И не для него одного.
Избрав Думу и избравшись в Думу, и граждане и политики решительно не понимали, что с этим делать дальше.
«Выбороссы», готовившиеся руководить работой парламента, поняли, что быть им в Думе в меньшинстве. Нежелание возвращаться во времена Верховного Совета было настолько сильным, что среди гайдаровцев пошли разговоры о том, что Думу не следует собирать вовсе. Знающие люди говорили о том, что лидеры выбороссов уже ходили к Борису Ельцину и тот даже задумался об издании нового указа 1400. Впрочем, не менее знающие люди говорили о том, что Думу все равно соберут. Эта версия выглядела более очевидной, хотя бы потому, что никаких законных оснований для упразднения еще несобранной Думы не было.
Поэтому «Выбор России» начал готовиться к первым думским схваткам. Геннадий Бурбулис отвез всю фракцию в бывший пансионат ЦК «Лесные дали» для проведения деловой игры на тему с примерным названием «Жизнь демократического меньшинства в национал-коммунистической Государственной думе». «Лесные дали» выбороссам, особенно провинциальным, понравились, однако с содержательной точки зрения совещание не удалось и что делать дальше «гайдаровцы» не знали.
Не проще было и так называемым «младшим демократам» — «ЯБЛоку» и ПРЕС Сергея Шахрая. Ни те ни другие не ожидали, что наберут так мало голосов. Судя по предвыборным декларациям, оба объединения, особенно ПРЕС Шахрая, собирались бороться с «радикальным либерализмом» «Выбора России». К противостоянию с радикальным национализмом Владимира Жириновского «младшие демократы» не готовились. Теперь картина полностью переменилась, надо было налаживать отношения с «гайдаровцами» и думать, как противостоять Жириновскому.
Сразу после выборов демократические газеты и журналы были заполнены статьями о необходимости создания единого фронта против ЛДПР. Однако Дымов видел, что ничего подобного не происходит, как будто злосчастная встреча «политического Нового года», когда в прямом эфире отмечалась победа ЛДПР, никого ничему не научила.
После выборов Дымов остался в политике и в «Выборе России».
Когда через несколько дней после голосования он заехал в центральный штаб движения, ему неожиданно предложили работу в аппарате фракции. Дымов был уверен, что если бы он не оказался в этот момент в офисе, то о нем бы не вспомнили. Однако отказываться от возможности присутствовать при историческом событии — открытии Государственной думы, пусть и изобиловавшей жириновцами, учитель истории не стал. Тем более что ему пообещали сохранить предвыборную зарплату. При очередном витке инфляции это было совсем не лишним.
Круг обязанностей Дымову никто не объяснил и никаких задач не поставил. Ему выдали пропуск в здание мэрии на Новом Арбате, ставшее на время пристанищем для Государственной думы, и показали комнаты, которые занимал аппарат фракции. Один день Дымов дисциплинированно ждал поручений, а потом стал большую часть времени бродить по Думе, посещая различные мероприятия и собирая информацию, чтобы в любой момент быть готовым поделиться ею с руководством фракции. Правда, возможности для этого ему в первые недели так и не представилось.
Дымову очень хотелось поговорить с Егором Гайдаром, Геннадием Бурбулисом или любым другим руководителем движения «Выбор России». Ощущение неправильности происходящего, появившееся у Дымова в последние дни перед выборами, только усиливалось.
После поражения «Выбора России» и триумфа ЛДПР в любезных сердцу Дымова демократах что-то надломилось. Самоуверенность сменилась растерянностью и каким-то фаталистическим отношением к происходящему.
С непонятным равнодушием лидеры блока смотрели на то, как депутаты, избранные по одномандатным округам при поддержке «Выбора России», один за другим записывались в новую депутатскую группу «Новая региональная политика». Ее формирование шло при одобрении Виктора Черномырдина, 4 января он даже встретился с оргкомитетом НРП. Одним из теневых лидеров «новых региональных политиков» стал глава аппарата Белого дома Владимир Квасов.
