Так что Сталин теперь раздумывал — имеет ли смысл заменять германофила Цветковича на какого-нибудь англофила. Подлинный друг СССР во главе Югославии исключался, ибо подлинно влиятельных друзей у России там не было.

— Гитлер югославов обхаживает — это понятно, — говорил Сталин Молотову. — Но с какой целью?

— Понятно с какой — уставши за него глотки будут резать, и он станет в Югославии хозяином.

— Он и так там хозяин — экономически. Капиталы австрийских евреев, вложенные в Югославию, теперь пришли к нему. А вести дело к политической гегемонии — дразнить Италию и Муссолини…

Сталин задумался.

— Нет, Вячеслав, — отрицательно покачал он головой. — Ему Югославия нужна была бы как телеге пятое колесо, если бы он был уверен, что в неё не войдут англичане.

— Как? Через Грецию? Маловероятно…

— Зачем? Мы хотим помочь сербам сбросить Цветковича?

— Ну, хотим, — согласился Молотов.

— Допустим, что у нас это получится… Но не получится ли дальше так, что к власти приходит кто-то, кто на словах провозгласит нейтралитет, а на деле будет ориентироваться на англичан и пригласит их для защиты от немцев?

— Ну и пригласит… — не видел в том ничего плохого Молотов.

Однако Сталин объяснил:

— Чтобы этого не произошло, Гитлеру придётся Югославию оккупировать. Очень уж он за румынскую нефть боится… Да и фланги отдавать Англии нельзя…

— Этого нельзя допускать! — хмуро возразил Молотов.

— Чего?

— Германской оккупации…

— Как?

Молотов молчал, а Сталин резюмировал:

— Дразнить немцев нам невыгодно… А любое наше вмешательство в балканские дела будет для Гитлера красной тряпкой… И, пожалуй, Вячеслав, надо сказать Меркулову, чтобы он всю работу по Югославии свернул. Пусть идёт пока, как идет, но — без нас.

А ВЕСНА 41-го несла с собой не только бурное таяние обильных снегов — что обещало хороший урожай, но и не менее бурное половодье политических событий.

1 марта 1941 года Болгария присоединилась к Пакту трех, и на ее территорию прибыл контингент германских войск. В тот же день Турция закрыла Дарданеллы для всех судов, кроме тех, на которых находятся турецкие лоцманы.

5 марта Англия порвала отношения с Болгарией. И 5-го же марта английским рабочим запретили уходить с предприятий без разрешения органов министерства труда. Но считалось, что, в отличие от «тоталитарного» СССР, в Англии все делалось в интересах «демократии»…

8 марта люфтваффе после двухмесячного перерыва провели мощный воздушный налет на Лондон. В начале января 41-го года было официально объявлено, что за время декабрьских налетов 1940 года потери среди мирных жителей составили 3793 убитыми и 5044 ранеными. Впрочем, если учесть, что Би-би-си приуменьшало лишь потери английских истребителей, но охотно раздувало цифры «нацистских зверств», то эти «точные» данные можно было спокойно уменьшать втрое — тем более что в сводке отсутствовала графа «пропавшие без вести», без чего при бомбёжках крупного города обойтись не могло.

11 марта 1941 года американский конгресс подавляющим большинством голосов принял закон о ленд-лизе. Америка тогда не воевала с Германией и не состояла в союзных отношениях с Англией. Однако закон о ленд-лизе был принят именно для Англии, потому что без этого Англия могла выйти из войны. Довоенный британский золотой запас в четыре с половиной миллиарда долларов растаял в её огне уже к концу 40-го года. И 7 декабря 1940 года Черчилль направил Рузвельту письмо, где признавался:

Наиболее разумным был бы в этой ситуации мир с немцами, но янки-то нужна была в Европе война. И Рузвельт на пресс-конференции 17 декабря 1940 года всех успокоил: «В конце концов, ни одна большая война никогда не была проиграна из-за недостатка денег». А 29 декабря он озвучил и еще одну «историческую» фразу, фактически принадлежащую его советнику — еврею Самуилу Розенмену: «Мы должны быть великим арсеналом демократий…»

Однако положение складывалось интересное — Рузвельт не мог дать Англии кредиты, потому что она еще не расплатилась с Америкой за свои государственные военные долги, сделанные в Первую мировую войну, организованную тоже в интересах установления экономической власти США над Европой. А по закону Джонсона от 13 апреля 1931 года должники, не внесшие причитающихся с них платежей, не могли получать какие-либо кредиты в США.

