Валлиец набычился, и Николас поспешил вмешаться, прежде чем Илайес взорвется:

— Простите нас, мистер Страттон, мы приложим все усилия, чтобы отыскать, мальчика. Если кто-то хочет стать членом труппы, то потом не сбегает при первой же возможности. А коли вы и вправду считаете нас идиотами, то зачем же в таком случае доверили нам сына?

— И между прочим, — запальчиво добавил Илайес. — мы попали в засаду и спасли Дэйви жизнь. И если вы считаете нас идиотами, можете отправить нас в «Бедлам»[6] — пусть нас на цепь посадят!

— Ну хорошо… я погорячился, — проговорил Страттон. — Прошу меня простить, джентльмены. Вы принесли дурные вести, однако вас не в чем винить.

— Может быть, Дэйви не очень хочет быть актером? — кинул Николас пробный камень.

— Хочет-хочет. Только о театре и говорит.

— А кому первому пришла в голову мысль отдать его в комедианты?

— Разумеется, мне.

— Несмотря на то, что вас ждала разлука с сыном?

— Дэйви — неугомонный сорванец. Он хочет воли — крылышки расправить.

— А ваша жена как отнеслась к этому?

Страттон помрачнел еще больше.

— Моя любезная супруга скончалась прошлой осенью, — скрипнув зубами, ответил он. — Если бы она была жива, то желала бы для Дэйви точно такой же судьбы, что и я.

— Значит, отдать мальчика в ученики решили вы?

— Решение об ученичестве мы приняли с ним вместе.

— Чего же тогда чертенок сбежал? — тупо спросил Илайес.

Страттону потребовалось несколько минут, чтобы совладать с новым приступом гнева. Собрав волю в кулак, он одарил путников блеклой улыбкой и открыл дверь.

— Спасибо, что зашли, джентльмены, — с деланым радушием произнес он. — Однако то, о чем вы мне поведали, дело семейное, и я сам постараюсь разобраться с ним.

— Но мы ведь волнуемся о Дэйви… — начал Николас.

— Ага, — поддакнул Илайес. — Мы места не находим при мысли о том, что паренек попадет в беду, хотя его и следует хорошенько отодрать за уши. Нам нужен этот бесенок. Хотя бы для того, чтобы указать нам дорогу обратно в Лондон.

— Вы его получите, — заверил валлийца Страттон. — Забудьте о Дэйви и езжайте в Сильвемер к сэру Майклу. Вы ведь прибыли в Эссекс, чтобы осмотреть залу, в которой собираетесь играть? Так и займитесь делом. Вас ждет сэр Майкл, — напутствовал он, почти силой выпроваживая нежданных гостей. — Счастливого пути. Езжайте по дороге дальше и попадете туда, куда нужно. Не заплутаете.

Гости неуверенно вышли на крыльцо.

— А как же Дэйви? — оглянувшись, спросил Николас. — Как вы собираетесь его искать?

— А вот это уж мое дело, сэр, — и с этими словами купец плотно затворил дверь перед носом суфлера.

Поместье Сильвемер располагалось в самом сердце владений Гринлифа. Чтобы попасть в дом, необходимо было сперва обогнуть пруд перед зданием. Заросший тростником, замерзший, он казался серебряным зеркалом; судя по всему, именно он дал название усадьбе.[7] Путники заметили, что кто-то потрудился прорубить полынью у берега, чтобы дикие звери могли приходить на водопой. По свободной воде гордо плавала пара уток.

Усадьба не шла ни в какое сравнение с Холли-лодж. Ворота со вздымавшимися к небу башенками делали поместье похожим на замок. Два крыла здания, изгибаясь, образовывали задний двор. Дом составляли Главный зал, небольшая столовая, часовня, личные покои, покои управляющего, комнаты для привратников и гостей, несколько кухонь: кроме того, в усадьбе имелась собственная пивоварня и пекарня. В стороне от главного здания помещались конюшни, пристройки и несколько небольших домиков. За усадьбой расположился огороженный стеной сад с маленьким прудом и статуями, обезображенными временем и покрытыми мхом.

— Только погляди на эти трубы! — разинул рот Илайес. — Вот это размеры!

— Ну правильно, Оуэн, дом топить надо. Не в холоде же сидеть.

— Интересно, вот если б у тебя была такая усадьба, сколько бы тебе понадобилось слуг?

