Распрощавшись с гостями, викарий с виноватым видом поспешно скрылся, а сэр Майкл, нахмурив брови, повернулся к Николасу и Илайесу.

— Вот ведь незадача, — заговорил он. — Не то чтобы беда непоправимая, но и со счетов ее сбрасывать нельзя. Энтони узнал о ней первой. Кое-кто противится вашему приезду. — Владелец Сильвемера покачал головой. — У нас здесь есть община пуритан — небольшая, но очень деятельная. Один человек из этой общины, по имени Реджинальд Орр, вот уже много лет для меня как больная мозоль. Поразительный надоеда.

— Нам в Лондоне каждый день приходится сталкиваться с неодобрением пуритан, — понимающе произнес Николас.

— О, тогда мне не придется объяснять, как они относятся к актерам.

— Они называют нас исчадиями ада — и это самое мягкое из их оскорблений.

— Реджинальд Орр не станет ограничиваться оскорблениями, — мрачно произнес сэр Майкл. — И дело не только в «Уэстфилдских комедиантах» — у нас с ним давние нелады. В этих землях я вершу суд. Несколько раз мне приходилось штрафовать его за возмущение спокойствия, а два раза я даже посадил его в колодки. Вот он и точит на меня зуб.

— Этот узколобый дурачок нас не напугает! — запальчиво воскликнул валлиец. — Мы к таким сумасшедшим уже привыкли.

— Не думаю, что вам доводилось иметь дело с безумцами столь упорными и целеустремленными. — Сэр Майкл резко втянул воздух сквозь зубы. — Энтони Димент рассказал мне, что этот негодяй сегодня утром вломился в церковь и угрожал вам.

— Как же он может воспрепятствовать нашему пребыванию в вашем доме? — удивился Николас. — Ведь это ваше частное дело.

— Такой человек, как Орр, может.

— Он что, попытается сорвать наше выступление?

— Хуже. — молвил сэр Майкл. — Он сказал, что не даст вам даже добраться до Сильвемера.

Полностью оправившись от диковинной болезни, Лоуренс Фаэторн явился к Эдмунду Худу в самом лучшем расположении духа, однако застал приятеля весьма озабоченным и встревоженным.

— Что, адвокатишка здесь? — догадался Фаэторн.

— О да. Явился с первыми лучами солнца. Как обычно, преисполнен вдохновения, которое меня вот-вот в гроб вгонит.

— И как успехи?

— Вообще никак. Он снова принялся за правку, которую мы внесли вчера.

— Пламя и сера! — воскликнул Лоуренс. — Где этот мерзавец? Я жажду с ним поговорить.

Он поднялся за Худом по лестнице в комнату. Эгидиус Пай сидел за столом у окна с пером в руках и, самодовольно усмехаясь, что-то с азартом вычеркивал и вписывал. При виде ворвавшегося в комнату Фаэторна он издал булькающий звук.

— Доброе утро, сэр, — холодно улыбнувшись, поздоровался актер.

— Доброе утро, мистер Фаэторн! — воскликнул Пай. — Какая неожиданная радость, сэр! Сами видите, работаем вместе. Кстати, — он кивнул на лежавший перед ним лист, — я только что внес серьезную правку в пролог.

— Опять? — простонал Худ.

— Вы еще сидите на прологе? — в ужасе спросил Фаэторн.

— Радуйся, что вообще добрались до него, — проворчал Худ. — Мистер Пай целый час спорил о названии.

— Не спорил, — поправил адвокат, — а просто пытался сделать лучше.

Фаэторн скрипнул зубами. Они обходились с новоявленным автором слишком мягко. Настала пора познакомить его с жестокими реалиями театральной жизни. Лоуренс схватил листки пергамента, сложил их в стопку и сунул адвокату в руки:

— Забирайте вашу пьесу, сэр.

— Но почему?! — охнул потрясенный Пай.

— Потому что в Эссексе мы ее ставить не будем.

— Но как же так?

— А что вы еще предлагаете, если автор не в состоянии определиться даже с названием? Можете селить свою ведьму куда угодно: хоть в Колчестер, хоть в Рочестер, в Винчестер, в Йорк — мне плевать! В Эссекс мы с пьесой не едем. У меня нет другого выхода.

— Но мы заключили договор, — протестовал адвокат. — Я вас по судам затаскаю. Вы согласились купить и поставить мою пьесу.

— А я и не отказываюсь, — возразил Фаэторн. — Контракт обязывает нас поставить пьесу — но о сроках не сказано ни слова. Мы можем начать репетиции хоть через год. Может быть, к этому времени вы наконец приведете ее в порядок.

