Я направился обратно к лестнице.

— Согласен, Френки, это звучит глупо. Но ты удивишься, на какие странности бывают способны люди, которые боятся воплотить в жизнь свои желания.

— Что вы делаете, мастер Финилдор?

Алхимик выключает горелку, встает, отталкивает голема, несущего проклятые угли. Он медленно идет к окну, затем открывает его.

— Мастер Финилдор?

— Простите меня, мне нужно выйти…

— Разумеется, Берта. С вами все в порядке?

Толстый лавочник-тролль отворачивается, не желая смущать свою помощницу — купец доволен ее работой.

Он не видит, как дрожащие пальцы женщины смыкаются на ручке ножа.

Уолдо Каннинг стоит, уперев обе руки в маленький покосившийся столик.

В правой руке зажата глиняная фигурка. Древняя каморка и вправду похожа на тот чердак, где находятся сейчас двое его врагов. Он глубоко дышит, ему тяжело, и приходится время от времени отхаркивать на пол мокроту.

Дети отдадут все, что у них есть — все, что и так принадлежит ему. И тогда он сможет уничтожить демонессу с серыми глазами.

Франсуаз легко сжала мое плечо.

— Майкл, — сказала она. — Давай отправим нашему другу небольшое послание?

— Ты имеешь в виду Родерика Калленти? — спросил я. — Ему и правда надо сказать, что он скоро станет папой. Или не станет.

Франсуаз тихо засмеялась.

— Нет, Майкл, я говорю о том, кто едва не сбросил меня с лестницы. Мы с тобой не знаем, где он и какова его власть над Мэделайн. Но можно намекнуть ему, что пора складывать чемоданы.

Пальцы девушки цепко обхватили мою ладонь, губы искривились в довольной улыбке.

— Где бы ты ни был, — ласково произнесла она, поднося к лицу глиняную статуэтку. — Маленький ублюдок. Я приду к тебе и убью тебя. Ты понял, дружок?

Сдавленный крик вырвался из груди Уолдо Каннинга, и вместо прозрачной зеленоватой мокроты на пол, под ноги старика, брызнула вязкая струйка крови. Он чувствовал, как огненное лезвие вошло в него изнутри, сжигая внутренности и кроша сознание на маленькие агонизирующие кусочки.

Он упал на колени, ударившись подбородком о край столика, а сморщенные губы сплевывали на пол горячую кровь.

Дети подхватили его и укрыли собой.

Каннинг дрожал, корчась от боли и бессилия, а их маленькие заботливые ручонки гладили свернувшееся в комочек тело. Они подсказали ему, что надо разжать пальцы и выбросить статуэтку. Через нее злая девушка с серыми глазами причиняла боль старому Уолдо.

Женщина в безвкусном бальном платье, сидевшая на лошади, выпала из узловатых пальцев. Когда она ударялась об пол, с нее слетело несколько кусочков лака.

Уолдо Каннинг затих.

— Что?

— Вы чего-то хотели, мастер Финилдор?

Алхимик возвращается в кресло, и в удивлении смотрит на потухшую горелку, не в состоянии вспомнить, какая сила заставила его прервать работу.

Торговка отпускает ручку ножа и возвращается за прилавок.

Рейсовый автобус издает гудок и едет дальше, проходя под чередой автомобильных мостов.

Уолдо Каннинг потерял сознание.

— Думаю, это было для него поучительно, — улыбнулась Френки, сжимая в руке глиняную статуэтку. — Но совсем не так, как будет, когда я затолкаю его в печку для сжигания отходов.

Я поставил человечка на стол перед Родом Калленти и несколько раз качнул статуэтку пальцем, из стороны в сторону. Затем посмотрел на него.

— Откуда у вас это? — спросил Род.

Мы стояли на открытой веранде его дома. Легкий ветер поднимал рябь на поверхности бассейна, искажая облик разноцветных рыб и веселых осьминогов, выложенных на дне.

Я снова взял в руки фигурку.

— В детстве мне очень хотелось научиться ездить верхом, — задумчиво произнес я. — Не на пони, конечно, и не на ослике, — а на крылатом черном драконе.

Я улыбнулся.

