– Может, я к себе пойду? – спрашивает мальчишка с надеждой, что легко отделается.

– Как?! – всплескивает руками Яр. – И я так и не узнаю новость дня?!

Егор протискивается к двери, с опаской посматривая на меня – не выдам ли раньше, чем он скроется. Но у меня слегка кружится голова от выпитого и от планов на мужа, и я незаметно благосклонно киваю.

– О, нет, – каким-то невероятным образом Яр оказывается у двери раньше, закрыв путь к отступлению. Мы с Егором почти синхронно вздыхаем, понимая, что не удалось объяснения перенести на завтра.

– Ну что, каяться? – шепчет мне мальчик.

– Давай, – пожимаю плечами, а пока каверзник перебирает свой словарный запас для смягчения приговора, любуюсь его будущим истязателем. Какая прыть, какая грация – мой собственный лев, вот же меня угораздило!

– Ну ладно, – сокрушается Егор и начинает исповедь.

Лицо моего мужа с каждым словом мрачнеет, и вот когда уже, кажется, грянет гром, я быстренько достаю из заначки громоотвод.

– А не пора ли ребенку спать? – оттесняю озадаченного супруга от двери.

Ребенок усиленно кивает, мол, да, никто детей до утра на кухнях не держит, вдали от компьютеров, айфонов и телевизоров, и ужом проскальзывает на волю. Я запираю дверь и оборачиваюсь к мужу. По блеску в темных глазах и прищуру догадываюсь, как много он хочет мне сказать, но мне не до разговоров.

– Я соскучилась, – делаю шаг в клетку к зверю, обнимаю его за пшеничную гриву. – Очень.

А дальше не до объяснений становится и ему, потому что я жарко целую его губы и не позволяю отстраниться даже на секунду. Мои руки зарываются под рубашку и брюки, а потом на освобожденные от одежды участки тела набрасывается мой жадный язык. Новый для меня опыт, удовольствие полностью для партнера, но дрожу почему-то я, и желание пронзает меня, и вскрик Яра делю с ним своим приглушенным стоном…

Он поднимает меня с колен, гладит по голове.

– Так что это за страшная тайна? – спрашивает, восстанавливая дыхание.

– Ты же не думаешь, что я…

– Нет, – гладит утешительно по спине, – я не думаю, что ты сделала мне очень приятно и незабываемо ради вашего маленького секрета. Я просто падок на тайны.

– Ох, – выдыхаю невесело и признаюсь: – Яр, тебе очень скоро предстоит познакомиться с моими родственниками.

Замерев на секунду, его руки возобновляют рисование у меня по спине.

– Сразу со всеми?

– Нет, – успокаиваю, – только с некоторыми.

– А по правде?

Мои словечки в его устах вызывают улыбку, и я успокаиваюсь сама.

– А по правде, Егор пригласил тяжелую артиллерию: маму, папу и бабушку.

– Могло быть хуже?

– Могла быть атомная атака, если бы он зазвал мою крестную. Она бы не уехала раньше, чем переженила всех твоих охранников, не выдала замуж повариху и горничную. Да и соседям-холостякам брачного возраста до ста было бы чего опасаться.

– Да с поварихой проблем нет, она-то согласна, – смеется Яр, – это доктор все присматривается к ее пирожкам. Слушай, а как же ты не оказалась замужем при такой свахе?

– А я ведь первая в семье получала высшее образование, – поясняю, – для замужества рановато было. А потом, сразу по окончании института, сюда уехала. Но можешь себе представить, как крестная расстроилась, узнав, что я вышла замуж и предполагаемым на меня кандидатам пришлось дать отставку.

– Я оказался прытким, – хвалится Яр.

– Или я? – намекаю, кто с кем познакомился.

– Если бы я не хотел, у тебя бы ничего не вышло. Ты собиралась уйти, если помнишь. Я тебя удержал.

– Да, а я набросилась на тебя прямо у дверей клуба.

– И это видели очень многие, – охотно подхватывает он, видимо, кайфуя от моего смущения. Я-то думала, поспорит для приличия, скажет, что это он все, а я просто поддалась его чарам…

– Не вздыхай, – целует меня в макушку, – они не осуждали тебя.

– Правда?

– Да. Они мне завидовали.

