Пока Стивен щупал ему пульс, капитан продолжал рассказывать про «Чезапик» и другие фрегаты.
— Кстати, я сделал блестящее открытие, — заявил он вдруг. — Думаю, те парни и Военно-морского департамента напали на ложный след. Я порылся в документах и выяснил, что в то время, когда я вроде как обстреливал их бриг «Элис Б. Соейр», «Леопард» несся со скоростью двенадцати или тринадцати миль в час, преследуемый «голландцем». Так что он просто физически не мог находиться в другом месте. Мне сделалось как-то легче на душе.
— Слава Богу, — промолвил Стивен. И, повинуясь одной из редчайших вспышек откровенности, продолжил. — Хотел бы я сказать то же самое. В скором времени в Бостон приедет Диана, и я не знаю, какой курс избрать: то ли навязать ей свое общество, быть может, нежеланное, несвоевременное, или изобразить ледяное безразличие и предоставить ей сделать первый шаг. При условии, конечно, что она предпримет этот шаг, да и вообще знает о моем здесь присутствии.
— Господи, Стивен! — вскричал Джек, но осекся. Собравшись с мыслями, он сел и взял с прикроватного столика письмо. — Помяни черта. Тут для тебя записка, возможно, от нее. Про наш плен сообщали в газетах.
Капитан помедлил немного, потом добавил:
— Хотя не стоило мне говорить про черта. Диана повела себя очень любезно — написала Софи, что мы живы, и я всегда буду благодарен ей.
Записка была не от Дианы. Луиза Уоган просила уважаемого доктора Мэтьюрина заглянуть к ней. Она всегда бывает дома одна после десяти утра, и у нее есть важный разговор. Но прежде чем Стивен успел прокомментировать послание, доктор Чоут и пациенты, располагавшиеся всего в двух комнатах далее, разразились первыми торжественными тактами квинтета до-мажор Клементи. Музыканты играли с такой неустанной виртуозностью и радостью, что зрители замерли в молчании вплоть до мрачного и разочаровывающего финала.
Миссис Уоган была одна, как и обещала, потому что ей не приходилось брать в расчет присутствие рабов, а Майкл отправился с Кэролайн в гости к дедушке. Луиза довольно тщательно принарядилась для встречи, и Стивен заметил изумрудное ожерелье, неожиданно крупное и красивое.
Разговор вышел долгим, и со стороны Луизы Уоган на удивление откровенным. Она напомнила Мэтьюрину о зарождении их дружбы, о его отчаянии при мысли о войне между Англией и Соединенными Штатами, о беспокойстве за судьбу Ирландии, Каталонии, Греции и любой другой страны, где попирается свобода, об осуждении им насильственной вербовки американских моряков в английский флот, о добром отношении к китобоям-янки на острове Отчаяния. Последние, по ее словам, очень привязались к доктору. Дальше Луиза затронула известные Стивену факты, что она училась во Франции и долго жила в Европе, свела знакомство с очень интересными и влиятельными людьми в Париже и в Лондоне, в результате чего получила возможность давать советы определенным американским представителям в этих столицах. Она владела языками, знанием места, связями, представлявшими для этих лиц ценность. Они консультировались с ней и даже поручали конфиденциальные миссии. Целью этих лиц неизменно являлось поддержание мира и свобода родной страны.
Именно во время одной из таких миссий она и стала жертвой английского закона — ее сослали в Ботани-Бей. Англичане хотели ее повесить, но по счастью, нашелся друг, который спас ее шею. Ботани-Бей — чудовищно дикое наказание за настоящий, собственно говоря, пустяк, но Луизе хотя бы казалось, что она избавилась от этих настырных британских секретных агентов. Не тут-то было: их ненависть последовала за ней на борт «Леопарда». Помнит Стивен некие бумаги на французском, что были обнаружены в вещах покойного офицера, и которые капитан поручил Майклу Хирепату скопировать? Стивену припоминалось нечто подобное, но очень смутно.
— Совершенно неудивительно! — заявила она со снисходительной улыбкой. — Вы были так заняты со своими буревестниками. — Потом лицо ее омрачилось. — То была полная фальшивка. У меня есть очень даже весомое подозрение, кто сфабриковал эти документы, при помощи людей из Лондона. В сердце своем я убеждена, что он и сам один из них, хотя в свое время, при его открытых и несколько неотесанных манерах морского волка, мне это даже в голову не приходило. Большинство из этих парней масоны, знаете ли. Короче, моим прямым долгом являлось раздобыть копию, что я и сделала. И когда я отчалила на китобойце, бумаги покоились у меня на груди, и я была так горда и счастлива.
