Джошуа Логан быстро изменил свое мнение (в лучшую сторону). Члены съемочной группы — тоже (в худшую). Бывшая застенчивая и робкая актрисуля, у которой всегда находилось ласковое слово для каждого, теперь стала безразличной, холодной, сосредоточенной женщиной, которая говорила только с Полой, слушала только Полу, заставляла снимать дубль за дублем, пока Пола не оставалась довольной. И при этом по-прежнему вела борьбу с тоской и заниженной самооценкой, войну с самой собой, из-за чего ей порой требовалось несколько часов, чтобы, наконец, выйти из гримерки и подставить себя чужим взглядам и суждениям. Но в финале результат был потрясающим, в Мэрилин кричала трагическая правда, эмоции, она была пленницей, угодившей в ловушку, старающейся сбежать, вырваться из лассо мужчины, который хочет обладать ею. Утомленная жизнью и настигнутая любовью, Мэрилин, не колеблясь, обезобразила себя, чтобы создать новую личность, изуродовалась, чтобы возродиться. Логан был вынужден признать, что он впечатлен игрой Монро, даже объявил ее гениальной, сравнивал с Гарбо и Брандо. Отчаяние, которое он порой испытывал, когда актриса впадала в ступор, и уйма времени, которую она тратила на поиски своего персонажа, с лихвой оправдались. Настоящая профессионалка, безжалостная к себе, уникальная на экране, оправдывающая все затраты и расшатанные нервы.

Вскоре съемочная группа отправилась в Аризону снимать сцены родео. Артур Миллер на полтора месяца поселился неподалеку оттуда, в Неваде, чтобы ускорить процедуру развода со своей женой Мэри. Любовники тайком встречались по выходным в Лос-Анджелесе, в замке Мармон, где Мэрилин сняла апартаменты — из стремления быть независимой от Гринов и из-за неспособности долго жить в одном и том же месте. Хотя слух об их связи теперь уже был у всех на устах, Миллеру и Мэрилин требовалось держать ее в строжайшей тайне. С одной стороны, потому что писатель, хотя и расстался с женой, официально все еще состоял в браке и отношения с будущей бывшей супругой складывались не лучшим образом[18]. С другой стороны, потому что его взял на заметку Комитет по антиамериканской деятельности. Так что кинозвезда и драматург неосмотрительно рисковали, встречаясь в конце недели в роскошных апартаментах, откуда они не выходили три ночи. Если Миллер принимал свой личный выбор и его последствия (конец шестнадцати лет брака, болезненный гнев Мэри, смятение их двоих детей) относительно безмятежно (за шесть недель, проведенных в Рено, он даже начал писать новую пьесу), Мэрилин выводило из равновесия это более-менее тайное, неофициальное положение, когда она пока оставалась любовницей женатого мужчины, разрушившей его брак. Девочке, желавшей, чтобы на нее смотрели, нужен свет. Пусть правда выйдет на всеобщее обозрение, пусть все знают. что Артур Миллер, великий интеллектуал из Нью-Йорка, и Мэрилин Монро любят друг друга, пусть вся Земля получит доказательство, что она не только тело, «соломенная голова»! Она больше не в силах терпеть.

В понедельник, когда съемки возобновились, она не может сосредоточиться и снова стать Шери. Тем более что работа проходит в напряженной обстановке. Актрису рвет между дублями. Она плачет и звонит Миллеру по телефону. Съемочная группа ее ненавидит, она в этом уверена; Логан ее тиранит, хотя он, как она считает, — величайший режиссер, с каким ей до сих пор приходилось иметь дело. Что же до героя-любовника, приглашенного ей в партнеры, Дона Мюррея, он ведет себя с ней ужасно — невыносимый, тщеславный, презрительный, так что во время съемок одной бурной сцены она ударила его по-настоящему и после отказалась извиниться. Никто ее не уважает, ей это надоело. Хорошо еще, что Пола здесь — заставляет ее махать руками, чтобы успокоиться, и осыпает похвалами.

О, папа, как ты мне нужен.

Миллер слушает ее в телефонной кабинке, покрывается потом, шатается. Каждый вечер он ждет звонка Мэрилин под условным именем; от ее запинающегося и нежного, как шелк, голоска его словно бьет током. Однажды он даже потерял сознание.