Мы уходим в комнату и после совместного принятия ванны лениво лежим в кровати, любуясь, как лунный свет ползет по ковролину. Моя очередь рисовать узоры на теле Яра; расположившись вполне уютно на его грудной клетке, я выбираю вместо холста живот.

– Слушай, – вдруг вспоминаю, – а кто мне чай по утрам приносит?

– Повариха. Я мог бы сам, но пока ты проснешься, он будет совсем остывшим. А записку пишу я, – подмигивает.

– А Лариса тебе звонила сегодня?

– Звонила.

Говорить о моей подруге не хочет, отвечает коротко – да, нет, но этого хватает, чтобы сложить картинку. Зарплату они согласовали, правда, подруга пыталась сумму нагло повысить, но после вопроса, какой у нее опыт в данной сфере, быстро согласилась на все условия.

– А то, говорит, подумала, что еще чуть поторгуемся, и ей придется бесплатно на меня работать, – рассказывает Яр. – Сегодня звонила, сказала, что осваивается. Завтра заеду, посмотрю, помогу: в салон все-таки вложены деньги, и терять их по дружбе глупо.

Я поцелуями набиваюсь в компанию, и сходимся на том, что когда Яр будет в салоне, меня туда же подвезет Макар.

– Не жалеешь, что уступила работу подруге?

– Нет, это не мое.

– А что твое?

Я надолго замолкаю.

– Уснула?

– Нет, думаю.

– Повторить вопрос утром?

Поднимаю к нему лицо, целую чуть колючий подбородок и, пока не завелась, отрываюсь от мужа.

– Знаешь, – говорю, – я не очень люблю говорить об этом… Я сказки пишу.

Яр ждет, а я жду его реакции. Так и молчим, рассматривая друг друга. Наконец он откликается своим фирменным:

– Ну-ну?

А я уже почти все сказала, и как по мне, доступным русским языком, но раз нужны пояснения, продолжаю:

– Мне нравится писать сказки. А многие люди считают творческих… эм… странноватыми…

– Правда? Я пока ничего не замечал, но буду к тебе присматриваться…

– Вот ты не веришь, а я когда-то встречалась с одним парнем, а он взял, прочитал некоторые мои сказки и меня бросил.

– Не скажу, что я сожалею о его поступке.

– Яр!

– А что такого было в твоей сказке?

– Да ничего! – возмущаюсь, несмотря на то, что обида старая. – Там просто одна из жаб курила, как паровоз, и от нее несло так, что вокруг все цветы вяли.

– А тот парень был из партии зеленых?

– Да нет, – мнусь, – он тоже курил много, и… там еще эта жаба… пыталась поцеловать царевича, который от нее уворачивался… и… жабу тоже звали Толик…

Кровать начинает трястись от хохота, а я волнуюсь, как бы мы не оказались на полу. Там, конечно, мягкий ковролин, и чистенький, и вдвоем везде уютно и тепло, но я как-то быстро разнежилась после свадьбы. В общежитии и солдатская односпалка с одеялом вместо матраса считалась за счастье.

– Интересно, а какую сказку ты написала последней? – отсмеявшись, спрашивает Яр.

– Да вот как раз сегодня одну начала писать… она еще не закончена…

– Ясно, пока почитать не дашь. И о ком она?

Я закрываю глаза, и передо мной встает целый подземный мир, пропитанный невозможностью и любовью.

– Она о гноме, который очень сильно любил одну фею, фею Недовольства.

– Фея красивая?

– Для него очень.

– А гном для нее?

– А красоту гнома не каждому дано увидеть. Я потом тебе дам почитать. Если хочешь, – добавляю поспешно, а то вдруг ему неинтересно, а я здесь со своим доморощенным творчеством…

– Да, хочу, – говорит он и целует.

А мне кажется, я совсем скоро расплавлюсь, и мои чувства из категории «чуть-чуть» перейдут в «это очень опасно, детка!».

Обнимаю его, пристраиваюсь на плече и почти уже сплю, когда слышу шаги по лестнице, такие, как у моего папы, «мертвяки, на зарядку!» – называется.

– Ты Егору пожелал спокойной ночи? – вскидываюсь.

– Забыл, – трет лицо Яр и кряхтит совсем как его братец, вставая. – Думаешь, стоит сходить?

– Думаю, стоит.

Он оборачивается ко мне для поцелуя на дорожку, когда дверь распахивается.

– Не успел, – расстроенно говорю я и утыкаюсь ему в спину.