— Да, Саша, тут сказывается общий недостаток самолетов с передней ногой… Ты же знаешь, как летчики про Ан-2 и Ли-2 говорят: если рулит, значит, взлетит! Вот тебе преимущество задней ноги! Ан-2 и Ли-2 уже на стоянках нос задранным кверху держат!

— Ладно, Леонид Алексеевич, не расстраивайся пока. Будем пробовать! Здесь, в Амдерме, снега в два раза меньше, чем в Шереметьеве. Да и плотнее он — видно, за счет постоянных ветров. Будем пробовать!

Первый взлет мы решили выполнять с укатанной полосы. Рулил самолет легко. Хорошо выдерживал прямую, послушно вписывался в развороты, ведь передняя нога тоже имеет свои преимущества!

— Амдерма, я борт 476. Прошу взлет.

— Взлет разрешаю.

— Максимыч, взлетный!

На этот раз скорость набирали легко. На ста двадцати километрах я взял штурвал на себя, нос приподнялся, и мгновение спустя мы были уже в воздухе Скорость по-прежнему быстро возрастала, но неожиданно раздался сильный хлопок — и . Скорость резко упала, возник пикирующий момент. С большим трудом я тянул штурвал на себя, одновременно выбирая триммер. Наконец усилия на штурвале стабилизировались, стали нормальными. Установилась и скорость.

— Максимыч! Номинал!

Я продолжал осторожно набирать безопасную высоту, пробуя одновременно управление. Машина хорошо слушалась рулей, но скорость явно не соответствовала режиму моторов.

Набрав высоту двести метров, послал бортмеханика посмотреть положение лыж через иллюминаторы пассажирской кабины.

— Что могло случиться, Леонид Алексеевич?

— Что-нибудь с передним лыжонком, наверное. По идее он должен стабилизироваться в нормальном положении Но что-то не учли, видно У меня впечатление, что лыжонок встал вертикально.

В пилотскую кабину вернулся Подколзин.

— Основные лыжи в нормальном положении, а переднюю через иллюминаторы не видно.

Да, незадача. Придется пройти пониже над командной вышкой, показать диспетчеру наш “живот”.

— Амдерма, борт 476, лыжи не убираю, пройду над вами, прошу посмотреть положение всех лыж

— Вас понял, слежу за вами, я Амдерма.

— Амдерма, я на прямой, через минуту буду над вами.

— Понял, слежу.

Я снизился до тридцати метров, чтобы пройти поближе к командной вышке

— Борт 476!

— Слушаю.

— Основные лыжи висят нормально, а передняя стоит вертикально, носком вниз.

— Вас понял. Мы предполагали это.. Хорошего мало..

— Что от нас требуется? Чем можем помочь! Я Амдерма!

— К моменту нашей посадки приготовьте санитарную машину и трактор на всякий случай . Не забудьте пожарную машину!

— Будет выполнено!

Я встал на круг, передал управление Льву Пекарскому и повернулся к Хохлову.

— Оправдались твои опасения, Лексеич. Вышка передала, что лыжонок висит вертикально, носком вниз Так садиться нельзя — в лучшем случае сломаем переднюю ногу Предложения будут?

— Я уже думал, пока ты разговаривал. Предлагаю вскрыть пол над передней стойкой! Что скажешь, Иван Максимович?

— Какой вопрос, попробуем!

Для нашего бортмеханика безвыходных ситуаций не существовало, кажется. Через полчаса струя холодного воздуха ворвалась в пилотскую кабину, известив, что пол вскрыт. Потом за спиной начались споры и дебаты инженеров. Хохлов зачем-то искал лопату. Я не хотел нервировать наш технический состав лишними вопросами и советами. Все это время мы ходили по кругу, дожидаясь окончательных результатов. Наконец в пилотскую кабину вошел, улыбаясь, Хохлов.

— Все в порядке! Заходи на посадку! И точно, самолет как бы облегчился, можно было перевести триммер на его законное место. Оказывается, после многих попыток, действуя черенком лопаты, как рычагом, удалось установить лыжонок в нормальное Положение. Я облегченно вздохнул.

— Амдерма! Я борт 476, прошу посадку!

— Исправили?

— Да, все в порядке.

— Семьдесят шестому посадку разрешаю Амдерма.