— Да зачем мне такой большой дом?

— А мне он как раз по душе. Пригласил бы в гости весь Уэльс, и еще бы место осталось! Здорово, что мы будем здесь выступать. «Голова королевы» по сравнению с Сильвемером — просто конура.

— Надеюсь, здесь нас ждет более теплый прием.

— Да уж, потеплее, чем в Холли-лодж, хочется верить. Не удивляюсь, что Дэйви не рвался домой. С таким-то отцом! Но куда же он делся — ума не приложу.

— Джером знает, где его сын.

— С чего ты взял?

— По глазам понял.

Они подъехали к входу и спешились, вручив поводья слуге: тот повел лошадей к конюшням. Другой слуга открыл двери и принял у путников плащи и шляпы. Вскоре перед гостями предстал управляющий Ромболл Тейлард. Это был высокий, статный мужчина лет сорока, с красивым бесстрастным лицом и внимательными глазами. Бородка его была аккуратно подстрижена, а высокий лоб закрывали черные локоны. Тейлард был одет столь безукоризненно и такая спокойная уверенность исходила от него, что он скорее производил впечатление владельца усадьбы, нежели человека, находящегося в услужении. Назвав себя и представив спутника, Николас изложил цель их визита и поинтересовался, нельзя ли повидаться с сэром Майклом Гринлифом.

— В данный момент это невозможно, сэр, — глубоким красивым голосом ответил Тейлард.

— Сэра Майкла нет дома?

— Есть, но он занят. Вам придется подождать, пока он освободится. Сэр Майкл не выносит, когда его беспокоят во время экспериментов.

— Экспериментов? — переспросил Илайес. — Каких таких экспериментов?

— Конфиденциального рода, — уклончиво ответил Тейлард.

Николас почувствовал некоторое неодобрение, исходившее от Тейларда. Неизвестно, кому именно пришла в голову идея пригласить «Уэстфилдских комедиантов», однако со всей очевидностью можно было заключить, что не Ромболлу Тейларду. Понимая, что во время гастролей с управляющим придется много общаться. Николас решил попробовать расположить к себе Тейларда.

— Усадьба просто великолепна, — изрек он беззаботно. — Насколько понимаю, именно вы заведуете хозяйством? Ваша работа выше всяческих похвал.

— Да, дело это непростое, — высокомерно произнес Тейлард. — Я тружусь не покладая рук.

— Мы были бы крайне признательны вам за помощь и совет.

— Можете обращаться ко мне, когда пожелаете.

— Тогда не будем откладывать, — вступил Илайес, порядком разозленный пренебрежительным тоном управляющего. — Не могли бы вы показать нам Главный зал? Мы бы хотели его осмотреть, покуда ваш хозяин занимается экспериментами конфиденциального рода.

— Не имею такого права, — последовал надменный ответ.

— Это еще почему?

— Сэр Майкл не разрешает незнакомцам бродить по дому.

— Какие же мы незнакомцы? — возразил Николас, стараясь, чтобы его тон не звучал вызывающе. — Мы прибыли сюда по личному приглашению сэра Майкла. Впрочем, если вы не можете отвести нас в Главный зал, не скажете ли вы хотя бы, где будет жить труппа во время гастролей в Эссексе?

— Не здесь, не в Сильвемере. — Ответ прозвучал категорично. — Здесь и так будет множество гостей, актерам придется расположиться где-нибудь еще.

— Актерам? Если я не ослышалась, здесь кто-то упомянул актеров?

Обернувшись, Николас и Илайес увидели женщину средних лет, в великолепном платье, которая, благосклонно улыбаясь, спускалась к ним по лестнице. Быть может, Элеонора Гринлиф и утратила отчасти былую красоту, но, несомненно, сохранила и стать, и обаяние. Тейлард представил гостей, Николас вежливо склонил голову, а Оуэн изогнулся в вычурном поклоне, который он обычно отвешивал зрителям в конце спектакля, — и тут же обнаружил, что перед ним одна из его почитательниц.

— Оуэн Илайес! — пропела леди Элеонора. — Ну конечно же, теперь-то я вас узнала. Я не раз видела вас в «Голове королевы», а однажды мне довелось насладиться вашим выступлением, когда я была в гостях у лорда Уэстфилда. Вы ведь играли в «Бесчестном торге»?