– Хожу под парусом? – наконец выговорил он. – Я, кажется, не упоминал об этом своем увлечении.

– Разве? – Она опустила голову, пытаясь скрыть смятение. – Наверно, кто-то другой говорил. Дженни или Роберт.

– Нет, – твердо заявил Бен. – Я так не думаю.

– Я могла прочитать об этом в статье. – Элли продолжала лихорадочно искать оправдание.

– Возможно, – ответил Бен, но версия, похоже, не убедила его. – Насколько я помню, ты говорила, что никогда не слышала о Джонасе Парнеле… – И прежде чем она смогла придумать следующий ответ, он быстро добавил: – Что же касается твоего вопроса – нет, я больше не хожу под парусом.

Повисло долгое молчание. Наконец Бен вернулся к первоначальному предмету разговора и сказал Чарли, что заберет ее около восьми часов следующим утром.

– Сейчас ты выглядишь так, будто готова заснуть прямо в чашке с шоколадным муссом. А я думаю: что, если мы с твоей мамой прогуляемся по Парижу? Мы можем попросить кого-нибудь посидеть с тобой.

– Хорошо… – Девочка ненадолго задумалась. – Если это будет хорошая няня. Такая же, как Венди.

– Ну, я не уверен, что мы найдем похожую на Венди, но няня наверняка будет хорошая. Конечно, она будет другая. Тогда ты сможешь сравнить их и завтра утром рассказать нам, какая лучше.

Элли знала, что должна убедить его отказаться от этой затеи. В конце концов, она тоже устала! И потом, он может снова начать задавать свои вопросы! А там, глядишь, вернется к теме хождения под парусом, и тогда придется изобразить частичную амнезию – она, мол, не помнит точно, но, кажется, ей это сказала Дженни…

Чарли была сдана под присмотр девушке из сервисной службы, и Элли с Беном вышли из отеля.

Вечер был великолепен: темное небо было усыпано звездами, желтый круг луны парил в древесных кронах. Воздух был чист и прозрачен, осенняя сырость только начинала чувствоваться. Сухие листья, кружа, ложились на поверхность Сены, по которой бесшумно скользили лодки.

К ужину Элли переоделась – надела широкую юбку, шелковистую и летящую, и лимонно-желтый жакет. Яркий цвет выгодно скрывал ее раскрасневшееся лицо.

Рука Бена легла ей на талию, когда они стояли, прислонившись к невысокой стене из выцветшего камня, и наблюдали за движением лодок. Элли не стала отстранятся, позволяя его руке соскользнуть ей на бедро.

Старые, казалось, давно угасшие чувства, разгорелись снова. Возможно, действовала магия города, где на каждом шагу целовались парочки, а величественная громада Нотр-Дам заставляла застыть в благоговейном молчании.

Захваченная этими мыслями, Элли взглянула в тревоге, когда Бен повернул ее к себе лицом.

– Все в порядке. – О, это его умение казаться терпеливым, всепонимающим!.. Однажды она уже заглотнула эту наживку… – Не стоит смотреть так растерянно.

– А разве я…

– Ну, может, ты не уверена в себе…

Хотя, пожалуй, эта женщина всегда уверена в себе – просто не демонстрирует это, приберегает на крайний случай как последний резерв. Она подозрительна и насторожена, и наверняка ключ к разгадке таится в ее прошлом. Или она ведет себя так только с ним? Он не раз видел, как весело и непринужденно она общается с другими мужчинами. Так почему? Ради всего святого, почему она так холодна, когда он весь горит от страсти? Почему, если он находит ее такой красивой и привлекательной?

Бен провел пальцем по ее полным, мягким губам и заметил, как они дрожат. В ее влажных и потемневших глазах было что-то, что при других обстоятельствах он принял бы за страсть.

– Или ты боишься?

– Да нет же.

– Должен тебе сказать, Элли, надеюсь, ты уже и так все поняла, у тебя нет причины меня бояться.

Она всей душой желала, чтобы это было правдой. Если б только можно было забыть прошлое…

– Я уже сказала, что не боюсь, Бен. И не вижу в тебе угрозы.

Элли подалась в сторону. Она сама заварила всю эту кашу и слишком самонадеянно решила, что сможет контролировать ситуацию. Как бы не так! Все повторялось, почти как тогда, у Карибского моря. Не пора ли вспомнить, что она взрослая и самостоятельная женщина? Элли решительно повернулась к Бену.

