Осторожно я двинулся в сторону голосов. Впрочем, иначе передвигаться в лесном полумраке было сложно. Тон говоривших постоянно балансировал на грани раздражения, он то вскипал, то опадал. Я приблизился к крошечному пятачку открытого пространства, посреди которого стояли две фигуры: темная и светлая. Прямо перед моим носом рос какой-то куст, так что я решил укрыться за ним, присев на корточки. Одежда моя все еще была сыровата после поездки по озеру. Разобрать что к чему в сумеречной тени леса было трудно, но некоторое преимущество у меня все же имелось: я знал одного из говоривших. Освальд стоял практически напротив того места, где я прятался, лицом ко мне и своему собеседнику. Что касается последнего, то моему взгляду была доступна лишь его широкая спина.
– Вам больше нечего тут делать, – сказал Освальд.
– Вы позвали меня только для того, чтобы сообщить об этом?
– Свое вы отработали.
– Меня подобные вещи мало волнуют. Хлеб насущный и средства к существованию.
Было что-то знакомое в этом голосе. Кто же это такой?
– Как же вы живете? – презрительно фыркнул дворецкий.
– Как птицы, брат мой.
Ну конечно, это же Питер Пэрэдайз! Массивное телосложение, неизменное «брат мой» всем и каждому… Но с чего вдруг Освальду понадобилось разговаривать с тем, кого он сам недавно выставил из поместья?
– Как птицы? То есть червей и мух собираете?
– Я имею в виду, живем тем, что нам дают. Что Бог нам посылает, – ответствовал Пэрэдайз с усталостью и с чувством достоинства в голосе.
– А что, если он пошлет вам… вот это?
Освальд замахнулся, словно хотел ударить Питера, но опустил руку. Весьма неожиданный поворот событий: дворецкий, обычно столь невозмутимый и сдержанный, поддался желанию применить физическую силу.
– Говорю тебе, Пэрэдайз, вы злоупотребили оказанным вам гостеприимством.
Иден произнес фамилию актера, как сплюнул.
– Старая песня.
– Знаешь, что бывает с теми, кто злоупотребляет гостеприимством? Если говорить вашими же словами, тьма будет их единственным приютом и ночлегом.
– Как это случилось с дикарем, которого нашли болтающимся на дереве?
– Именно так.
– И как случилось с твоим хозяином?
– Не смей упоминать его имени.
– И с тем, кто не успел отрастить жабры, чтобы жить под водой?
Удивительно, как быстро слухи о найденном в озере теле достигли ушей Питера Пэрэдайза!
– Как видишь, здесь… опасное место, – промолвил Освальд.
– Я вижу, что это место греха и разврата, – ответил Пэрэдайз. – Но раз уж ты заговорил о тех, кто отправляется во тьму, то их гораздо больше, чем тех, кто остается здесь. Если уж на то пошло, брат мой, мертвые всегда должны численно превосходить живых. И не стоит забывать, что не для всех это будет тьма. Так что ты меня не запугаешь.
Действительно, не похоже было, чтобы слова Освальда и несостоявшаяся попытка начать драку возымели хоть какое-то действие на Питера Пэрэдайза. В сущности, я наблюдал сейчас ту же сцену противостояния, что и в амбаре после представления о Богаче и Лазаре. Взаимный обмен угрозами. Правда, в тот раз кулак первым занес Пэрэдайз, тогда как теперь роли поменялись. Повисла пауза, после которой Освальд шагнул в чащу.
Пэрэдайз подождал немного, потом повернулся и тяжело вломился в заросли, рядом с тем самым местом, где я прятался. Его седая всклокоченная борода и нахмуренные брови проплыли в лесном сумраке. Один взгляд в сторону и вниз – и он бы меня увидел. Впрочем, смотрел Питер только вперед.
Я тоже решил подождать. Подождать и подумать. Потом я отправился вдогонку дворецкому. Из этих двоих он казался наиболее осведомленным в происходящем. Треск веток выдавал продвижение Освальда в глубину леса, и мне было любопытно узнать, куда он направляется.
Похоже, блуждание по зарослям стало входить для меня в привычку, и к тому же довольно глупую. На сей раз я в этом убедился. Вы уже достаточно наслышаны о том, какой я мастер по части того, чтобы заплутать в чаще, так что времени тратить зря не стану, только скажу, что настал момент – всего через несколько минут, как я двинулся по следам Освальда, – когда я вдруг обнаружил, что не слышу больше, чтобы кто-нибудь впереди прокладывал себе путь среди деревьев. Я остановился, затаив дыхание.
