Тамара шагнула было вперед, но рука Уилла, до сих пор легко лежащая на ее плечах, с внезапной силой удержала ее на месте. Тамара обожгла его злым взглядом. Однако Уилл лишь улыбнулся и пожал плечами.

Мина отшвырнула хворост и подошла ближе. По ее сердитому лицу можно было без труда догадаться, что ей не нравится та фамильярность, с которой Уилл обращается с ее тетей.

— Если вы отзовете своего охотничьего пса, — заявила она Гаретту, кивнув на Уилла, который крепко держал Тамару, — я обдумаю вашу просьбу.

Гаретт коротко кивнул Уиллу, и тот, усмехаясь, выпустил Тамару.

— Тогда идем, — бросил граф Мине, увидев, что цыганка свободна. Он сделал несколько шагов по направлению к лошади, но, не услышав, что девушка последовала за ним, резко остановился. Он нетерпеливо повернулся к ней, взглядом давая понять, чего именно ждет от нее.

Однако девушку не так легко было запугать.

— Это приказ или просьба, милорд? — спросила она, откидывая рукой волосы с лица жестом, в котором читалось откровенное неповиновение.

Он пристально смотрел на нее, пока она не вспыхнула, однако не отвела дерзких глаз.

— А что сделает вас уступчивее и заставит охотнее пойти со мной? — несколько поспешно спросил Гаретт.

Выражение глаз Мины чуть смягчилось, когда она увидела, что ему и в самом деле не безразлично, что она ответит. Она встретилась с ним взглядом и прочла странную, но невольно завораживающую неистовость, полыхающую в самой глубине его глаз.

— Просьба, — заявила она гордо, вздернув подбородок. Она определенно не собиралась сделать ни шагу, пока они не решат эту проблему.

— Мадам, не соблаговолите ли вы пойти со мной сейчас, пока тот человек, которому необходима ваша помощь, еще дышит? — с изящным поклоном спросил он, явно намереваясь задеть ее.

Она чуть помедлила, обдумывая, как реагировать на его скрытую насмешку, которую нельзя было расценивать ни как просьбу, ни как приказ.

— Пожалуйста, — добавил он еще более вежливым тоном.

Это последнее слово, видимо, удовлетворило ее.

— Как вы желаете, — с достоинством ответила она, сопроводив свои столь же вежливые слова царственным наклоном головы. — Я только возьму все необходимое.

Она развернулась и легкой, грациозной походкой направилась к фургону, оставив его размышлять над ее неожиданной уступчивостью.

Едва Мина ушла, Тамара что-то тихо проворчала себе под нос, однако ни единым словом не попыталась остановить племянницу. Но, как только девушка скрылась в фургоне, цыганка подошла почти вплотную к Гаретту и, яростно сверкая глазами, произнесла:

— Если вы ищете способ соблазнить ее, милорд, то вы выбрали не ту девушку. Она не прыгнет в вашу постель из одного только сострадания к вашим мукам.

Сердясь на то, с какой легкостью Тамара разгадала его истинные намерения по отношению к ее племяннице, Гаретт попытался ответить как можно небрежнее:

— Не говори чепухи, женщина. С какой стати я бы стал соблазнять цыганку?

Глаза Тамары превратились в две узкие щелочки, но ярость, сверкавшая в них, казалось, прожигала его насквозь.

— Возможно, я использовала неверное слово. Возможно, мне следовало бы сказать не «соблазнить», а «взять».

На этот раз Тамара не угадала, такого не было в его намерениях. Его брови сошлись на переносице, однако Тамара не обратила внимания на гневный взгляд графа. Заметив опасный блеск в глазах хозяина, вперед вышел Уилл, но Тамара смело продолжала говорить, словно не замечая реакции обоих мужчин:

— Вы ведь знаете, милорд, что цыгане, как предсказатели и гадалки, не знают себе равных. Позвольте, я вам расскажу, что ждет вас в будущем?

