Как только сцена открылась полностью, взору публике открылась весьма непристойная картина: Ивива Блейк в расстегнутом и задернутом платье прыгала на Джонатане Кроссмане в позе наездницы.

Она размахивала над головой его рубашкой и самозабвенно кричала:

– Кор-р-р-р-рида-а-а-а!

В такой позе они находились несколько минут, пока Джонатан не открыл глаза и не увидел толпу людей, наблюдавших за их шалостями. Он тихо позвал Ививу, но она так увлеклась, что даже не услышала его. Джонатан похлопал ее по щеке.

– Ивива, у нас проблемы, – сказал Джонатан и указал на удивленную публику.

Ивива лениво обернулась. На мгновение воцарилось молчание, только лишь Аманда Хэндерсон выронила из рук бокал. Он разбился вдребезги и забрызгал шампанским ее костюм. Старушка крепко выругалась.

Да, Ивива Блейк всегда делала то, чего от нее никто не ожидал. И очень часто она об этом горько жалела.

– О Боже! – вскликнула Ивива и соскочила с Джонатана, бросив ему рубашку.

Она заметалась по сцене под свист и овации, собирая разбросанные вещи. Ивива схватила туфлю, клатч и трусики. Быстро она выбежала на улицу, приведя охранников в изумление, прыгнула в машину и выжала газ до упора, чуть не врезавшись в столб. Только лишь когда «Дайана Ритц» скрылся далеко позади, она испытала облегчение и глубоко вздохнула.

Джонатан остался стоять на сцене. Его штаны полностью спали, и все присутствующие смогли оценить старания матери природы и ежедневные посещения тренажерного зала. Что ж, нужно отдать Ививе и Джонатану должное – все мужчины мечтали оказаться на его месте, а женщины – на месте Ививы.

Да, эта ночь в Нью – Йорке выдалась особенно теплой и богатой на события, но не всем было суждено ее пережить.

Каждый чем – то завидовал Ививе Блейк: будь-то заботливый муж, огромное состояние или эксклюзивные дорогие вещи. Но когда жизнь вошла в новое русло, Ивива изменилась вместе с ней. С каждым днем она все больше привыкала к тому, что одинока, что соседки прячут от нее своих мужей и теперь окружающие ждут ее новых нелепых выходок, чтобы обсудить это за ленчем.

Машина с ревом неслась по дороге.

Спидометр показывал сто двадцать. В это время суток машин уже не так много, поэтому риску она подвергала только свою жизнь. Огни «Дайаны Ритц» уже давно скрылись из вида, только тогда она снизила скорость до 40. Ветер трепал ее волосы, окончательно их запутывая.

Ночной Нью-Йорк. Город сиял, отчего ночное небо приобрело желтоватый оттенок, но звезд не было видно. Небоскребы искрились, словно драгоценные камни. Это великолепие способно поразить даже самое смелое воображение.

Она свернула на дорогу, ведущую на Манхеттен. Прежде чем попасть домой, она должна сначала преодолеть Бронкс. Ночью в этой части города разъезжать на «Феррари» чревато большими последствиями, но Ивива не отличалась особо пугливым характером. Один за другим проплывали случайные прохожие, проститутки и наркоторговцы. Сменялись дома, улицы, кварталы.

Ивива уже проехала половину пути, как что – то громко затрещало под капотом, и через мгновение отовсюду повалил густой черный едкий дым. Машина заглохла. Ивива кое-как свернула с дороги и припарковалась у тротуара.

– Твою мать! – выругалась она и задрала голову. – За что ты меня так ненавидишь? Что я сделала тебе плохого?

В ответ она не услышала ничего, только лишь голубь пролетел, нагадив на капот. Ивива вновь выругалась и достала сигареты. Закурив, она подняла верх и опустила сидение. Устроившись поудобнее, Ивива включила Шопена – его она слушала, когда особенно паршиво.

Пролежав так пятнадцать минут и поняв, что машина сама по себе не поедет, Ивива решила выйти на улицу и найти мастерскую. Правда в три часа ночи мало кто бы согласился чинить ее транспорт, но это первое, что пришло ей в голову. Отчего? Даже сам Бог не знает.

Ивива вылезла из машины. Выходя, Ивива угодила в каблуком в сток. Стоило ей слегка шевельнуть ногой, как каблук с треском отвалился.

– Черт! – взвыла Ивива. – Будь все проклято!

Наверное, этот день оказался одним из самых неудачных в ее жизни, но, как известно, после черной полосы всегда идет белая.