Пришлось признать – я упустил его. Что ж, родиться охотничьей собакой мне не случилось.
Но тут сзади хрустнула ветка; выходит, Освальд, если только это был он, каким-то образом сделал крюк и теперь находится у меня за спиной.
Бездна разделяет лихорадку погони и ужас от преследования. Дворецкого я считал опасным типом, возможно доведенным до отчаяния, и терять ему было нечего. Заметил ли он, как я уходил с того мрачного сборища (то есть с поминок)? Я боялся пошевелиться и обернуться, опасаясь, что в сгущающейся темноте Освальд без труда сможет заметить бледное пятно моей физиономии. Но я знал, что он прямо за моей спиной. Я чувствовал его присутствие буквально затылком.
Я запаниковал. Затаив дыхание, я бросал затравленные взгляды по сторонам. В глубине леса уже царила ночь, хотя солнце еще не село. Мрачные облака затянули небо. Видимо, ясная июньская погода исчерпала себя. Мне показалось, я узнаю верхушки ближних деревьев. Это было убежище Робина, его логово, вернее, гряда старых лесных великанов, окаймлявшая поверху насыпь, под которой оно находилось.
За спиной у меня раздался шелест листьев. Потом прекратился. И раздался вновь. Кто-то осторожно крался в моем направлении. Без колебаний я рухнул на четвереньки. Наверное, мною руководил инстинкт. Словно животное, я вперился взглядом в темноту, пытаясь обнаружить нору, ведущую в берлогу Робина. Вот она! Я пополз вперед, но ошибся. Оказывается, когда стоишь на четвереньках, все вокруг выглядит иначе. Затравленным зверем я вертел головой по сторонам. Встань и встреть своего врага как человек, говорил я сам себе, но не находил в себе сил сделать этого. Скорее чувствуя, как темный силуэт приближается ко мне, я метнулся в противоположном направлении и совершенно случайно обнаружил, что позади меня – нора в убежище лесного дикаря. Эта вонючая, грязная нора теперь показалась мне такой родной и уютной. Узкий лаз расширился в вымоину под корнями деревьев. Едва заметные остатки света пробивались сквозь сплетение корней.
Я затаился. Ситуация была подобна той, когда мелкий зверек укрывается в своем жилище, тогда как хищник рыщет неподалеку, принюхиваясь в поисках входа. Я изо всех сил напрягал свой слух, но до меня доносились лишь звуки леса. Может быть, я ошибся, и Освальд не хитрил, не делал крюк, чтобы застать меня врасплох, и все, что я услышал и увидел, являлось лишь игрой моего перенапряженного рассудка. Но и в этом случае я считал, что лучше пока сидеть в норе Робина и не высовываться. Более безопасного места в лесу сейчас было не найти, хотя прежде, сказать по правде, эта берлога меня пугала.
Откинувшись на локтях назад – раз уж мне предстояло просидеть здесь некоторое время, я имел право расположиться так, как мне будет удобно, – я рукой сдвинул какой-то предмет. На ощупь он походил на коробку. Я, естественно, сразу же вспомнил шкатулку, которую мне показывал Робин и которую позже я показывал Филдингу, с ее животным (те жуки) и растительным (обрывки бумаги) никчемным содержимым. Похоже, дикарь хранил тут целую коллекцию коробочек. Я потряс находку. Внутри что-то лежало. Я крепко сжал ее в руках, в надежде позже исследовать ее тщательнее.
Время шло, и я начал уставать от сидения в темноте. Звуки снаружи – шорохи, шуршание, неясные вздохи – напоминали все что угодно, только не присутствие рядом человека, так что я сделал вывод, что если кто и был там, то уже, должно быть, устал от ожидания, как и я, и ушел.
Мои догадки оправдались. Никто не схватил меня, едва я выполз на свежий воздух. Никто не пустился преследовать меня, пока я спешил покинуть погрузившийся во мрак лес, на ходу зарекаясь ни за что на свете более не пересекать его границ. Вздох облегчения вырвался у меня из груди, едва я достиг открытого пространства. Солнце садилось. Вокруг никого не было. Я посмотрел на шкатулку, которую держал в руках. Она была очень похожа на ту кожаную, в которой я нашел жуков и бумаги и которая разбилась, упав на землю. По сути, кто-то будто бы наспех присоединил ее отлетевшую крышку на место. Очень неожиданное и странное наблюдение.
