— Эй, ребята, не найдется ли у кого в обозе ведерка, раненых везем, а питья нету.

— А вы чьи будете?

— Мы из грузинского егерского.

— Гля, ребята, да это же наши!

Егор соскочил, подбежал к ротному:

— Можно дать ведерко для наших раненых?

— Возьми да сбегай за водой к реке.

— Слушаюсь, ваше благородие. — Егор схватил за руку пришедшего солдата — Пошли!..

Раненые были поблизости за перелеском. Егор с солдатом шли вдоль обоза, давали напиться каждому, кто пожелает.

— Нет ли тут кого из третьей роты? — спросил Егор.

— Я из третьей, а что? — отозвался молодой солдат.

— Не слыхали ли про Антипа Шухова?

— С нами был… Только, кажется, помер он…

У Егора подкосились ноги.

— Больно шибко стонал, а сейчас утих… Должно, преставился. Погляди, четвертая телега к концу.

Егор побрел к четвертой телеге. Антип лежал на соломе, укрытый шинелью. Голова его с заострившимся носом была закинута, глаза закрыты.

— Антип, Антип Савельевич, — позвал Егор.

— Не тревожьте, только сейчас уснул, — послышался женский голос, и к Егору подошла сестра милосердия в белой косынке с крестом. Раненый открыл глаза и слабым голосом прошептал:

— Никак ты, Егор?

— Я, я, Антип Савельич.

— Вот хорошо, спасибо! А я как раз думал… Охота было тебя повидать.

— Что же с тобой, Антип Савельич?

— Дела мои, брат, совсем труба.

— Может, доктора позвать?

— Нет, не к чему…

— Как же тебя ранило?

— В разведке был… На ерманский дозор напали. Нас восемь человек, а их трое — и они одолели.

— Да как же это?

— Мы с винтовками, а у них ручной пулемет. Как стригонули — и сразу пятерых скосили. Меня-то ребята приволокли, а четверых там оставили…

— Жалко… но ты, Антип Савельич, не плошай, поправляйся.

— Нет уж, я, как видно, отвоевался… У тебя как дела?.

— У меня — хорошо!.. Письмо из дому получил. Все здоровы, тебе кланяются. У вас, пишут, тоже все хорошо.

— Ты вот что, Егор… Ты обо мне не пиши… Нет, не то… Ты пропиши, что видел меня, что все благополучно… и потом пиши это же, передавай поклоны. Слышишь? А то не дай бог…

— Как прикажешь, Антип Савельич.

— Это тебе мой наказ… А ежели что со мной — не тужи. Я свое отжил, отвоевал, будя!.. Ты же, как вернешься — не забудь моих.

— Да что ты, Антип Савельич.

— Попомни, что я говорил, и обещай.

— Обещаю, Антип Савельич, только…

— Раненых про-пу-стить! — донеслось от моста.

— Это нам кричат, — сказал Антип. — Сейчас поедем.

— Я провожу вас.

— Нет, нет, не надо, еще потеряешься, не дай бог.

Первые телеги тронулись, за ними потянулись, поскрипывая, и остальные.

— Вот и поехали, — вздохнул ездовой и тронул лошадь, — ты иди, парень, не мешай.

Егор бросился к телеге:

— Антип Савельич!

— Прощай, Егор, дай бог тебе вернуться домой!

Егор подбежал к телеге, поцеловал небритую щеку друга.

— Желаю тебе поправиться.

— С богом!..

Егор взбежал на бугорок, где росла молодая сосна, и долго провожал взглядом подводу, на которой с закинутой головой лежал вздрагивающий Антип…

После долгих мытарств и странствий, потеряв обоз и чуть не попав в плен, часть людей из ремонтной команды вышла в глубокие тылы. Мастеровых, в том числе и Егора, которого поддержал мастер Дедилов, направили в армейскую оружейную мастерскую. Такие мастерские к тому времени были созданы по всем фронтам. Мастерская разместилась в цехах небольшого механического завода и была неплохо оснащена. Она производила ремонт самого разнообразного оружия, пушек и гаубиц.

Якова Васильевича назначили мастером цеха по ремонту винтовок, и он всех, пришедших с ним, забрал в свой цех. Начальником цеха был пожилой, тучный и, как видно, не совсем здоровый подполковник. Он был артиллерист с академическим образованием и хорошо знал оружие, но страдал одышкой, сердечными приступами и потому редко появлялся в цехе. Узнав, что Дедилов работал мастером на Тульском оружейном заводе, начальник обрадовался и всю заботу о ремонте взвалил на него.

