Настолько, насколько это ему позволяла ширина плеч.

— И каков же вывод? — спросил патриарх семьи Финг.

— Мои расчеты показывают, что кривая уже начинает выравниваться, — ответил Стерновски. — Очень скоро наши подопытные начнут выходить из дремоты. Когда содержащийся в их теле ГЭР перестанет требовать увеличения мышечной массы, они очнутся. Причем тогда они будут больше, сильнее и даже еще опаснее, чем раньше.

— Фосдик! — рявкнул Филлмор. — Это верно? Ты говорил мне, что твердо держишь ситуацию под контролем.

Финг-младший хотел ответить, чтобы защитить себя, однако шок от ранения все еще был так велик, что, раскрыв рот, он не смог выговорить ни слова.

Фарнхэм, который чувствовал, что гнев отца сейчас обрушится на него, решил сам атаковать американского биохимика, подхватив знамя, выпавшее из ослабевших рук его павшего в бою брата.

— Все это лишь домыслы, — сказал он. — Вы не можете знать, что случится в ближайшие две минуты, не говоря уже о том, что произойдет в следующие полчаса. И вы определенно не сможете предсказать поведение наших подопытных — даже если, как вы предполагаете, эффект, который оказывает синтетик, действительно достигнет стабильного уровня.

Стерновски схватился руками за голову. Остатки волос стояли у него дыбом.

— Вы меня даже не слушаете! — закричал он. — Ни одна дверь, ни один замок их не остановит.

— Я думаю, мы слышали уже достаточно, — сказал Филлмор.

— Еще нет! — возразил биохимик. — Надеюсь, Бог простит нас за то, что мы сделали с ними, но только эти подопытные — уже не люди. Если вы сейчас же не подвергнете их эвтаназии, причем быстро, пока они еще находятся в состоянии ступора, то эти животные всех нас убьют, когда очнутся.

Филлмор всегда считал Стерновски безвольным нытиком. Однако сейчас выражение его лица свидетельствовало о том, что американец уже дошел до точки, и никакие угрозы не помогут вернуть его в прежнее состояние.

— С этой минуты я аннулирую ваш контракт, — сказал Финг-старший. — Сдайте внизу ваше удостоверение и в течение двух часов покиньте территорию корпорации, иначе я вас арестую.

— Это меня вполне устраивает, — сказал Стерновски. — Вы еще попомните мои слова, когда начнутся неприятности.

Долговязый исследователь, волосы у которого все еще стояли дыбом, поспешно направился к выходу и скрылся за стальной сейфовой дверью.

Финги и их американский адвокат смотрели ему вслед.

— Он не может впоследствии доставить нам неприятности, например, с точки зрения патентов? — спросил Коч-Рош.

— Он выдающийся биохимик, — сказал Филлмор, — но совершенно не имеет деловой жилки. Соглашение, которое он подписал с семьей Финг, передает нам все коммерческие права на продукт.

— Неужели он действительно подписал нечто подобное?

— Контракт был на китайском языке.

— Дальше можете не рассказывать, — заявил адвокат. — Он воспользовался услугами того переводчика, которого вы ему рекомендовали.

Филлмор улыбнулся.

Внезапно заполнявшие помещение чавкающие звуки, как по команде, прекратились.

— Они перестали есть! — крикнул один из служителей. — Они все перестали есть. Посмотрите!

Филлмор немного повернулся, чтобы посмотреть туда, куда показывал его служащий. На экранах мониторов, которыми был оборудован сестринский пост, наблюдалось какое-то движение. Подопытные один за другим отрывались от своих питательных трубок и поднимались на ноги.

Римо не мог пожаловаться на точность указаний, которые ему дал в аэропорту служащий компании по прокату автомобилей, говоривший на двух языках. Через полтора часа езды по прямому как стрела двухрядному шоссе — оно проходило по совершенно ровной сельской местности, в основном занятой залитыми водой рисовыми полями, — перед ними появились огни корпорации «Фэмили Финг фармасевтиклз». Из черноты постепенно вырастали белые башни производственного комплекса. Каждый раз, когда Римо смотрел на них, его охватывало чувство страха.

