В церкви было темно, запах ладана с утренней мессы еще витал в воздухе. Молитвенные свечи трепетали в одном из приделов, атмосфера была наполнена покоем. Обойдя церковь, мы обнаружили стихотворение, приклеенное скотчем к одной из колонн. Наша милейшая флорентийская соратница и подруга Сюзи перевела нам:

Мы окружены шумом,

суматохой и словами,

но жизни нужен покой.

В тишине сердца, когда оно

молится или плачет, боится или надеется,

вы найдете свет, который озарит вас,

сможете видеть лучше, встретитесь с Божеством.

Тишина дружит с Богом,

в ней вы раскроете тайну.

Чистое знание обретет форму.

Вы различите Его нежный аромат.

Никогда прежде так не были

нужны те, кто любит тишину.

Иногда чуточку тишины — все, что нужно,

чтобы научиться снова любить жизнь.

Мы увидели открытую дверь во внутреннюю галерею — за дверью нас ожидала поразительная картина. Вся наша группа находилась в полутьме, а в середине галереи, освещенная ослепительными белыми солнечными лучами, на белом стуле сидела монахиня, с ног до головы облаченная в белое, и вязала белый свитер. Мы как будто не были вполне уверены, что монахиня — реальный человек, а не видение. Внезапно монахиня встала, и вся наша группа двинулась к ней, как по сигналу. Она начала говорить по-итальянски, и Сюзи перевела нам: «Порой нужно прекращать смотреть вниз, надо смотреть вверх, как глядят дети», — сказала она.

Мы ждали, но она больше ничего не сказала, снова села на белый стул и возобновила вязание. Некоторые члены группы расплакались, остальные смотрели по сторонам, пытаясь скрыть свои чувства. Затем один за другим стали выбираться назад к автобусу, где тут же принялись горячо обсуждать виденное. Мы все внезапно стали Странниками, жаждущими объяснения свежего переживания.

В тот вечер мы провели небольшую дискуссию об искусстве Возрождения, говорили о новаторской манере художников того времени изображать религиозные фигуры в священном искусстве в виде живых людей. Прежде эти фигуры имели отдаленный, идеализированный, потусторонний вид. Однако художники Возрождения хотели привлечь зрителей к теме произведений, к показанным событиям, изображая фигуры, лица которых выражают чувства, понятные публике, с которыми человек мог отождествлять себя. Они хотели, чтобы человек понял: духовность и духовные чувства имеют место на белом свете; духовные чувства принадлежат живым людям, и выражение этих чувств свойственно людям, и эти чувства отнюдь не относятся исключительно к загробной жизни. По этой причине Благовещение, Рождество и другие классические христианские сюжеты размещались на знакомом зрителям фоне флорентийских и тосканских улиц и пейзажей. И Дантовское революционное описание пути обычного человека к озарению способствовало глубоким преобразованиям в общепринятом мышлении того времени.

Для обсуждения в тот вечер мы выбрали картины, посвященные Благовещению; на них изображался архангел Гавриил, сообщающий Деве Марии, что она забеременеет и родит миру Иисуса. Разные художники по-разному отображали реакцию Марии на эту новость. Помимо прочего, она — молодая женщина, которая только что испытала изменяющее жизнь переживание.

На некоторых картинах, например «Благовещение» Боттичелли,^[86] которая висит в Галерее Уффици во Флоренции, она отворачивается от Гавриила и отвергает его. На других она стоит, подняв руку в воздух, как будто задает вопрос, а ее другая рука покоится на книге. Эта поза, которую обычно называют «вопрошающей позой», выражает ее желание узнать больше. Ведь от нее требуется огромная жертва.

Другие художники изображали ее со смиренно сложенными руками или стоящую в одиночестве, глядящую прямо с холста, сложив руки в молитве, обращенной к зрителю.

Когда Рут, одна из участниц нашей группы, посмотрела несколько слайдов, ее потянуло к Марии Боттичелли «отвергающей». Рут не была католичкой, никогда раньше не проводила много времени, разглядывая подобные изображения, и думала о них просто как о «знаменитых произведениях искусства».

