– Вы, вероятно, правы, – вымолвил Филдинг, помолчав. – Мне самому в голову пришла подобная мысль, едва лорд Элкомб рассказал о Веселушке.

– Что ж… тогда ладно… – Я был разочарован.

– Выяснить, так это или нет, теперь уже никто нам не поможет, – пожал плечами судья. – Насчет нрава старого Элкомба вы совершенно правы. Тогда многое было дозволено. Вполне возможно, что предыдущий лорд был отцом Робина. Но в свете настоящих событий раскрыть такую правду – даже будь подобное возможно – лишь усилить боль и страдания семейства. Пользы от этого не будет. Не будем гадать, пусть все остается как есть.

Я мог бы поспорить с ним в этом, хотя и лез не в свое дело. Но, как назло, моя лошадь рванула галопом и понесла, не разбирая дороги. Я мало понимал, куда мы движемся, и хватался за поводья, за гриву, за луку седла, за что угодно, ибо в любую минуту мог вылететь из седла прямо на твердую, ухабистую землю и впечататься физиономией в одну из каменистых россыпей, усеивающих равнину.

Очертаний окружающего пейзажа я уже не разбирал. Горизонт взмывал и падал у меня перед глазами. Я боялся даже оглянуться, так что оставался в неведении, был ли Филдинг встревожен моим затруднительным положением. Скорее всего, он посиживал себе в седле своего жеребца и помирал со смеху.

Мне показалось (насколько это позволяла прыгающая перед глазами картина), что на горизонте появилось что-то светлое и громоздкое. По мере приближения я стал различать те самые странные камни-великаны, которые мы видели на нашем пути в поместье Элкомбов. Камни, которые напоминали мне балки огромного дома и которые, согласно рассказу Ричарда Синкло, были перенесены сюда и установлены самим Мерлином, волшебником при дворе короля Артура. В прошлый раз мы с приятелями прошли стороной это место, тогда как сейчас лошадь несла меня прямиком туда. Столбы и перекрывавшие их глыбы на расстоянии выглядели весьма внушительно, отчасти из-за их туманного происхождения, отчасти из-за производимого ими впечатления, что они восстают против неба. Если же приблизиться, можно было подумать, что это челюсть Господа Бога.

Ближе… и ближе… и ближе! Иисусе, когда же эта несносная лошадь остановится, или сбавит скорость, или сменит направление, ведь нас – меня! – ожидает непосредственное, зубодробительное и костекрушащее столкновение с камнем!

Стремительно растущие гиганты яростно раскачивались передо мной, словно части некой каменной гримасы. Путаные обрывки молитв пронеслись в моей голове, и я крепко схватился обеими руками за взмыленную шею лошади.

И только в самый последний момент она вдруг свернула в сторону и остановилась так внезапно, что я едва не кувырнулся через ее голову. Как ни в чем не бывало, она тут же принялась пощипывать травку, росшую сочными пучками у основания камней, словно мы сделали остановку во время неспешной прогулки! Опасаясь, как бы лошадь вновь не передумала, я сполз с седла. Ноги мои не гнулись и сильно дрожали после тряски, так что я едва не повалился на землю.

Спустя какое-то время ровное дыхание и способность мыслить восстановились в достаточной степени, чтобы я мог приступить к оценке ситуации. Я стоял в непосредственной близости от круга гигантских камней, похожих на торчащие кверху зубы. Еще чуть-чуть, и мы, без сомнения, столкнулись бы вон с тем каменным монстром, и мозги Ревилла – чего не могу сказать о моей лошади в силу их очевидного отсутствия – сейчас бы стекали по его поверхности. Что ж, оставалось только ждать, когда Адам Филдинг приедет и заберет меня. Жалостливо я бы умолял позволить мне остаток пути до Солсбери провести на спине его послушного жеребца.