До сих пор им везло — они сталкивались с измененными гормоном убийцами строго по одному. Последний из них, старый Ладлоу Бэкьюлэм, едва не вырвал у Римо все кишки и преуспел бы в этом, если бы в последнюю секунду не вмешался Чиун. Римо еще никогда не приходилось встречаться с противником, обладающим столь огромной физической силой. При одной мысли о том, что очень скоро он во множестве столкнется с подобными индивидуумами, по его телу пробегала холодная дрожь.

По виду сидевшего рядом Чиуна можно было заключить, что близкая опасность его нисколько не волнует. При свете фонарика мастер сейчас изучал факс от доктора Смита, полученный в Лос-Анджелесе вместе с билетами. Кроме плана фармацевтического комплекса, там были фотоснимки главных действующих лиц, которых удалось обнаружить директору КЮРЕ. Именно эти снимки сейчас и рассматривал мастер Синанджу.

— Неужели ты до сих пор не запомнил эти дурацкие физиономии? — спросил его Римо.

Чиун оторвал взгляд от серии черно-белых фотографий. На его лице было написано выражение, которое Римо слишком хорошо знал, — а именно глубокое разочарование в умственных способностях своего ученика. Римо пришлось тут же занять глухую оборону.

— Что? — спросил он. — Что?

— Как же ты собираешься узнать, кто нам нужен? — спросил Чиун. — По носу? Или, может быть, по ушам?

— А может быть, по сочетанию того и другого? — сказал Римо. — Все вместе это называется лицом, и оно есть у каждого.

Чиун тяжело вздохнул.

— Квалифицированный ассасин не ограничивается внешними признаками, — назидательно сказал он. — Он смотрит глубже, ищет имеющиеся взаимосвязи и тенденции. Только так можно предвидеть, как в данной ситуации поступит человек, за которым он охотится, и использовать это знание для того, чтобы в нужный момент точно нанести удар.

— Ты можешь определить это по фотографии? Даже по такой плохой?

— Все можно понять по расположению бровей относительно носового меридиана и круговому потоку энергии вокруг глаз. А кроме того...

— Ну?

— Возьмем, например, вот этого, — сказал Чиун, ткнув в верхнюю страницу острым как бритва ногтем. — Мы видим перед собой мужчину за семьдесят, который старается выглядеть гораздо моложе. Он волевой. Он тщеславный. Он алчный и безжалостный. В общем — типичный китаец.

— Его выдает ширина носа?

— Нет, — сказал Чиун. — Его выдает фамилия Финг. Но это не важно. Важно то, что фотография дает нам представление о его подлинной натуре. Лучше всего он сражается тогда, когда его зажмут в угол. Для этого человека ничего не значат жизни других, пусть даже это жизни его собственных детей. Чтобы сохранить то, что имеет, он принесет в жертву кого угодно. Именно то, что он имеет, и определяет его поведение.

— И как же это поможет нам его убить?

— Ты меня совсем не слушаешь! — сказал Чиун. — Этот человек будет зубами держаться за свои владения. Это центр его жизни, его якорь. — Для пущей драматичности сделав паузу, мастер добавил: — И его удавка.

— Все это очень мило и даже поэтично, — сказал Римо, — но что, если твой друг Финг уже перевел в ликвидную форму основную часть своих активов? Что, если он сбежал куда-нибудь подальше от своих уродливых строений и при этом даже ни разу не оглянулся?

— Ты до сих пор ничего не понял, и меня это глубоко огорчает, — признался Чиун. — Я иногда думаю, что ты нарочно изображаешь из себя глупца, чтобы опечалить меня, твоего учителя. А ведь не кто иной, как я, с величайшим терпением и заботой выводил тебя из того поистине жалкого состояния, в коем ты первоначально пребывал...

— Послушай, Чиун, во всем этом нет никакого смысла. Объяснение должно все же хоть что-нибудь объяснять.

— Ага! — вскричал Чиун, ухватившись за слова своего ученика. — Вот мы и подошли к сути твоей проблемы.

— Ты имеешь в виду, что я ожидаю от тебя рационального поведения?

— Что ты ожидаешь ответа.

Увидев непонимающее выражение лица Римо, мастер вздохнул снова, на этот раз более трагично, словно на его обманчиво хрупкие плечи обрушился небесный свод. Небесный свод, принявший форму его личного, персонального Чонгвука.