И тогда Америка «великодушно» согласилась дать англичанам возможность проливать кровь и слёзы во имя Америки на принципе ленд-лиза.

Ленд-лиз был задуман как система передачи Соединёнными Штатами союзным странам взаймы или в аренду вооружений, а также военных и других необходимых для ведения войны материалов. Рузвельт пояснил журналистам идею ленд-лиза так: раз Англии нечем платить за оружие, США дадут его «на время», как один сосед дает другому пожарный шланг, чтобы тот потушил пожар.

Пушка — не отвёртка, а танк — не молоток. Взятые «на время», они могут тут же превратиться в лом. Но об этом никто не спрашивал… Все (и прежде всего — сами янки) восхищались «благородством» Америки. Даром что из «пожарного шланга» ленд-лиза изливался бензин для подпитки пожара войны.

Расплачиваться же англичанам (и вообще всем, кого янки «осчастливливали» режимом ленд-лиза) предстояло после войны — или вернув полученное взаймы имущество, или возмещая долг товарами, деньгами, а также иной «приемлемой для США» компенсацией типа торговых и прочих уступок.

Собственно, нечто подобное уже практиковалось — 2 сентября 1940 года «нейтральные» янки обменяли свои залежавшиеся оружейные «неликвиды» на английские базы. За право аренды на 99 лет баз на Ньюфаундленде, Бермудских и Багамских островах, на Ямайке, Антигуа, Сент-Люсиа, Тринидаде и в Британской Гвиане США отдавали Англии полмиллиона винтовок, оставшихся с Первой мировой войны, несколько сот таких же старых орудий и 50 старых же эсминцев.

Теперь на Британский остров пошло потоком уже новейшее вооружение, а Черчилль в палате общин заявил:

— Самая могущественная демократия провозгласила в торжественном статуте намерение посвятить свою огромную индустриальную и финансовую мощь делу обеспечения победы над нацизмом, дабы народы, великие и малые, могли жить под сенью безопасности, терпимости и свободы…

Под солнцем Британской империи в тот момент жило немало великих и малых народов, лишенных свободы и безопасности англичанами, нетерпимыми к противодействию им… И с учётом этого неоспоримого факта парламентское витийство сэра Уинстона выглядело отвратительным лицемерием.

Да и было им!

В МОСКВЕ же 22 марта 1941 года в 13 часов Вышинский в очередной раз принял Криппса и опять — по его просьбе.

— Господин Вышинский, — не стал тянуть льва за хвост бритт, — в прошлый раз, шестого марта, я касался положения на Балканах, а сейчас обращаю ваше внимание на положение в Скандинавии…

И Криппс стал расписывать германскую активность уже в Финляндии (где немцев в количествах, что-либо значащих, тогда не наблюдалось).

— Моя жена недавно была в Стокгольме и была ошеломлена антисоветской пропагандой, благожелательной к Германии, — «по-свойски» сообщал британский посол.

В Стокгольме спокойно пребывала наш полпред Александра Михайловна Коллонтай, так что новости из Швеции нам не было необходимости получать через британский филиал международного информационного агентства «ОБС» («Одна баба сказала»). Но у Криппса хватило нахальства сюда и собственную жену приплести… И опять он пытался подтолкнуть СССР на «поощрение союза между Швецией и Финляндией в целях противодействия германской угрозе». Подобные действия России такую угрозу действительно уменьшили бы — для Англии. Автоматически увеличивая её для России.