Последовала чрезвычайно долгая пауза, во время которой Филип пристально вглядывался в лицо Марселя. Потом, видимо удовлетворенный увиденным, он произнес:

– Я не виню тебя, Дюваль, за то, что ты заботишься о благополучии твоего ребенка. – Он сделал нарочитую паузу, и, когда Марсель не возразил, лицо Филиппа омрачилось. – Но это не уменьшает мою ненависть к тебе. Дважды за последнее время Габриэль покидала меня, но на этот раз я отпустил ее, потому что она носит твоего ребенка. А после ее ужасного испытания в Норфолке у меня не хватило духу силой забрать ее в Бельфонтен.

– Так что именно случилось в Норфолке? – настойчиво спросил Марсель. – Габби так мне и не рассказала, потому что была очень удручена. Я полагаю, произошло нечто столь ужасное, что она не смогла об этом говорить. И в этом я обвиняю тебя.

Марселя поразило выражение боли, промелькнувшее на лице Филиппа.

– Раз уж дело касается здоровья твоего не рожденного ребенка, я скажу тебе, что именно произошло в Норфолке, когда Габби ушла с корабля одна, – вздохнул Филип, и его голос был печальным. – Не могу сказать тебе, что мое поведение безупречно, потому что, когда я узнал, что Габби жила с тобой как любовница после моего отъезда с Мартиники, я пришел в ярость и решил заставить ее страдать за тот позор, который она на меня навлекла. Я прямо признаюсь, что вел себя с ней очень сурово, но я никогда не причинил бы ей физической боли. Я хотел лишь сломить ее дух, чтобы она стала кроткой и любящей женой. Потом наступило самое ужасное... она обнаружила, что беременна. Да, разумеется, она пыталась убедить меня, что ребенок мой, – горько засмеялся Филип. – Когда я отказался поверить в ее ложь, она сбежала с корабля в Норфолке и сознательно поставила себя в положение, которое чуть не стоило жизни и ей, и ее ребенку.

Прищуренные глаза Марселя метали стрелы ненависти в Филиппа. От ужаса его черты застыли, пока он выслушивал грязные подробности того, что случилось с Габби в публичном доме Дейзи Уилсон. В какой-то момент Марсель, не выдержав, опустился в кресло и закрыл лицо руками.

– Боже мой, наверно, воспоминания о таком недостойном обращении со стороны бесчестных людей разъедают ее душу как болезнь! Унижения, которым она подверглась, когда была одурманена. Я не могу вынести мысли о страданиях бедной девочки.

– Габби не помнит о том, что произошло у Дейзи Уилсон, и, если она хоть что-то для тебя значит, ты никогда не должен раскрывать ей то, что я тебе сегодня рассказал.

– Я люблю Габби! – пылко воскликнул Марсель. – Я никогда не обидел бы ее, подобно тебе.

– Да, – сказал Филип, принимая обвинение, предъявленное ему. – Я верю, что ты ее любишь.

– Так разведись с ней!

– Никогда!

– Я тебя не понимаю, Филип. Ты обвиняешь свою жену в неверности, даже отпускаешь ее к другому мужчине и тем не менее отказываешься развестись с ней. Что ты за человек?

– У меня есть свои причины, – угрюмо ответил Филип. – Сейчас важнее всего здоровье Габби. Она нуждается в постоянном присмотре. Ее состояние, по словам доктора Рено, крайне опасное. Он даже не берется утверждать, что ребенок не пострадал от снадобий, которые ей давали.

– С твоей стороны такая забота неуместна, учитывая то, как ты вел себя с ней эти месяцы. Ты понимаешь, что она будет безутешна, если потеряет ребенка? Она отчаянно хочет его.

Филип побледнел, вспомнив свою собственную боль в банановой роще, когда Габби потеряла их ребенка.

– Скажи мне, Дюваль, – спросил он, – а ты не удивился, когда узнал, что станешь отцом?

Его пристальный взгляд смущал Марселя. Если он вообще собирался отрицать свои близкие отношения с Габби, то теперь было бы самое подходящее время. Но если Марсель так поступит, то Филип опять потребует свою жену. Поэтому Марсель ответил без всяких угрызений совести.

– Я с радостью узнал о беременности Габби, – сказал он, тщательно подбирая слова. – Этот ребенок будет весьма желанным. Меня только удивило, что ты ее отпускаешь.

Ответ Марселя убил всякие надежды Филиппа. Хотя он услышал не то, что хотел, эти слова под – о твердили его убеждение, что Габби носит ребенка от Марселя. Но, в конце концов, он же не окончательный дурак, он тоже умеет считать до девяти. Только время даст ответ на вопрос. Он вдруг поймал взгляд Марселя, который ждал, пока Филип раскроет ему причины, по которым он отпустил Габби.