— А потом оказалось, что разницы никакой нет.

— Я звонил в больницу, — глухо проговорил Род.

На нем все еще был деловой строгий костюм, в котором Калленти заезжал к нам. Галстук исчез. Три верхние пуговицы рубашки висели расстегнутыми, а сама сорочка казалась старой, мятой и грязной.

— Они сказали, что посещения запрещены. Я хотел поехать к ней, хотя бы посмотреть…

Родерик прикусил нижнюю губу и с силой провел по ней зубами.

— Но Лаура этого бы не поняла, верно? — спросил я.

Франсуаз сочувственно посмотрела на мужчину сверху вниз.

— Лаура хорошая жена, — сказала Френки.

Можно подумать, она в этом понимает.

— Ты не должен показывать, как сильно переживаешь из-за Мэделайн.

Родерик медленно кивнул — по всей видимости, такие мысли уже приходили ему в голову.

— Зря я вернулся домой. Мне надо побыть одному, а это не то место… Вы понимаете.

Калленти медленно побрел по веранде, словно не знал, куда ему идти и что делать дальше.

Он действительно не знал.

— Расскажи нам о статуэтке, — попросил я.

Тот невесело улыбнулся.

— Она принадлежала моей бабушке, — сказал Родерик, и его рука потянулась ко мне, словно Калленти хотел прикоснуться к всаднику. Но так и не решился. — Когда я и Мэделайн…

Он покачал головой.

— Не хочу об этом рассказывать. Как-нибудь потом, ладно.

Калленти спускался вниз по лестнице, не глядя на нас.

— Род, — позвала его Франсуаз. — Вторая половинка осталась у тебя?

Он повернулся и посмотрел на девушку с горькой улыбкой. Затем побрел дальше. Я тронул Франсуаз за плечо.

— Ты не поняла, — тихо произнес я. — Это и есть его половинка. Вторая принадлежала Мэделайн.

— И он вернул ей свою часть, когда женился? — Франсуаз недоверчиво приподняла бровь.

— Так этот человек устроен, Френки, — ответил я. — Сколько им было лет с Мэделайн, когда они впервые начали играть в серьезные чувства? Для маленьких детей не существует разницы между игрой и реальностью. А потом перед Родом встал выбор — либо глубокая искренняя любовь, выдуманная двумя одинокими детьми — либо жена, которую ему подобрали родители.

Я засунул статуэтку обратно в карман и сбежал вниз по лестнице.

— А теперь он никак не может понять, правильно ли выбрал, — сказал я. — Пойдем, Френки. Даже если бы он женился на Мэд, то все равно был бы несчастен.

— Это еще почему? — спросила Франсуаз.

— Он чувствовал бы, что разбил сердце папочке, — пояснил я. — Такие люди, как Родерик Калленти, не могут быть счастливы.

— А о чем мечтала ты, Френки, когда была маленькой девочкой?

— Не скажу.

— Брось.

Я повернул руль, выезжая на хайвей.

— Расскажи — интересно, какие мысли занимали эту красивую голову, когда ты носила розовые бантики.

— Я никогда не носила розовых бантиков. Мои родители — благопристойные демоны. Они бы умерли, при первом намеке на лесби.

— Но это же так.

— Заткнись. Лучше скажи, о чем мечтал ты.

— Френки, но я никогда не был маленькой девочкой.

— Майкл, я тебя убью.

Я сбросил скорость, пытаясь выглянуть из окна машины дальше, чем это было возможно.

— Пробка, Френки, — заметил я. — Может, вызовем вертолет?

Франсуаз вышла из автомобиля, решительно застегивая пиджак — словно решила разгребать машины вручную.

— Они даже не сигналят, — пробормотал я. — Наверное, стоят очень долго. Простите, мэм, вы не знаете, что случилось?

Я наклонился к открытому окну ближайшей машины. За рулем сидела милая пожилая женщина, в очках с прозрачной оправой и светлыми волосами, незаметно переходящими в седину.

— Большая авария в полумиле отсюда, — пояснила она. — Стоять придется долго.

— Стоять придется долго, — сказал Уолдо Каннинг. — Но мне некуда спешить.