Правда, для Ививы она все никак не наступала.

– Э-э-эй! Что ты так кричишь, подруга? – послышалось за спиной.

Ивива обернулась и увидела афроамериканку. Она наблюдала за Ививой с того самого момента, как она остановилась. Афроамериканка была одета в леопардовый топ, обтягивающую юбку, на ее ногах красовались розовые лакированные туфли на высокой платформе, в руках она держала черную сумку. Ее прическа была еще более эксцентричной, нежели гардероб: множество накладных прядей, шиньонов розового, рыжего и черного цветов. Все это было украшено блестящими заколками со стразами. Также всему этому сопутствовал явный перебор в косметике. На обеих руках у нее красовались браслеты и кольца, а завершали вечерний туалет наращенные ногти.

У нее присутствовало килограмм десять лишнего веса в бедрах и на заднице. Что ж, это совсем ее не портило, а наоборот становилось достоинством, которое она всем демонстрировала, невероятно этим гордясь.

– Простите? – спросила у нее Ивива.

– Говорю, че кричишь, как будто тебя убивают? – повторила афроамериканка.

– У меня сломались машина, каблук, плюс ко всему я опозорилась на весь Манхеттен! Я имею право кричать! – негодовала Ивива.

– Спокойней, подруга, – сказала незнакомка и вновь засмеялась. – Ну не удачный день, но не значит же это, что ты должна весь квартал разбудить!

– К черту все! – крикнула Ивива и, сняв туфлю, запустила ее на противоположную сторону улицы.

– Видимо, ты сильно расстроена. Может, чем – нибудь помочь? – поинтересовалась афроамериканка.

– Да, где здесь ближайшая автомастерская?

– Ты на часы давно смотрела, подруга? Сейчас работают только разве что пара проституток!

– Вот дерьмо!

– Ладно, ладно, не кричи ты так. Меня зовут Джорджия, но все называют меня просто – Жожо, – она подошла к Ививе и протянула руку.

– Ивива.

Они обменялись рукопожатиями.

– Да, не повезло тебе, подруга – застрять в такой дыре посреди ночи, но ничего, – сказала Жожо, осматривая машину. – Матерь Божья, да это же…

– «Феррари», – нетерпеливо закончила Ивива.

– Это же целое состояние! Вот черт! И эта малышка позволила себе сломаться?

– Я давно не возила ее в мастерскую.

Жожо подскочила к ней и разглядывала ее платье.

– Диор! Твою мать! Нечасто у нас появляются такие штучки! Вау! – ее глаза загорелись, отчего Ививе стало не по себе. Жожо заметила это и поспешила ее успокоить. – Да не волнуйся, я тебя не обижу. Ну ты, конечно, даешь! Нет, ну надо же!

– А ты – то почему по ночам гуляешь, Жожо?

– Я возвращалась с одной умопомрачительной вечеринки, а тут ты со своим каблуком орешь. Дай, думаю, понаблюдаю за этой тощей истеричкой. Не обижайся, – сказала Жожо и улыбнулась.

– Я не обиделась, просто сейчас в моей жизни происходит столько всего, что на стену лезть хочется, – грустно ответила Ивива.

Жожо понимающе кивнула.

– И ты обязательно расскажешь мне об этом за баночкой пива!

– Я думаю, что это не самая лучшая идея, – уклончиво сказала Ивива.

– Да брось! Ты что, будешь здесь торчать до самого рассвета? А вдруг тебя разденет местная банда лесбиянок?

– Здесь и такие есть? – удивленно спросила Ивива.

– А то! Вот недавно одну похожую на тебя белую стерву сначала отхлестали, а потом изнасиловали бутылкой. Два дня сесть не могла, – ответила Жожо и они вместе расхохотались.

– Ну, раз так, то пойдем! – весело сказала Ивива, настроение которой немного улучшилось. – Мы ведь не хотим проблем.

Ивива и Жожо проследовали вдоль по улице, непринужденно обсуждая что-то очень смешное.

Именно так зарождается самая крепкая дружба.

Кортни Дорс вернулась домой в весьма бодром и веселом расположении духа, а причиной этому послужила Ивива, которая попала в недвусмысленное положение. Кортни настолько сильно смеялась, что даже надорвала живот. Она любезно согласилась подвезти подвыпившую Аманду. Старушка так развеселилась, что всю дорогу подпрыгивала в кресле, изображая Ививу, и сквозь смех произнося: «Коррида!»