Егор на этот раз получил место у верстака рядом с другими мастеровыми. Это не понравилось бородачу Сазонову.

— Глядите, ребята, этого молокососа Яков Васильевич равняет с нами.

— Он у мастера пятки лижет, собака!

— Ну шо вы, хлопци, шумуете, — заступился Евтушенко. — Нехай робыть, може вин тепер богацько знае.

— Ни хрена он не знает, винтовку собрать не умеет.

Егора эти слова хлестали, как плети, но он молчал, делал вид, что не слышит. Конечно, он не мог сравниться с опытными мастерами, но зато знал в винтовке каждый винтик, В станковых пулеметах тоже разбирался неплохо, вот» только ручных пока еще не удалось ему повидать. Поэтому, заведя знакомство с мастеровыми из пулеметного цеха, Егор в свободное время бегал туда, присматривался. Довольно скоро ему удалось познакомиться с пулеметами Мадсена, Льюиса, Шварцлозэ и Шоша.

Любознательность Егора была беспредельна. Как только узнавал он, что в пулеметный цех поступило новое оружие, его нельзя было удержать в винтовочном никакими силами. Обязательно улучит минутку и взглянет хоть издалека. Мастеровые замечали, что Егор часто бегал в пулеметный цех, но зачем — не догадывались. Предполагали, что сыскал земляка. Они по-прежнему не хотели делиться с ним своими познаниями в оружейном деле. Егору частенько приходилось трудно. Иногда он и вовсе вставал в тупик перед какой-нибудь деталью. И если б не Яков Васильевич, возможно, пришлось бы снова переходить в подручные.

Егор отличался большим терпением. Он учился, всматривался, вслушивался и день ото дня набирался опыта. А дни проходили в тяжелых трудах и тревогах. Домашние писали, а от Антипа не было никаких вестей. «Наверно, погиб Антип, — думал Егор и сокрушенно вздыхал, — а от чего погиб — подумать страшно. Оружия настоящего не было… Эх, Россия, Россия, неужели у тебя нет мастеров, чтобы придумать свои пулеметы? Неужели ты беднее немцев умельцами да изобретателями?!»

Мысль об этом частенько тревожила Егора, бередила его сердце. И однажды, не удержавшись, он спросил об этом мастера.

— Эх, Егор, садовая твоя голова. У нас такие мастера водятся, что немцам и не снилось. Сказывают, не только пулеметы, но даже автоматические винтовки умеют делать. Говорят, в Туле был мастер Двоеглазов, так тот, по рассказам, еще лет за двадцать до японской войны автоматическую винтовку придумал. Ну да только немцы, что были в управителях завода, не позволили ему довести дело до конца.

— А почему же?

— А невыгодно им было, боялись, как бы это оружие да не обернулось против них.

— Интересно, что же это за люди такие, которые оружие изобретают?

— Самые разные… Вот Мосин, что трехлинейку изобрел, тот, говорят, ученый был, Михайловскую академию кончил, а потом, сказывают, дослужился до генерала. А Двоеглазов — рядовым мастером был. Вот и суди сам. Тут, братец мой, талант нужен. А талант… он в каждом может быть. Вот тряхни тебя, а он, может быть, в тебе и сидит. Талант не виден глазу, его ни ты, ни я, ни генерал не заметят. А когда надо — он сам себя покажет.

— А что эта за штука такая — талант?

— Это, братец мой, трудно объяснить. Это вроде как бы способность к чему-то особенная. Ну да об этом в другой раз поговорим, а то мне некогда…

Егор проработал в армейской мастерской около года. Многое узнал, многому научился, а бородач и его приятели все еще смотрели на него, как на мальчишку. Но после одного случая все переменилось.

Как-то Дедилов пришел в мастерскую взволнованный, собрал лучших мастеров и говорит;

— Меня сейчас в штаб армии вызывали. Какой-то генерал из Ставки приехал, а у него пистолет отказал. Велели починить, дали два часа сроку. Кто возьмется за эту работу?

— А ну-ка покажь, — сказал бородач и протянул мастеру огромную пятерню. Дедилов достал из кармана маленький вороненый пистолет.