— За какой-то год? — усомнился Худ. — Дай ему лучше десять лет.

— Но я хочу, чтобы ее поставили сейчас, — захныкал Пай. — Я вложил в нее всю душу.

— Значит, нужно подходить к правке более ответственно.

— Так я и подходил ответственно! Мистер Худ вам подтвердит…

— Слишком ответственно, — подал голос Эдмунд. — Мистер Пай хочет переправить буквально все: от первой буквы до последней. И тут же выражает желание вернуться к исходному варианту.

— Довольно! — Фаэторн был неумолим. — Забирайте пьесу.

— Нет! — взвыл Пай. — Умоляю!..

— Вы должны были помогать Эдмунду, а не мешать ему.

— Так я и помогал!..

— Плохо помогали, скажу я вам. Мы уезжаем в Эссекс в понедельник, а у вас еще ничего не готово. Как мы сможем с ней выступить, если не отрепетируем ее? А как мы отрепетируем пьесу, — вопрошал он, приблизив свое лицо к лицу Пая, — если она практически не дописана? Простите, сэр, но мы не можем ждать до Страшного суда, когда вы наконец ее закончите.

Эгидиус Пай молчал, уставившись на кипу пергамента в своих руках, и явно взвешивал все «за» и «против». Фаэторн подмигнул Худу: уловка сработала.

— Я от всей души прошу меня простить, — наконец заговорил Пай. — Я адвокат и по привычке не хотел работать второпях. Осторожность для меня все.

— На сцене все иначе, — продолжал пугать Фаэторн. — Там главное — храбрость и пыл. Мой бог, да разве в сочинительстве нужна осторожность?! Мистер Пай, мы выступаем в театре, а не в церкви. Наши покровители ждут от нас захватывающего сюжета и волнующего зрелища. Они хотят смеяться над шутками.

— Я думал, у меня в пьесе все это есть…

— Да, это так, — мягко произнес Худ. — И у нас есть все основания полагать, что вашу, пока еще неплохую, комедию можно сделать выдающейся, даже гениальной. Но, мистер Пай, для этого-то и надо внести кое-какие изменения. Но мы никогда не доберемся до конца, если вы и дальше будете спорить о каждой запятой!..

— Можете ее забирать и работать над ней в свободное время, — разрешил Фаэторн. — Как только мы сочтем, что она готова к постановке, приступим к репетициям.

— Но она просто создана для того, чтобы ее поставили в Эссексе. — Пай совсем сник.

— Вы были бы правы, если б мы могли отдать ее переписчику сегодня же. Но об этом не может быть и речи. Вы слишком печетесь о своей работе, мистер Пай. Так бывает со всеми новичками, — снисходительно добавил Лоуренс. — Сидят на пьесе, как куры на яйцах, и клюют каждого, кто посмеет приблизиться. Пьесы пишут для того, чтобы их ставили, сэр. А яйца несут, чтобы из них делали омлет.

Адвокат снова задумался, и Фаэторн опять подмигнул Худу. Эдмунду было немного неловко за друга, устроившего адвокату такую сцену, однако он знал, что другого выхода у них нет. Наконец до Эгидиуса Пая дошла идея, к которой его подталкивал Лоуренс.

— Я вижу один выход. — смиренно произнес он. — Я согласен на название «Ведьма из Колчестера» и также соглашаюсь со всем, что мистер Худ говорил о пьесе. Он куда опытнее меня, а его нюх — тоньше. — Эгидиус протянул пергамент Худу: — Есть ли хотя бы малейшая надежда, что вы сможете исправить ее сами, в одиночку?

— Н-ну, Эдмунду пришлось бы хорошенько потрудиться, — с деланой серьезностью проговорил Фаэторн. — Теперь даже он может не управиться в сроки.

— Но он мне сказал, что правки не так уж и много?..

— Это было вначале, мистер Пай, — устало вздохнул Худ. — Но вы правили и правили, вычеркивали, правили снова, и так до бесконечности, до неузнаваемости…

— Помогите же мне, мистер Худ! — взмолился адвокат. — Прошу вас!

— Решать тебе, Эдмунд, — покачал головой Фаэторн. — Лично я сильно сомневаюсь, что ты успеешь в срок.

Адвокат устремил полный мольбы взгляд на Худа. На самом деле сочинитель был не в восторге от предстоящей работы. Но если он не согласится быстро внести правку, «Уэстфилдские комедианты» никуда не поедут и останутся без работы. Сейчас судьба всей труппы зависела от одного человека.