– Я должна вернуться к Чарли. Я нужна ей.

Еще одна ложь.

Через минуту Бен уже поймал такси, и они доехали до плас де ла Конкорд в полном молчании.

В номере они нашли няню на диване в гостиной – она читала книжку в мягком переплете. Работал телевизор. Чарли спала в своей комнате. Необычайно взволнованная, Элли подошла и потрогала лоб девочки, затем вернулась в гостиную и буквально рухнула в кресло. Она не могла объяснить своего волнения. Элли слышала, как Бен благодарит няню и желает ей спокойной ночи.

Бен сел напротив, пытаясь поймать ее взгляд. Наконец Элли пришлось встретиться с ним глазами.

– Извини. – Она отвернулась и уставилась в телевизор. Потом рассеянно потерла губы. – Спиши мое поведение на синдром матери-одиночки. Мы всегда – всегда! – подчеркнула она, как будто Бен возражал, – чувствуем вину и беспокойство.

– Но только не тогда, когда летаете в Гонконг. – Его холодный тон поразил ее. До этого Бен всегда старался держаться мягко и обходительно.

– Что? – Мысли разбегались в поисках достойного ответа.

– Я сказал… – Бен потянулся к пульту и выключил телевизор. – Я сказал, что ты волнуешься, но только не тогда, когда колесишь по всему миру с деловыми поездками.

Теперь она поняла. Хорошо было бы послать этого всеведущего папашу куда подальше с его критикой! Но она сдержалась.

– Без моих деловых поездок, – насмешливо произнесла Элли, – нам не на что было бы жить. Если только не обратиться на биржу труда за пособием по безработице. Думаешь, это выход?

– Нет, не думаю. Люди, по-моему, гораздо более счастливы, когда могут сами себя обеспечивать.

Ее задел его неприязненный взгляд. Он не имеет права, ведь ей и так за многое пришлось заплатить…

– Ты сама начала. Я только хотел сказать, что раз уж ты можешь отсутствовать по нескольку дней, то сейчас, после целого, смею надеяться, счастливого дня, проведенного с дочерью, ты можешь позволить себе прогулку по набережной Сены, когда она в надежных руках и все устроено. Да, расслабься ты в конце концов, побудь собой, Элли Осборн, а не матерью Чарли! Хватит быть мученицей! А то мне кажется, что твой синдром слишком далеко заходит.

Элли почувствовала жгучее желание заткнуть ему рот, чтобы с его лица сошло наконец это снисходительное выражение. Для этого было бы достаточно поведать ему правду. Но она пойдет другим путем.

– Забота о ребенке – совсем не мучение, Бен. – Так, теперь едва заметная улыбка и терпеливо покачать головой. Из нее тоже могла бы получиться неплохая актриса! – Люди, которые не хотят иметь детей, ошибаются, так как не понимают, что теряют. Зачать ребенка с кем-то, кого ты любишь почти до безумия… – Еще одно движение головой – и несколько прядей легкой прозрачной завесой падают на лоб. Теперь придать лицу мечтательное выражение. – Это полностью меняет твою жизнь, ты уже не такая, как раньше. Дни, когда ты думала только о себе, навсегда уходят в прошлое. – Пожалуй, хватит, не стоит перегибать палку. – Как я уже сказала, если с тобой такого не происходило, ты все равно не поймешь…

Бен ответил не сразу. Он сидел напротив, пряча глухую боль, которую вызвали ее слова, и боясь самому себе признаться в жгучей ревности, сжигавшей его. Он не спускал глаз с лица Элли.

Тишина длилась так долго, что Элли снова начала волноваться. Воздух вокруг них, казалось, сгустился, вобрав в себя все те противоречивые чувства, которыми были полны эти двое, – страх и неуверенность, ненависть и нежность. И острое сексуальное желание. Наконец Бен встал и сделал движение к двери, собираясь уйти. Она перевела дыхание.

– Я уверен, что все, что ты сказала, – правда. Ни один человек, у которого нет детей, не способен понять этого. Но здесь есть опасность. Я думал, что будет полезно немного расслабиться, нельзя же быть все время в напряжении. Сегодня вечером мы сделали все, что только могут даже самые заботливые родители.