В тот день мы грелись с ним на золотом песке гаванского пляжа Санта-Мария, лениво переворачиваясь с боку на бок. Разговор зашел о нашем общем знакомом — Александре Полякове, который незадолго до того, израсходовав горючее, совершил посадку на Бермудских островах. Володя комментировал это событие как-то мрачно:

— Приперло его, вот и сел. Припрет нас, и мы сядем.

Я начал расспрашивать, бывал ли он сам на Бермудах? Какой там аэродром?

Судя по всему, мои невинные вопросы он счел вопиющей бестактностью, словно бы я к ночи невпопад упомянул о черте. Володя даже привстал:

— Ты что, притворяешься? Или в самом деле не знаешь?

— Про что?

— Про то! Про Бермудский треугольник!

— Ну, как же, знаю. Только он-то тут при чем? Мы же южнее летаем…

Володя окончательно разъярился:

— Запомни! Все твои полеты — и мои, конечно, — проходят как раз через центр этого знаменитого треугольника! И нечего трепаться об этом! Накличешь беду!

…Назавтра мне предстояло вылетать. Гавана — Рабат — Москва. Обычный, конечно, рейс, но… Теперь-то я знал — через центр Бермудского треугольника!

Вечером поделился с экипажем новой информацией. Большинство, как и я, не представляли расположения треугольника. Знал только Лева Рыбаков, второй пилот, но он, по его словам, думал, что это всем известно.

Полет нам предстояло выполнить на самолете Ил-62М — том же Ил-62, только с двигателями другого конструктора. Они отличались от предыдущих своей экономичностью, большей мощностью. Но ресурс у них был небольшой, что, конечно, говорило о меньшей надежности.

Подготовка к полету проходила как всегда. Все знакомо, ничего нового. И все же что-то новое было — в душе у нас. Было ожидание чего-то совсем необычного.

Погода стояла солнечная, жаркая, температура воздуха около тридцати градусов. Со стороны города дул небольшой ветерок, и мы взлетали курсом на город. Я вырулил, как всегда, в самое начало взлетно-посадочной полосы. Передо мной три с половиной

километра бетонной ленты и красивые стройные пальмы на границе аэродрома. Странная мысль мелькает в голове — если один из двигателей откажет, пальмы могут помешать при взлете. Нет, лучше не думать. Первый раз, что ли?

— Двигатели на взлетном, все в норме, — докладывает бортинженер Ратмир Гафуров.

Отпускаю тормоза. Самолет стронулся с места и начал набирать скорость. Вот уже середина полосы, уже пройден рубеж, за которым я должен продолжать разбег даже в случае отказа одного из двигателей И в этот момент боковым зрением успеваю заметить — Гафуров потянул назад один из секторов газа

— В чем дело?!

— Ничего, командир, ничего Температура третьего больше нормы, потом разберемся.

Третий двигатель работает не на полной мощности, скорость растет медленнее, чем обычно. Приближаются уже последние плиты взлетно-посадочной полосы, за ними стена деревьев. Беру штурвал на себя, самолет поднимает нос и тяжело отрывается. Макушки пальм уже ниже и позади, мы переходим в набор высоты. Пронесло!

— Что там с двигателем, Ратмир?

— Пока прибрал газок немного, подравнял температуру. мощность, конечно, поменьше будет, но пока так пойдем. А там видно будет. В случае ухудшения — выключим и на трех двигателях дойдем.

Набрав высоту девять тысяч метров, мы перешли в горизонтальный полет. Под нами северное побережье Кубы, знаменитый пляж Варадеро — одно из лучших курортных мест мира На экране бортового локатора слева вырисовывается южная оконечность полуострова Флорида со светящейся точкой города Майами. Впереди появились очертания Багамских островов, вот уже проплыл под нами Нассау. Севернее нашего маршрута — Бермудские острова После вчерашних рассказов Петрова само сознание, что ты в треугольнике, вызывает ощущение ожидания чего-то необычного Скорей бы миновать это загадочное место!

Мы подходили уже к центру треугольника, но пока ничего таинственного, к счастью, не наблюдалось, если не считать частичного отказа двигателя на взлете. А нужно ли его считать? Ведь так все неисправности, которые появятся, можно вписать на роковой треугольник!