Видя, что граф еще более нахмурился, Тамара поспешила продолжить:

— Если вы захотите применить силу в отношении моей племянницы, я прекрасно знаю, что не смогу помешать вам. Но берегитесь! Вы обнаружите, что не сможете отшвырнуть ее прочь после одной ночи любви, как вы, без сомнения, поступали со многими женщинами. Эта девушка — сама чистота и прелесть, ее невинность окажется бальзамом для вашего исстрадавшегося сердца, милорд. И если вы не остережетесь, то обнаружите, что нуждаетесь в этом бальзаме все больше и больше, до тех пор, пока не поймете, что без него вы просто не сможете дальше жить. И если вы решитесь вступить на этот путь, вы должны быть уверены, что держите в своих руках ее своевольное сердечко, иначе страдать будете вы, а не она.

Гаретт попытался справиться с изумлением и охватившим его гневом из-за дерзости какой-то цыганки.

— Не беспокойся, цыганка, — презрительно бросил он, — конечно, твоя племянница и впрямь очень хороша, но я не насилую девиц, уверяю тебя. И сейчас у меня нет никаких причин отступать от своих правил.

Она внимательно вгляделась в его лицо, но, увидев, что он не отвел взгляда, немного успокоилась.

— Что ж, в таком случае мы поладим, милорд, так как я знаю, что она никогда не пойдет в вашу постель по своему желанию.

Граф был поражен уверенностью, которая прозвучала в голосе Тамары. Она явно пребывала в неведении о последнем визите своей племянницы в его сад… Если бы только Тамара знала о том поцелуе, который по своей воле подарила ему Мина, о том, как девушка трепетала в его объятиях, она бы не была так уверена, что Мина откажет ему в других ласках.

Тамара определенно считала, что хорошо знает свою племянницу, но в одном она заблуждалась. Да, Мина была гордой и сильной, в ней, несомненно, чувствовалась кровь благородного дворянина. И все же он помнил, как она дрожала и пылала от страсти в его объятиях. И так будет и впредь. Он мог поклясться в этом.

Луна была на ущербе, и слабый серебристый свет ее едва проникал сквозь густые ветви деревьев, поэтому Мэриан и граф ехали почти в полной темноте, направляясь к опушке, где стоял цыганский фургон. Чувствуя, как затекло ее усталое тело, Мэриан чуть повернулась в неудобном седле Гаретта, слишком измученная, чтобы беспокоиться по поводу того, что все больше прижимается к нему. У нее ныла каждая мышца, и больше всего на свете ей хотелось сейчас растянуться на своем соломенном тюфячке, каким бы жестким и неудобным он ей ни казался.

Никогда еще не приходилось ей работать так много и тяжело, спасая жизнь своим пациентам, как в этот раз. Да и то сказать, никогда еще она не видела такой ужасной раны. Днем того же дня, когда они с графом добрались до места, где лежал раненый, она едва не впала в отчаяние. Это была самая скверная рана из всех возможных — рана в живот. Мэриан боялась, что он все же умрет, несмотря на все ее старания, хотя, судя по многочисленным шрамам, покрывавшим его тело, этот человек привык получать раны.

Мужчина был без сознания, однако сердце еще билось, и тоненькая ниточка слабого и редкого пульса, соединяющая его с жизнью, не давала Мэриан смириться и отдать его в руки смерти. У нее совсем не было времени на то, чтобы задаваться вопросом, кому понадобилось вспарывать этому бедняге живот, она сразу же приступила к делу.

Под ее бдительным присмотром Гаретт и фермер осторожно перенесли раненого в повозку, с которой приехал из поместья Уильям. Затем Мэриан села рядом с раненым, и весь путь — а ехали они в Фолкхэм-хауз по ухабистой дороге очень медленно и осторожно — была занята только тем, как остановить кровотечение и не дать оборваться тончайшей ниточке, на которой висела жизнь ее неожиданного пациента. Примерно через час его перенесли в комнату — по странной насмешке судьбы это была ее бывшая спальня. И весь оставшийся день она крутилась волчком, гоняя слуг, требуя горячей воды, перевязочного материала, смешивая и заваривая травы.

Уход за раненым потребовал от Мэриан всего ее мужества и силы духа, так как при одном лишь виде его раны ей становилось дурно. Но, глядя, как мужественно этот человек сражается со смертью, она не могла даже на мгновение поддаться своей слабости. Стремясь, чтобы его борьба не закончилась поражением, Мэриан не отходила от него ни на шаг, обрабатывала и перевязывала рану, пытаясь, как могла, остановить кровотечение. Она прикладывала бальзам, смачивала воспаленные губы, заставляя по глотку пить отвар из трав, снимающих жар и успокаивающих лихорадку.