Вдоль стола прошел смешок. Беседа разбилась на отдельные разговоры, и Бен снова обратился к своей соседке:

– Ну, теперь вы знаете обо мне почти все. Самое время услышать вашу историю.

У Элли практически не оставалось выбора – пришлось повернуться и еще раз посмотреть на Бена, кривя губы в вымученной улыбке. На него было приятно смотреть; так, впрочем, было всегда. Высокий, красивый, темные шелковистые волосы… Даже сейчас ей хотелось пропустить их между пальцами. Теперь они были коротко подстрижены, прежние озорные вихры исчезли вместе с бородой. Зато широкие, хорошо очерченные брови остались точно такими, какими она их помнила. Он слегка приподнимал их, ожидая ответа…

– Обо мне говорить совсем неинтересно, – солгала она. Неинтересной ее жизнь выглядела только внешне. Но была и другая сторона – темная и загадочная, которую Элли не собиралась обсуждать ни с кем. Особенно с этим странным писателем, и, уж конечно, не с…

Но Бен, очевидно, ожидал продолжения, и она привычным движением пригладила волосы. Это движение показалось Бену странно знакомым. Он вдруг почувствовал, что сидящая рядом с ним женщина беззащитна и уязвима. И еще он успел заметить мелькнувшее у нее на пальце кольцо.

– Не знаю, упоминал ли об этом Роберт, но у меня собственная небольшая компания по производству модной одежды. В основном вязаной. До последнего времени почти вся одежда производилась в Великобритании, но вот сейчас мы развернулись и в Гонконге. Я приехала сюда на несколько дней, и Дженни пригласила меня погостить у нее перед отъездом. Она уже столько раз приглашала меня за последние два года, так что я просто не могла отказаться.

– Я рад, что вы наконец смогли приехать сюда.

На другом конце стола возникла небольшая пауза, поскольку первое блюдо было уже съедено и все ждали, когда невозмутимые официанты принесут новую перемену.

Элли вполуха слушала, как Пит что-то громко рассказывал, и всем сердцем желала оказаться сейчас где-нибудь подальше отсюда. Надо было улететь сразу после подписания договора. Сейчас она была бы уже дома, вместе с Чарли. И избежала бы этой ноющей тоски в давным-давно разбитом сердце.

Она немного отвлеклась от невеселых мыслей, оглядывая со вкусом обставленную комнату. Светлые подвязанные занавеси чуть колыхались от вечернего ветерка. По кремовым стенам были развешены картины. И, конечно, восхитительный обеденный стол из зеленого мрамора. Подумать только, зеленый мрамор! С позолоченными витыми ножками. А сам обед состоял из сплошных произведений кулинарного искусства, подаваемых на черных тарелках.

Элли вдруг с улыбкой вспомнила, как часто дома ставила кастрюлю с тушеным мясом или рыбой прямо на стол – на старый, поцарапанный кухонный стол. И как сама пекла хлеб во время редких выходных. Он получался вкусным, но форма была порой устрашающей.

Сейчас перед ней стояла композиция из морепродуктов, нарушить которую казалось почти кощунством. Элли в жизни не ела ничего подобного. Неожиданно ей пришла в голову новая модель свитера: на черном фоне, как сейчас на тарелке, будет прекрасно выглядеть цветовая гамма от грязно-розового до яркой весенней зелени. Элли переплела пальцы, которые уже скучали по альбому и кисточкам…

– Вы не собираетесь есть?

Вежливый вопрос оторвал ее от размышлений, и она с удивлением взглянула на соседа. Улыбка на ее губах мгновенно погасла.

– Да, конечно… – На какую-то секунду она ощутила волнение, которое перешло в почти привычную боль, когда его взгляд медленно скользнул по ее лицу и остановился на губах. Выражение его лица говорило абсолютно ясно: он весьма заинтересован, но не вспомнил. – Собираюсь. – Она взяла вилку и застыла в нерешительности. – Это выглядит так… красиво. – Элли осторожно подцепила устрицу из ракушки и поднесла ко рту. – Вы не находите?

Ее короткий настороженный взгляд не остался незамеченным. Бен легко поймал его и улыбнулся.

– Нахожу. – Он явно думал не о еде. – И вполне с вами согласен.