В июне 1956 года только что разведенный[19] Артур Миллер вернулся в Нью-Йорк, куда раньше его приехала Мэрилин, развязавшись с «Автобусной остановкой». Теперь им трудно, просто невозможно не явить свою любовь в открытую, на радость репортерам. Журналисты дежурят перед домом Мэрилин двадцать четыре часа в сутки, отслеживают любые ее перемещения, знают все служебные входы и запасные выходы, вычисляют ее под париком, распознают без косметики. Захлебываясь в волнах, которые сама же и подняла, напуганная молодая женщина прячется среди белой мебели и шампанского, реальный мир раз за разом отступает все дальше, пропуская вперед мир стерилизованный, замкнутый и придуманный. В своей башне из слоновой кости Мэрилин, изгнанница своего образа, старается отдохнуть от битв, неизбежно разгорающихся в ее окружении, как будто люди, которые ее любят, могут лишь ненавидеть друг друга и рвать ее на части. Одержимая паранойей, она никому не доверяет, считает, что ее осаждают враги, поджидает предательство, плохо отличает «истинных» друзей от тех, кто ее использует, не видит настоящих врагов, увлекается кем-то, потом внезапно резко его отталкивает. Как только закончились съемки, в Мэрилин Монро восторжествовали одиночество и пораженчество. Ее жизнь невообразимо печальна. Она проводит дни среди белых стен, а часть ночей — вися на телефоне, оглоушенная успокоительными или возбуждающими средствами, совершенно распустившись, спит неважно как, ест неважно что, стараясь не приближаться к окнам, в которые ее могут увидеть и в которые ей может сильно захотеться выпрыгнуть.

Постоянно находясь рядом с ней, ее нью-йоркская прислуга Лена Пепитоне регулярно присутствует при невероятном преображении своей хозяйки, когда ей по каким-то причинам вновь нужно превратиться в Мэрилин Монро — мировой секс-символ. Ее парикмахер, гример, костюмер, маникюрша, массажист — все эти ловкие руки, лепящие белокурую куклу, не подозревая в себе кукольников, никак не могут привыкнуть и неизменно испытывают потрясение, когда после восьми-девяти часов такой лепки из маленького, хрупкого, угасшего, некрасивого и порой вонючего существа появляется самая красивая женщина в мире, непобедимая и грозная.

Маленькая девочка старается удержаться на ногах между ними двумя, лавирует между этими крайностями, рискуя утонуть, задумывается, зачем все это нужно, любит принимать гостей голой и ненакрашенной, чтобы сломать легенду и проверить, точно ребенок, любят ли ее ради нее самой. Но только дома. На публике (она это знает) она за Мэрилин Монро как за каменной стеной. Невозможно выйти в люди без нее. Ее на куски разорвут.

За малейшую неосторожность придется расплачиваться.

Но 21 июня 1956 года, на заре, Мэрилин допустила ошибку. Она думала, что еще слишком рано, что никто ее не сторожит и не увидит, как она, без косметики и парика, в простых черных очках, тайком выскользнет из дома. Она хочет бежать. От чего? От кого? Но не может. Когда она поняла, что ошиблась, было уже слишком поздно. Журналисты повыскакивали отовсюду, взяли ее в кольцо, не давая идти вперед и вернуться домой. Она оказалась в ловушке, зажатая у дверей своего дома, со всех сторон засверкали вспышки фотокамер — безжалостные, бесчувственные к мольбам затравленной жертвы, пытавшейся заслонить свое лицо, взывавшей к сочувствию, умолявшей, плачущей, ослабшей.

«Оставьте меня, ребята, я ужасно выгляжу, сжальтесь надо мной, ребята, оставьте меня!»

Все тщетно. Они хотят все знать, все забрать, все продать. Чтобы остановить их, Мэрилин вынуждена признаться в своей связи с Артуром Миллером. Под пыткой сознаются в преступлениях, которых не совершали.

Фотографии Монро без косметики облетели весь мир.

В тот же день Артур Миллер явился по вызову в Комитет по антиамериканской деятельности. Чтобы сопровождать Мэрилин в Лондон, где летом должны были начаться съемки «Принца и танцовщицы», он подал заявление на получение загранпаспорта. Дать разрешение мог только комитет. Страшилась ли Мэрилин этого вызова, боясь, что Миллера могут «прикончить»? Или же именно она, напротив, из мстительности побуждала его не уступать и не называть никаких имен. Сражение между «миллеристами» и «монроистами» не имело большого значения. Мэрилин совсем не разбиралась в политике. Ее сочувствие к слабым, в том числе животным или растениям, было лишь инстинктивным проявлением высшего эгоцентризма, когда малейшее несчастье (растоптанный цветок) напоминало ей о собственном провале или вызывало манию преследования. Ясно одно: Монро был нужен герой. Чтобы любить мужчину, она должна безгранично им восхищаться. У Миллера не оставалось выбора: если он не хочет утратить уважения своей возлюбленной, он должен проявить мужество, рискуя поломать свою карьеру, как многие художники того времени, которым запрещали заниматься своим ремеслом — и это в лучшем случае. Он утверждал, что председатель комитета якобы предложил ему тайком «договориться по-хорошему»: пусть даст свою фотографию с Мэрилин Монро — и все уладится.