Хохлов, улыбаясь, показывает большой палец — все в порядке! Я осторожно приземляюсь, нос опускается, и мы спокойно заканчиваем пробег. Молодцы инженеры, справились! Оглядываюсь- Хохлов, продолжая улыбаться, прижимает лопату к груди. Все, наконец-то расслабимся.

— Подколзин! Выключай моторы! Теперь можно спокойно поговорить:

— Ну что, Лексеич, что будем делать?

— Что, что… Промахнулся где-то. Или плечо к стабилизатору коротковато, или площадь самого стабилизатора мала.

— Здесь есть возможность исправить?

— Нет, нужно в Москву.

Как жаль, что нам не удалось взлететь в Шереметьеве! Там бы сразу увидели, что лыжонок не в порядке. Но ничего не поделаешь, на то и испытания. В Москву так в Москву…

Полторы недели трудились инженеры КБ Хохлова, модернизировали стабилизатор и нам в виде исключения разрешили продолжать испытания на подмосковном аэродроме. К тому времени он работах только по особым разрешениям, так как вокруг него настроили жилых зданий. На посадку приходилось заходить между двух высоких домов. Но зато здесь, в Подмосковье, все было под рукой в случае необходимости. Снежный покров все еще сохранялся, и посадочная полоса была хорошо укатана.

Чтобы передний лыжонок не встал опять “на дыбы”, его привязали за нос веревкой. Пол в кабине пилотов был открыт, и другой конец веревки держал на всякий случай один из инженеров.

Эта предосторожность оказалась не лишней. На первом же взлете лыжонок опять попытался опустить свой нос, но с помощью веревки был удержан. Понадобилось несколько полетов, чтобы Хохлов методом проб и ошибок подобрал стабилизатору необходимый угол атаки. Наконец удалось добиться, чтобы лыжонок во всем диапазоне скоростей сохранял горизонтальное положение. Шасси убирались и выпускались нормально, все лыжи в убранном положении плотно прижимались к фюзеляжу.

После этого мы опять полетели на Север — прямо на лыжном шасси. Пролетев до Хатанги, садились и взлетали во многих аэропортах Арктики; случалось, и по неукатанному снегу.

Результаты были хорошими, никаких неполадок. Правда, глубина снега нигде не превышала двадцати сантиметров. Но все же можно было считать, что Ил-14 получил наконец-то достаточно надежные лыжи, столь необходимые на Севере.

Вскоре самолетные лыжи начали внедрять во всех северных авиагруппах. Оставалось только одно “но”, никак не выходившее у меня из головы. Дело в том, что самолетные лыжи не имели тормозов. При посад. как на аэродромах, на хорошо укатанных полосах, то есть в условиях, когда возможности маневрирования были ограничены, это нередко приводило к авариям. Я несколько раз говорил на эту тему с Марком Ивановичем Шевелевым — начальником полярной авиации — и со старейшим полярным летчиком Борисом Григорьевичем Чухновским (после ухода с летной работы он поступил в КБ и показал себя талантливым инженером). К Хохлову — главному конструктору лыж — стекались все пожелания и претензии летчиков, выявленные при эксплуатации лыжного шасси. Да и сам он во время испытаний не раз убеждался в необходимости тормозов.

-— Будем делать! — заверил Леонид Алексеевич. …Местом испытаний и на этот раз выбрали Ам-дерму. Удобно, все рядом: бетонная полоса, замерзшая лагуна, на которой укатана взлетно-посадочная полоса, и тут же участок укатанной снежной целины, достаточно широкий и длинный для взлета и посадки.

В Амдерме, как обычно, сменили нашему Ли-2 колеса на лыжи. Инженеры под руководством Хохлова проверили настройку тормозного устройства. Стартовать решили с укатанной снежной полосы. Я стронулся с места и тут же нажал на педали тормозов — не терпелось, что называется. К радости моей, самолет сразу же резко остановился: штыри вышли из подошв лыж и врезались в плотный снег. Что ж, все в порядке, тормозной механизм сработал. Будем продолжать испытания.

Теперь я попробовал разбежаться и на разбеге нажал на обе педали. Торможение, остановка Все хорошо. А дальше начинаются неожиданности. Надо попробовать раздельное торможение; я нажимаю на левую педаль, а самолет… разворачивается вправо. В чем дело? Останавливаюсь Вновь начинаю пробежку и жму правый тормоз. Самолет разворачивается влево — этого я уже ожидал. Судя по всему, инженеры что-то перепутали.