Все более возбуждаясь, он сказал:

– Я понял, что будет ошибкой принуждать Габби оставаться со мной. И без того на моей совести смерть двух женщин, а теперь я стал опасаться за жизнь Габби. Лучше пусть будет жить с тобой, чем умрет, пытаясь сбежать от человека, которого она ненавидит. Я дал ей право выбора, а решение она приняла самостоятельно.

Марсель принял окончательное решение Филиппа со смешанными чувствами, не доверяя мотивам, по которым тот отпустил Габби. Ему казалось, что Сент-Сир не лжет. Но неужели он готов был отдать свою жену на попечение другого мужчины, лишь бы не причинить ей вреда? Если так, это служило доказательством его любви. Марсель был почти уверен, что Филип может согласиться взять жену обратно, даже будучи убежденным, что она ждет ребенка от другого мужчины. Поэтому Марсель решил, что Филип ни за что не должен узнать, что они с Габби до сих пор не были любовниками.

– Раз в жизни ты поступил разумно, – произнес он вслух.

Филип бросил на него яростный взгляд.

– Учти, Дюваль, Габби все еще моя жена. Я никогда не разведусь с ней. А если ты мечтаешь сделать ее вдовой, забудь об этом. Я ускользнул из твоей ловушки до этого, смогу ускользнуть и теперь.

Марсель побледнел. Неужели Сент-Сир догадался о тщетных попытках Марселя лишить его жизни? Вслух он произнес:

– Твои подозрения ни к чему не приведут, потому что ты ничего не докажешь. В любом случае меня мало волнует, разведешься ты с Габби или нет. Как только родится ребенок, мы уедем с Мартиники. – Не дожидаясь ответа, он повернулся, чтобы выйти.

– Подожди! – приказал Филип, и Марсель остановился. – Я сказал тебе, что не буду вмешиваться до тех пор, пока ты будешь заботиться о Габби, и я сдержу слово. В обмен я прошу, чтобы ты сообщал мне о ее здоровье все ближайшие месяцы. Учитывая то, что ты получил, эта просьба ничтожная.

– Если это позволит добиться того, чтобы ты не надоедал Габби, изволь. – Не говоря больше ни слова, Марсель стремительно покинул кабинет Филиппа.

После ухода Марселя Филип долго сидел в мрачных раздумьях. Почему Габби солгала о своих отношениях с Марселем? – думал он. Почему настаивала на том, что ребенок от Филиппа? Ведь, когда он напрямую обвинил Марселя, тот ничего не отрицал. Может быть, тут еще что-то кроется? Рассерженный, разочарованный, обиженный и растерянный, Филип поднял свой мощный кулак и ударил по столу изо всей силы. Звучный треск расщепленной столешницы и одновременно боль в руке наконец изгнали преследующие его постоянно видения: Марсель и Габби, предающиеся любви.

На следующий день Филип вернулся в Бельфонтен. С самого приезда Амали была рядом, что помогло ему рассеять грустные воспоминания о Габби. Но все равно, даже находясь в страстных объятиях Амали, Филип не смог полностью изгнать образ белокурой красавицы, чьи фиалковые глаза, обращенные к нему с любовью, могли растопить его сердце.

Верный своему слову, Марсель посылал регулярные сообщения Филиппу о здоровье Габби. Вероятно, они совпадали с сообщениями доктора Рено, так как Филип удовлетворился этим и предпочитал жить в Бельфонтене, а не вмешиваться снова в жизнь Габби в такое время, когда она особенно нуждалась в покое. Отчасти причиной благоприятных сообщений было то, что Габби наконец поверила, что ей нечего опасаться Филиппа, который не возвращался в Сен-Пьер. Сознание того, что Марсель любит ее, влияло на настроение Габби. Частые прогулки, мягкий климат острова привели к тому, что на щеках Габби снова появился румянец.

Марсель был чрезвычайно доволен тем, что здоровье Габби за последнее время улучшилось. Он все больше воспринимал ее будущего ребенка как своего собственного. Значительную часть дня Марсель проводил в обществе Габби и день ото дня удивлялся переменам в ее лице и фигуре. По мере того как она округлялась, смягчались черты ее лица, и она казалась ему еще прелестнее, чем раньше. Марсель все-таки надеялся, что после рождения ребенка Габби полюбит его и мечта его сердца наконец исполнится. Они уже чувствовали себя друг с другом вполне непринужденно – Габби позволяла ему некоторые вольности, не протестуя, когда он целовал ее, и не уходила от его невинных ласк. Ему нравилось прикладывать руку к ее животу и чувствовать шевеление ребенка. В глазах Марселя Габби не была неловкой или неуклюжей, как это бывает при беременности. Он с вожделением смотрел на нее, но сдерживал желание и дал себе клятву, что Габби никогда не будет страдать из-за него. Впервые в жизни Марсель любил бескорыстно.