Честно сказать, у меня было двойственное чувство. Не хотелось, конечно, исчезнуть бесследно, за счет неведомых сил. А с другой стороны, хотелось столкнуться с чем-то необычайным, хотелось проверить себя. Может, мне и суждено разгадать тайну Треугольника?

Тем временем ниже нас появился тонкий слой облачности, точнее, дымки, через которую хорошо просматривался океан. Затем дымка начала повышаться, и мы незаметно вошли в нее. Ни болтанки, ни обледенения не наблюдалось. Выйти из облачности к занять более высокий эшелон нам пока не позволял полетный вес самолета. Но необходимости в этом не возникало, мы летели спокойно.

Через полчаса на экране локатора появились грозовые засветки — ниже нас, тысячах на четырех. Началась болтанка, которая быстро усиливалась Вскоре колебания стрелки прибора, показывающего перегрузки, стали достигать почти предельных значений.

— Командир, отказал локатор, — встревожено доложил штурман. — И как-то странно отказал, смотри! Левая часть работает, а правая нет!

Действительно, вся левая половина экрана была в грозовых засветках, а правая совершенно чистая. Странно, очень странно. Видно, начали таинственные силы работать, ведь мы в самом центре треугольника… Надо что-то предпринимать! Не ждать же, пока самолет развалится?!

— Проверь предохранители, все целы?

— Все Показания на индикаторе нормальные.

— Тогда вот что — курс на юг Чудес не бывает! Если локатор показывает правильно, то на юге ясная погода. Посмотрим!

Развернулись осторожно, без крена — “блинчиком”, как говорят летчики. Курс на юг!

Подошел борт инженер, тоже волнуется.

— Арсентьич, локатор совсем отказал! Картинка пропала!

Наших разговоров со штурманом Ратмир не слышал, не знал, что мы повернули. А для меня “картинка пропала?” прозвучало словно лучшая музыка.

— Отлично, Ратмир! Локатор работает! Мы развернулись, и все засветки остались позади! Понял?!

Не прошло я пяти минут, как мы вышли из облаков. Последний раз тряхнуло как следует. А потом тишь и гладь, солнце Вокруг повеселевшие лица товарищей.

— Ну, что еще не работает? Как, Николай, связь не пропадала?

— Нет, командир, не пропадала

— С кем работаешь?

— С Нью-Йорком.

— Ясно. А у тебя, Ратмир, как с двигателями?

— По-прежнему. У третьего “повышенная температура”. В Рабате вылечим!

Все невольно рассмеялись — уже про Рабат заговорил Хоть мы и в центре треугольника, но все уже позади Нервное напряжение разом спало.

—- Виктор, давай курс на Рабат. Посмотрим, откуда мы выскочили? Где там локатор “не работал”?

Развернувшись на прежний курс, мы увидели величественнейшую картину. Почти от самой воды поднимались колонны облаков высотой до девяти-десяти километров. На вершинах их лежала ровная облачная крыша, в которой нас так нещадно болтало Мне никогда не приходилось видеть таких мощных облачных образований — ни до, ни после Редкостная картина! Теперь можно полюбоваться — со стороны! Когда сам летишь в хорошей погоде!

Мне хотелось еще раз попробовать, выяснить все до конца

— Лев, подверни-ка вон на ту “колонну”. Которая пониже, отдельно стоит. Посмотрим, тряхнет или нет?

— Мало нас там трясло? — недовольно огрызнулся Рыбаков. Но курс все же изменил.

На подлете к вершине “колонны” я на всякий случай взялся за штурвал. И не зря! Тряхнуло как следует!

— Ну что, командир, больше не будем проверять? — иронически ухмыльнулся Лев

— Нет, Левушка, все ясно. И на сегодня, и на будущее.

Уже ночью на экране локатора вновь появились грозовые засветки. Теперь не внизу, а как раз на нашей высоте. Мы заметили их заблаговременно, километров за двести.

— Виктор, видишь?

— А как же! Не страшно, командир!

— Почему?

— Из треугольника вышли! — улыбаясь, пояснил штурман,

— Тогда порядок!

Мы нашли “ворота” в этой гряде грозовых облаков, а следующую обошли стороной. Слева на экране локатора уже появились Азорские острова. До Рабата оставалось полторы тысячи километров, считай дома. Перед самым побережьем Африки опять появилась россыпь мелких засветок. Потрепало нас не меньше, чем в треугольнике, но психологический настрой был уже совершенно другим. Болтанка воспринималась спокойно…