Так что я решил подождать. За спиной среди камней тихо посвистывал ветер, и я никак не мог отделаться от ощущения, что это свист человека. Старательно прислушиваясь в надежде уловить отдаленный топот копыт, я слышал лишь разморенный гул летнего дня – жужжание насекомых, пение птиц. Где же Филдинг? За пределами круга повсюду были разбросаны поваленные столбы и камни, служившие им перекрывающими плитами. Взобравшись на одну из них, я с удивлением обнаружил, насколько хорошо отсюда просматривается равнина. Я прикрыл глаза рукой и вгляделся в подернутый летним маревом запад, готовый тут же закричать и замахать рукой, едва покажется судья. Но он не появлялся. Невысокие холмы и насыпи возвышались над зеленым покровом. Ветер печально завывал среди столбов и пригибал к земле траву. Легкий холодок пробежал у меня по спине, и я вновь подумал о той могучей расе, которая, я не сомневался, высекла и придала форму этим глыбам, а Мерлин уже довел дело до конца, возведя их здесь. В местах, подобных этому, легко верится в магию.

Довольно тоскливо было стоять тут, посреди равнины под открытым небом, да еще и между зубами Господними. Ну, сказал я себе, жду еще пару минут и отправляюсь в Солсбери с помощью транспортного средства, которое никогда не подводит: на своих двоих. До города было рукой подать, всего каких-то несколько миль. В том направлении, подумал я и повернулся на восток. И если идти так, чтобы моя тень была передо мной, то, пожалуй, вполне можно оказаться на месте до наступления ночи.

Но, обернувшись, я увидел вдалеке всадника, трусцой ехавшего по равнине. Вы даже представить не можете, какое я испытал облегчение. Я закричал и принялся размахивать руками, с радостью заметив, что всадник слегка изменил свое направление и теперь движется прямо к каменному кругу. Я сел на плиту, служившую мне наблюдательным пунктом, потом прилег на бок, продолжая одним глазом следить за неторопливым приближением Филдинга. Поверхность камня нагрелась на солнце, и его мшистые углубления будто были высечены как раз по форме тела, по крайней мере моего. Я прикрыл глаза. Клонившееся к западу солнце припекало. Позволив своим мыслям течь свободно, я начал думать о Кэйт. Оставалось надеяться, что она не слишком близко познакомилась с Уиллом во время поездки. Но ведь, скорее всего, дочь мирового судьи, с присущим ей остроумием и проницательным взглядом, найдет Фолла довольно простоватым. В конце концов, он привык к девицам вроде Одри и к другому не стремился, будучи всего лишь сыном извозчика (не подумайте, что я обращаю внимание на происхождение). И к тому же он не вышел ростом. Коротышка Фолл.

Наверное, я задремал. Поскольку, когда открыл глаза и посмотрел в небо, солнце было уже у горизонта, а фигура всадника заметно увеличилась. Воздух был плотным и прогретым, поэтому заметно колебался, так что казалось, что всадник и его лошадь мерцают на фоне июньского марева. Я снова сел и помахал рукой, до него теперь было около полумили, но, как видно, он и сам знал, куда двигаться, так что я невольно опять закрыл глаза. И через миг распахнул их, встревоженный большой черной тенью, гораздо большей, чем приближающаяся фигура, будто бы всадник неожиданно пришпорил скакуна, чтобы поскорее преодолеть остававшееся расстояние. Но это было невозможно, поскольку он до сих пор ехал в том же неторопливом темпе.

Еще раз я сел прямо, но инстинкт подсказывал: лучше распластаться на камне и лежать тихо, не высовываясь.

Что-то меня в этом всаднике настораживало… но что?

Если к вам приближается пеший, его легко узнать по походке, осанке и фигуре, даже если вы не слишком хорошо его знаете. Однако в случае с наездником это дается тяжелее, потому что его очертания сливаются с очертаниями лошади, и получается совсем иной образ. И все же – когда между мной и всадником осталась последняя пара сотен ярдов – я понял, что это не Филдинг. Я слишком надеялся увидеть именно его, и это стремление, вкупе с жаром и слепящим светом летнего дня, подвело меня, заставило поверить, что ехать в мою сторону может только он.

Но нет, вместо Филдинга на лошади сероватой масти ехал дворецкий Освальд Иден.

Вот с ним-то мне как раз и не хотелось встречаться. Я подумал, если вот так остаться лежать тихо-тихо на вершине камня, может, он проедет мимо? Тупица Ревилл, нечего было высовываться, кричать и размахивать руками! Тут, как назло, подошла моя лошадь, только привлекая лишнее внимание ко мне. Так что даже если Освальд не знал, где именно я прячусь, ему было ясно, что наверняка недалеко от лошади.