Она засмеялась, сначала тихо, потом все громче и громче — так смешно ей было представлять себя, по-дурацки счастливую и гордую от обладания ядовитыми документами. Заглянула Салли, ухмыльнулась и ретировалась. Стивен разглядывал миссис Уоган и ее вздымающуюся грудь. Из этой женщины получился никчемный тайный агент, но он восхищался ее смелостью и отвагой, ценил острое, такое редкое чувство юмора. Он питал искреннее уважение к ней, а в данный момент еще и плотское стремление к ее телу. Долгое, очень долгое воздержание последнего вояжа довлело над ним, его особенно будоражили ее аромат, ее податливая округлость, эта близость на мелкой, но такой удобной софе. Но что-то подсказывало ему, что сейчас не время, что если раньше ему грозил не слишком строгий отпор, то теперь этот риск присутствует. Мэтьюрин не двигался и не говорил.
— Но смеха мало, — произнесла наконец Луиза. — Когда я вернулась в Штаты с бумагами, все так обрадовались. Удивились и обрадовались. Но потом стали происходить ужасные вещи. Мне не все известно, но Чарльза Поула повесили, а Гарри Джонсон почти лишился места. Он всей душой ненавидит капитана Обри и «Леопард».
— Это тот мистер Джонсон, который знаком с Дианой Вильерс и который скоро приезжает?
— Да. Они всегда снимают первый этаж в гостинице Франшона. Его как раз сейчас освобождают для них. Такая remue-ménage.[33] Я так жду вашей с ним встречи. Уверена, что Гарри Джонсону потребуется ваш совет. Ему понравится такой консультант. Когда мы расставались и вы дали мне те замечательные меха, я уже совсем готова была рассказать вам про него. Мне стоило это сделать.
— Буду рад познакомиться с мистером Джонсоном, — сказал Стивен.
— Я устрою вашу встречу завтра.
Улизнув из гнездышка миссис Уоган, Стивен вышел на улицу, полную горожан в теплых пальто и меховых шапках, жующих табак. Однако среди них нашелся средних лет человек в плаще из овчины и широкополой шляпе, который не работал челюстями. Расчетливо маневрируя между ручьями, обладатель шляпы выслушал просьбу Стивена пояснить, где находится гостиница Франшона.
— Пойдем со мной, друг, и я покажу тебе, — сказал американец. — Ты, похоже, не обращаешь внимания на холод?
— Но это не значит, что я нечувствителен к нему, — ответил Мэтьюрин. — Совсем недавно прибыл из теплого климата.
— Здесь, — произнес американец, останавливаясь напротив большого белого здания с выходящими на фасад балконами. — Вот дом Блудницы Вавилонской. Ты не уже не так юн и не так глуп, чтобы входить в него. Но если ты должен, друг, то следи за своим кошельком.
— Тот, кто простерт, упасть не может, — ответил Стивен. — Тот, кто согбен, лишен гордыни. Кошель мой пуст, и никто меня не обворует.
— Ты говоришь честно, друг? — спросил американец, пристально глядя на него.
Доктор кивнул. Но потом, заметив, что собеседник полез в карман, воскликнул:
— Нет-нет! У меня достаточно денег осталось дома! Спасибо, сэр, что показали мне дорогу, и за ваши, уверен, добрые побуждения.
Расставшись с американцем, Стивен несколько секунд стоял неподвижно. Принимая во внимания обстоятельства, «дом Блудницы» выглядел очень недурно. Уютное местечко, без сомнения, хотя и слишком роскошное на его вкус. И разряда таких, где он мог бы отобедать по приглашению богатых друзей, но не в одиночестве. Первый этаж и впрямь был перевернут с ног на голову: предметы обстановки, ковры и шкуры, передвигаемые из комнаты в комнату, виднелись на длинном балконе. Судя по темпераментным возгласам, которыми сопровождалась деятельность, отелем управляли французы. Превосходные яства и вина, скорее всего. Для тех, кто в состоянии заплатить. Идеально подходит для Дианы. Тут на крыльце появился Понте-Кане. Француз постоял на тротуаре, потом окликнул человека на одном из балконов верхнего этажа.