Переговоры об устройстве Государственной думы шли все время. Дымову запомнился рисунок на первой полосе газеты «Сегодня», в котором лидеры фракций были изображены в виде карточных фигур. Королем треф был Гайдар — эта карта лежала в стороне, как бы не укладываясь в пасьянс.
Иногда Дымов встречался со своими друзьями, которые наблюдали за происходящим со стороны. Многие из них испытывали страх и растерянность, считали, что присутствуют при конце «Веймарской России» и уже летом Ельцин передаст власть Владимиру Жириновскому. Несмотря на прозрачность исторических аллюзий, Дымов был не согласен с такой трактовкой происходящего. Побывав на нескольких мероприятиях ЛДПР, он отмечал некоторую растерянность, которую испытывал внешне самодовольный лидер партии — победительницы. Жириновский явно не знал, что делать со своей победой.
Впрочем, понимание этого обстоятельства было отравлено для Дымова тем, что первое заседание Думы в качестве дуайена откроет представитель именно ЛДПР — Георгий Лукава. Учитель истории был уверен, что именно поэтому Борис Ельцин и решил не приезжать на первое заседание Государственной думы, предпочтя открыть первое заседание Совета Федерации.
И тем не менее на первое заседание Думы Дымов шел с каким-то особенным чувством. Советская власть кончилась, начиналась совсем другая жизнь. Лучше Государственная дума с ЛДПР и коммуняками, чем Верховный Совет с Русланом Хасбулатовым и Александром Руцким.
В здании бывшего СЭВ, а ныне мэрии Москвы, на время приютившей парламент, уже ничего не напоминало об октябрьских боях. Открывавшая Новый Арбат «книжка» была отремонтирована самым тщательным образом, как и Белый дом, в который переселилось правительство. Новое расположение кабинета министров Дымову понравилось, поскольку, по его мнению, Гайдару, Чубайсу, Борису Федорову и другим реформаторам-министрам будет куда проще совмещать правительственные и депутатские обязанности. Единственное, что немного покоробило Дымова, так это решетка, выросшая вокруг Белого дома. Ну, это все-таки были мелочи.
Около входа в здание было очень много людей, не меньше толпилось и в вестибюле. Тут были и журналисты, и депутаты, и те, кого Дымов условно отнес к сотрудникам аппарата. Иногда сквозь всю эту толпу просачивались хорошо одетые люди, ошеломленно посматривавшие по сторонам. Больше всего внимания привлекала группа симпатичных девушек в мини-юбках, пробивавшихся к лифту. «Секретутки „мостовские“, — раздраженно прошипел мужчина, стоявший рядом с Дымовым, — эх, не добрались мы до „Моста“[50] тогда, в октябре». Дымов невольно отодвинулся, но мужчина, как бы не заметив этого, продолжил: «Суки, парламент расстреляли, здание заграбастали, а Думу сюда засунули, где и мэрия сидит, и конторы всякие мэрские — один „Мост“ чего стоит».
Дымов отвернулся. Сразу после выборов стало ясно, что в Думу в изобилии прошли люди, которые в октябре 1993 года были по другую сторону баррикад, а потом призывали голосовать против Конституции. Хотя самых отпетых сторонников Верховного Совета не допустили до выборов, все равно в Думу попали и Сергей Бабурин, и Александр Невзоров, и Виктор Илюхин, и многие другие радикальные антиельцинисты. Естественно, с ними в Думу пришли и их помощники и соратники. Пережитое в октябре 1993 года не только не охладило их пыл, но, напротив, сделало еще более непримиримыми к происходящему. Дымов понимал, что ему придется встречать их каждый день, каким-то образом общаться, но еще не решил, какую линию поведения по отношению к ним избрать. Ясно было только, что не здороваться не получится.
«Граждане великой России! Россияне! Уважаемые депутаты Государственной думы, уважаемые гости. В это мгновение взоры России да и всего мира обращены к Москве, к этому залу, где начинает работу Государственная дума». Начало речи щуплого старичка с тонким надтреснутым голосом даже понравилось Дымову — жириновец, кажется, смог подобрать нужные и подобающие месту и времени слова.