Рут описывала себя в духовном смысле как воспитанницу «американской социальной религии», где принята такая точка зрения, что в церковь ходят по воскресеньям так же, как на работу в будни. Вы делаете это, потому что так полагается, потому что вы «правильный» человек, потому что так делают все. Вы не ожидаете слишком многого от Церкви — разве что получить известное чувство самоуспокоенности, когда поступаешь «правильно». Проповедь настоятеля — всегда «приятная», другие прихожане — тоже «приятные», и вот так вы живете. Вы не говорите о предметах, вызывающих беспокойство. Вы не задаете сложных вопросов. Вы правильно одеты и ведете себя наилучшим образом. В церкви вы думаете о посторонних вещах, но делаете вид, что вам интересно; вы рады, когда служба кончается, рады, что наконец идете домой и можете переодеться в более удобную одежду.

И вот Рут оказалась в католической Италии, где остатки умерших святых выставлены на всеобщее обозрение. Щепки Креста, лоскутки от савана Христа, кусочек его девятисотлетнего пальца и кости ног хранятся в отделанных золотом, серебром, драгоценными камнями ящичках, за стеклянными витринами, и выставлены в кафедральных сокровищницах. Живописные изображения Христа сочатся кровью, и святые, преданные мученической смерти, глядят на вас со стен. Ладан и молельные свечи горят везде, и люди с любовью молятся образам Девы Марии с мертвым сыном на руках. Рут слышала о католиках, но никогда не видела их так близко. Интеллектуальная часть ее натуры воспринимала все это как очередную лекцию по антропологии чужой, экзотической культуры.

Она вспомнила замечание одного из своих друзей: «Католики поклоняются статуям». Рут никогда не видела подобного в детстве. В ее родном городке на Среднем Западе не было ни одной католической церкви. Теперь она считает, что увидела это. Она повторила это замечание Лиз, другой женщине из нашей группы, которая позднее нам рассказала: «Рут считает, что католики поклоняются статуям».

Поэтому нам было любопытно наблюдать, как на следующий день она покупала множество репродукций изображений Девы Марии в церковной лавке церкви Святого Креста. Мусульмане в Коране почитают Марию больше, чем американские протестанты, которые не превозносят ее, в отличие от католиков.

В тот вечер мы собрались в маленькой библиотеке виллы на визуальную медитацию. (См. упражнение «Визуальная медитация» в восьмой главе.) Рут нашла уединенное местечко в библиотеке, расположила на уровне глаз выбранный ею образ Марии «отвергающей» на картине Боттичелли «Благовещение», закрыла глаза и приготовилась к релаксации, сосредоточившись на дыхании. Когда она почувствовала, что готова, открыла глаза и нежно посмотрела на образ Марии. Затем снова закрыла глаза и представила себя образом.

Когда Рут сосредоточила внимание на дыхании, оно казалось беспокойным, учащенным. «Успокойся», — сказала она себе, и вскоре ее дыхание стало спокойнее. Когда ощущение успокаивающего расслабления овладело ею, она открыла глаза и посмотрела на Деву Марию. Она видела обеспокоенное лицо, ее фигуру, отстраняющуюся от архангела, ее отвергающий жест. Рут смотрела и смотрела, но ничего не чувствовала.

Разочарованная, она закрыла глаза, и внезапно образы и воспоминания нахлынули на нее. Сперва она не понимала, как они связаны друг с другом. Затем стало ясно: все они — побуждения и фантазии о том, чтобы удалиться ото всего, бродить по холмам, о жизни отшельника, о жизни в одиночестве у моря, вместо жизни в привычном конформизме ее города. Она всегда чувствовала это желание, и всегда отворачивалась от него, обращала все внимание на внешнюю сторону жизни, на то, чтобы быть правильной, приятной и главное — такой, как все. Это желание было всегда таким смутным, потаенным и неуловимым, в то время как обязательства, которые накладывали на нее муж, дети, школа и общество, всегда были четкими и ясными.