В. К. Бялыницкий-Бируля. Зима. 1904 г.
Калининская областная картинная галерея
Впоследствии, на склоне своих лет, в статье «Из записок художника» Бялыницкий-Бируля высказал словами свое отношение к пейзажу, то самое, которое он утверждал всем своим творчеством. «В основе таланта пейзажиста всегда лежит искренняя любовь к природе,— писал он.— Понять, почувствовать природу, суметь подслушать ее говор не всем дано. Всю свою жизнь я много работал, учился, наблюдал и прислушивался к молчанию и говору природы.
И сейчас, в своем одиночестве, я всегда наблюдаю ее вечно изменчивую жизнь. Природа будит в человеке различные по своему характеру чувства и переживания. Различные состояния в жизни ее по-различному отзываются в душе». Читаешь эти строки и будто видишь сидящего у окна в «Чайке» старого больного художника с тонкой, отзывчивой на красоту и по-прежнему молодой душой.
Но пока до старости еще далеко. Неутомимый охотник бродит по лесам и полям, наблюдает, слушает... А потом — с мольбертом и кистями стремится уловить на холсте то звенящую морозную тишину, то хрупкость тающих весенних льдинок, то умиротворенный осенний покой полей, то удивительную гармонию в сочетании старой архитектуры с окружающим ее пейзажем.
В Калининском государственном объединенном историко-архитектурном и литературном музее хранится картина «Церковь на Удомельском озере» (1910 г.). На ошибку в названии картины указал А. А. Моравов: на самом деле здесь изображена церковь на озере Кезадра. Суровым и холодным выглядит этот пейзаж. Взяв точку зрения снизу, художник сумел придать величественность зданию церкви, которая своими скупыми темными объемами четко рисуется на фоне серого облачного неба. Вокруг церкви редкие тонкие березки с трепещущими кое-где последними желтыми листьями. Перед ней — покосившиеся кресты убогого деревенского кладбища. Пусто, одиноко, заброшенно. Это ощущение подкрепляется сдержанной гаммой красок, где едва ли не самым ярким пятном являются уже пожухшие желтые листья.
В. К. Бялыницкий-Бируля. Церковь на Удомельском озере. 1910 г.
Калининский государственный объединенный историко-архитектурный и литературный музей
Совсем другое настроение в картине «Осенний пейзаж» (1915 г., Калининская областная картинная галерея). Церковь здесь белая, а не темная, и ее здание кажется легким, пронизанным светом. На белой стене будто дрожит легкая лиловатая тень от стоящей неподалеку березки с пожелтевшей листвой. Воздух прозрачен, по-осеннему свеж, небо ясное. Настроение картины, тихое и светлое, будит в зрителе такие же светлые чувства.
Имение Ушаковых Островно не раз изображалось художниками. Островенский дом не сохранился до наших дней. О том, каким он был со стороны фасада, обращенного к Островенскому озеру, мы узнаем из картины Бялыницкого-Бирули «Дом с клумбой перед ним» (1912 г., Калининская областная картинная галерея)[7]. Серый дом с шестью белыми колоннами по фасаду, небольшая открытая терраса, в мягких вечерних сумерках уже засветились окна. Дом служит как бы фоном, на котором изображена большая круглая клумба с высокими раскидистыми стеблями голубых и сине-лиловых дельфиниумов. Удивительно тонко и гармонично передано сочетание серых, голубых и синих тонов, создающих ощущение тихих летних сумерек.
В. К. Бялыницкий-Бируля. Дом с клумбой перед ним. 1912 г.
Калининская областная картинная галерея
В. К. Бялыницкий-Бируля. Тетерева. 1910-е гг.
Калининская областная картинная галерея
В. К. Бялыницкий-Бируля. Вешние воды.
Государственный Русский музей
Изображены пустоши за «Чайкой».
В. К. Бялыницкий-Бируля пришел в советское искусство уже сложившимся художником, с выработанными художественными приемами, с определенным мировоззрением.
В трудные первые годы Советской власти молодая Советская Республика принимала все меры, чтобы искусство стало достоянием народа, чтобы художники могли отдать этому делу все свои силы. В декрете Совнаркома, опубликованном в «Известиях ЦИК» от 21 сентября 1918 года за № 205, указывалось, что дача художника В. К. Бялыницкого-Бирули «Чайка» «уплотнению и реквизиции не подлежит». На основании этого декрета Народным Комиссариатом по просвещению 9 октября 1918 года Бялыницкому-Бируле было выдано удостоверение, в котором излагалось содержание декрета и далее говорилось: «Одновременно и мастерская его для обучения детей местных граждан при условии бесплатного обучения не подлежит закрытию и реквизиции, в случае надобности Отдел Изоб. Искус, просит тов. Бялыницкому-Бируля оказывать возможное содействие как в производстве художественных работ, так и в школьных занятиях»[8]. О том, что Бялыницкий-Бируля в 1918 году обучал рисованию крестьянских детей, ни в каких других источниках не упоминается. Этот факт добавляет еще один штрих к гражданскому облику художника.
В. К. Бялыницкий-Бируля. Ранняя весна.
Ставропольский краевой музей
Кроме того, Бялыницкий-Бируля передал под общеобразовательную школу часть своего дома. Об этом говорится в документе, хранящемся в Калининском областном архиве. В протоколе № 35 заседания президиума Удомельско-Рядского волисполкома от 5 августа 1924 года указано, что обсуждался вопрос «О передаче гр. Бирюля дома при бывш. его имении «Чайка» под школу». Постановили: «Означенный дом при им. «Чайка» под школу взять и так как таковой еще не оборудован, поручить тов. Смирнову договориться с гр. Бирюля о занятии еще двух комнат в его доме, впредь до окончательного ремонта переданного под школу дома».
При Советской власти Бялыницкий-Бируля прожил 40 лет, и все эти годы (кроме тех, когда он тяжело болел) были наполнены большой творческой работой. В это время созданы его лучшие произведения. Подлинной вершиной творчества художника являются картины «Лед прошел» (1930 г.), «Вечер юного мая» (1940 г.), «Задумчивые дни осени» (1932—1943 гг.). Все картины проникнуты высокой поэзией, трепетной любовью к родной земле. Они хранятся в Государственной Третьяковской галерее.
В. К. Бялыницкий-Бируля. Вечер юного мая. 1940 г.
Государственная Третьяковская галерея
В. К. Бялыницкий-Бируля. Лед прошел. 1930 г.
Государственная Третьяковская галерея
До глубокой старости Бялыницкий-Бируля не выпускал из рук кисти, хотя жизнь в «Чайке», находящейся в глухом месте, при бездорожье и значительной оторванности от культурных центров, была для старого художника нелегкой.
«Мне пришлось в «Чайке» прожить тягчайший период, который когда-либо был,— писал он в декабре 1952 года.— Конечно, не только дело в ужасном лете, но также и осени, которая причинила нам в «Чайке» невероятные осложнения благодаря непрерывным дождям, порою ливням, и Удомля вышла из берегов выше на полтора метра... были затоплены на лугах стога сена... И вот ветры были прямо ураганные и все наши на берегу дрова разбросало волнами и унесло к плесу... К тому же, если прибавить отсутствие керосина и недостаток свечей[9], и при этом ужасные дни, вечера с завыванием ветра, и все это так тяжко влияло на больные обнаженные нервы. Но, как говорят, человек живуч, и проходит все, и вот живу в мастерской, конечно, только главным образом работаю, живу мечтами и надеждами...»