Красивая. Даже когда Бен отвернулся, чтобы перекинуться парой слов с кем-то из знакомых, перед глазами стояло лицо Элли. Удивительно белые зубы, с маленькой, едва заметной расщелинкой. Полные, чувственные губы, которые так хотелось ощутить у себя на губах. А когда она улыбается… Пожалуй, она не слишком часто это делает, зато каждая улыбка буквально освещает лицо. Давно в его жизни не было женщины, которая будила бы такой интерес, даже восхищение, если только…

Он продолжал размышлять, машинально произнося какие-то подходящие случаю фразы. Если только…

Если только он ничего не перепутал, ее левая рука никогда не знала обручального кольца – на пальце не было никаких следов. Но… но исключать возможность существования мужа было все же нельзя; и его появление сразу отобьет у Бена охоту узнать эту загадочную женщину поближе.

Элли валилась с ног от усталости, но заснуть не могла: человек, которого она давно выбросила из своей жизни, вновь неожиданно и властно встал у нее на пути.

Элли застонала, закрыла голову руками и уткнулась лицом в подушку. Только бы заснуть и забыть, хоть ненадолго, о Бене Конгриве. Утром, она знала это по собственному опыту, все покажется не таким страшным. Кроме того, завтра она полетит домой, к Чарли. Да, к той самой Чарли, появление которой поставило последнюю точку в грустной истории.

Однако забыть не удалось. Воспоминания уже прорвали плотину, нахлынули, накрыли с головой, погружая в мучительную и такую сладкую боль.

Элли Осборн было двадцать лет, и перед ней лежал весь мир. Она встретилась с отцом в тот день, когда кончила университет в Сиднее и получила степень бакалавра. По этому случаю отец решил сделать ей подарок и вручил чек на сумму, которая позволяла несколько месяцев путешествовать, прежде чем начать карьеру в мире моды. Отдохнуть, а может быть, чему-то и научиться.

Сэр Уильям с недоверием относился к желанию дочери стать модельером. Он хотел, чтобы она выбрала более серьезное и основательное занятие.

– Может быть, ты все же займешься преподаванием? – спросил он без особой, впрочем, надежды.

– Да. – Хелен, как ее тогда называли, к тому времени уже поняла, что жизнь становится намного проще, если не споришь с родителями. – Если не получится с одеждой, обещаю, что попробую заняться преподаванием.

– Я уверен, в Лондоне ты своего добьешься. Мы с матерью очень гордимся твоим дипломом с отличием. Думаю, этот чек – достаточно веское подтверждение того, как мы за тебя рады.

– Ах, папа, ты так щедр! – Элли потянулась, чтобы поцеловать его в щеку. – А ничего, что я уеду на несколько лет? Как же вы тут будете без меня?

– Скучать будем, конечно. Но ты и так много потеряла в детстве из-за болезни матери. Мы в долгу перед тобой.

– Ну что же теперь поделаешь! Мама ведь не виновата, что больна!

– Тем не менее мы так с ней решили. Хотелось бы, конечно, вернуться в Англию, но австралийский климат гораздо больше подходит твоей матери – она просто не сможет жить среди дождей и туманов. Кроме того, мне предложили работу в одной из японских компаний здесь, в Сиднее… Только прошу тебя – пиши почаще матери. Ты же знаешь, как она скучает по Англии.

– Обещаю. Только… ты не будешь против, если я сначала отправлюсь на Карибское море? Там предполагается поднять со дна старинный испанский галеон, где-то возле Уиндуорда. Меня пригласили принять участие.

– Хорошо. Впрочем, как я понимаю ты уже сама все решила. Я… только прошу тебя быть осторожнее. Не хочу, чтобы мать волновалась.

– Обещаю. – Элли снова встала на носки и чмокнула отца в щеку. – Обещаю, что буду осторожна. Я вообще предпочитаю не рисковать. И буду писать как можно чаще.

Вот так она оказалась с группой австралийских аквалангистов в Уиндуорде через неделю после того, как ей исполнился двадцать один год. Вскоре они присоединились к другим группам из американских университетов, собирающим обломки корабля семнадцатого века, которые вынесло на берег штормом. Именно тогда она повстречала Бена Конгрива – руководителя экспедиции и человека, изменившего всю ее дальнейшую жизнь.