. Петя привычным жестом вытряхнул из «Gitanes» сигарету и протянул пачку явно расстроенному незнакомцу. «Я не курю», — вежливо отказался тот. «А я, — ответил коммуникабельный журналист, желая завязать беседу, — даже если бы и не курил, то начал бы, послушав все эти бредни про налоги и их основы».

Дальнейшая беседа и близко не напоминала необязательный светский треп. Молодой человек оказался статс-секретарем и ведущим специалистом департамента налоговых реформ Минфина и рассказал много интересного про тоскливый законопроект, на обсуждении поправок в который Громадин едва не уснул. По словам Дмитрия Игнатьева, новоприобретенного Петиного приятеля, после одобрения правительственного законопроекта в первом чтении в марте этого года депутаты создали согласительную комиссию, чтобы скорректировать ко второму чтению не устраивавшие их положения. В комиссии оказалось «непропорционально велико» представительство депутатов, отстаивающих интересы банковского сектора. В результате в законе появились нормы, которые категорически не устраивали Минфин. Например, от налогообложения освобождался Банк России. По мнению минфиновского чиновника, этот вопрос вообще не должен был рассматриваться в данном законе и был включен в него банковскими лоббистами исключительно для умиротворения ЦБ, «чтобы он был подобрее к коммерческим банкам». Самим банкам тоже было сделано послабление. Депутаты сочли возможным не индексировать размер пени за неуплату налогов. В таком варианте сами штрафы теряли всякий и экономический, и административный смысл, пояснил Пете его новый друг.

Петя ничего не понимал ни в налогах, ни в банках. Экономикой не интересовался, статьи на бюджетно-налоговые темы не читал даже в родной газете. Тексты Наташи, которая сейчас вместо депутатов «любила португалов»^[72], были такими же нудными и скучными, как таблицы поправок к описываемым ею законам. Экономическое законодательство в Думе отчего-то освещали в основном девчонки, и их пристрастие к мелочам, к деталям — «ах, аграриям добавили еще 1,5 триллиона»^[73], «ах, прогноз инфляции скорректировали на полпроцента» — по мнению Пети, было связано с патологической женской неспособностью взглянуть на проблему в целом, оценить общее, а не частное.

Однако «частное» в изложении Игнатьева вызвало у Пети неподдельный интерес. И, вернувшись на заседание комитета, он стал внимательно слушать дискуссию. «Минфин хочет свести счеты с Центробанком», — хрипел в микрофон какой-то депутат, кажется, из числа «стабилов». Задорнов, не любящий эпатажа, поморщился: «Ну, это вы, пожалуй, чересчур. Но в целом…»

А в целом, за исключением отдельных деталей, все обстояло так как рассказывал Дмитрий. О чем Петя и написал. Читая теперь опровержение г-на Иванеева, Громадин поймал себя на мысли, что, поправляя какие-то Петины неточности, минфиновский чиновник в завуалированной форме подтверждает главную мысль наделавшей столько шума статьи — работая над законом, депутаты исходили не только из государственных интересов и даже не из своего их понимания.

«К концу третьей сессии думский лоббизм — уже не открытие и не откровение» — этой мыслью Петя поделился с начальником отдела политики и экономики Дмитрием Руслановым, к которому зашел рассказать о новостях из Думы и показать иванеевский факс. Русланов, погруженный в чтение информационных лент, слушал его совершенно безучастно. Но возбужденного парламентского корреспондента равнодушие шефа не смутило, и под монотонное щелканье компьютерной мышки, которой Дима листал сообщения агентств, Петя продолжил свои размышления вслух.

Группа депутатов во главе с зампредом комитета по делам общественных объединений и религиозных организаций Владимиром Лепехиным — он же одновременно и главный редактор «Новой ежедневной газеты» — даже предложила специальный законопроект^[74], чтобы легитимировать этот вид деятельности. Проект был отвергнут по причине «отсутствия предмета регулирования». Однако болезненная реакция думских деятелей, чиновников и представителей банковского сообщества на последнюю публикацию в «Либерале» доказывает, что «предмет регулирования» все же есть.

Это не означает, что депутат или группа депутатов непременно получают за пролоббированное решение некое материальное вознаграждение. Первоначально Дума могла так мало, а другие властные институты — президент, подписывающий указы стоимостью в триллионы, правительство, выпускавшее распоряжения ценой в миллиарды, — так много, что к депутатам не было смысла и обращаться. И поэтому думский лоббизм скорее был формой озвучивания наказов избирателей: аграрии требовали увеличить господдержку сельского хозяйства, коммунисты пеклись о ВПК и т. д. и т. п. Кроме того, в Думе очень силен так называемый социальный лоббизм. Не только левые фракции, но и все остальные, за исключением, может быть, выбороссов, инициируют и принимают бесконечные постановления и обращения о невыплатах зарплат, пенсий, пособий. И готовы чуть ли не ежедневно повышать и то, и другое, и третье, нисколько не смущаясь тем, что в казне нет денег на их своевременную выплату даже в нынешних размерах.

Реальное «грехопадение» случилось в мае 1994 года во время рассмотрения Думой проекта федерального бюджета на 1994 год в первом чтении. После двух неудачных попыток голосования исполнительная власть начала искать новых союзников. В роли Евы выступил Владимир Жириновский, лидер фракции ЛДПР (до этого либерал-демократы воздерживались от голосования), в роли змея-искусителя — один из зампредов Центробанка. Что было использовано в качестве плода с древа познания добра и зла, так и осталось неизвестным. Сама же история со сговором между правительством и либерал-демократами получила довольно широкую огласку. Об этом писали и «Либералъ», и некоторые другие газеты. (Пете о тайной встрече Жириновского с банкиром рассказал Дымов. Увлеченная бюджетными параметрами, Наташа, конечно, была не в курсе.) И даже говорили по телевизору: обличителем грязных бюджетных махинаций стал Николай Сванидзе, ведущий информационно-аналитической программы «Подробности» на канале РТР^[75].

В думских кулуарах назывались самые различные суммы, то ли обещанные, то ли сразу же выданные ЛДПР Говорили, что расплачивались с Жириновским вовсе не деньгами, а услугами. Но, так или иначе, большинство депутатов были шокированы этой историей: получать деньги или их эквивалент за голосование, да еще и от правительства! Правительство договаривается с «фашистами»^[76]! Это изменило для думцев картину мироздания не меньше, чем знакомство с грешной землей изменило ее для изгнанных из рая Адама и Евы.