Когда наконец Гаретт буквально оттащил ее от постели и приказал возвращаться домой, чтобы отдохнуть и выспаться, Мэриан еще спорила с ним, хотя в глубине души понимала — она сделала все, что могла на настоящий момент, и остальное от нее уже не зависело. Разумеется, в конце концов граф настоял на своем.

И теперь она была этому рада. Все ее тело болело, словно кто-то выбивал на ней ковры, веки слипались, и ей все тяжелее было сделать над собой усилие и открыть глаза. Вдобавок ее еще укачало от мерного хода лошади, пока она сидела в седле впереди графа.

Гаретт теснее прижал ее к себе. Она должна воспротивиться этому, думала Мэриан словно сквозь сон. Но отчего-то ей стало так тепло и уютно в его руках, что даже думать было невыносимо о том, чтобы оттолкнуть его и лишиться этой надежной опоры. И даже когда она почувствовала, как его рука крепко обвила ее талию, а подбородок прижался к волосам, то не нашла в себе сил возразить.

— Если я и не сделал этого раньше, то позвольте мне исправить ошибку и поблагодарить сейчас за все, что вы для меня сделали, — пробормотал он неожиданно низким голосом.

Она чувствовала, как от его горячего дыхания шевелятся волосы.

— Но я это делала не для вас, а для этого бедняги. К сожалению, я даже не уверена, что он останется жить, но я старалась сделать для него все, что было в моих силах.

— И в самом деле, вы едва не угробили себя, ухаживая за ним. Возможно, он этого и не заслуживал.

Мэриан невольно задумалась над словами графа, в которых, как ей показалось, прозвучала странная горечь.

— Каждый человек заслуживает, чтобы жить, милорд, даже если он самый последний бедняк. Может, у него и нет богатого поместья или прекрасных и могущественных друзей в Лондоне, но он не меньше вас радуется красоте и запахам осени или песням скворца. И для того только, чтобы снова слышать эти песни и любоваться солнцем, он заслуживает жизни.

Гаретт тяжело вздохнул.

— Вы совершенно меня не поняли, Мина. Я бы никогда не поскупился ни для одного человека, богатого или бедного, дав ему шанс на жизнь. Как солдат, я забрал слишком много жизней, чтобы не знать ее ценности. Ну а кроме того, я достаточно часто встречал негодяев среди богатых и святых среди бедняков, чтобы считать, что ценность человека может измеряться количеством золотых монет в его кошельке. Я лишь хотел сказать, что никому не дано узнать, что скрывается в душе другого человека, насколько он способен совершить преступление, так же как и истинных причин, побуждающих кого-либо совершать злодеяния.

Она молчала, смущенная звучанием его голоса, в котором ей послышались те же сентиментальные нотки, которые она не раз слышала в голосе своего отца. Она просто не знала, что ей думать об этом странном графе. Например, сегодня он так самоотверженно помогал спасти этого человека, на вид простого крестьянина, который вряд ли занимал настолько важное положение в обществе, чтобы сам граф беспокоился о спасении его жизни.

В то же время его отношение к ней порой ставило ее в тупик. Весь этот день он был необыкновенно заботлив, много раз уговаривал ее отдохнуть. А его манеры по отношению к ней можно было бы назвать манерами истинного джентльмена.

Так что же он за человек? С момента их самой первой встречи Мэриан постоянно была начеку, надеясь обнаружить хоть что-то, что бы указало на его истинную роль в аресте ее отца. Когда она встречала его слуг в Лидгейте, она расспрашивала их о хозяине, конечно очень осторожно. К сожалению, те знали очень мало, так как большинство из них были наняты совсем недавно. Несколько человек из его старых слуг, которых ей случайно пришлось лечить от незначительных ранений или недомоганий, были целиком и полностью преданы ему и превозносили своего хозяина за отвагу и доблесть в битве.

Сам же Гаретт не был склонен распространяться о своем прошлом. И помимо того, что ему пришлось не раз убивать людей, он, по сути, ничего ей не сказал. Но ведь всем солдатам приходилось убивать. Это ни о чем не говорило. Мэриан было необходимо больше узнать о нем, о его характере. Мог ли он погубить невинного человека лишь для того, чтобы завладеть его имуществом? Бог свидетель, как важно это для нее! Если он не принимал участия в аресте и оговоре отца, ее не так бы ужасало то влечение, которое она к нему испытывала.

А она и в самом деле была увлечена, и причем гораздо больше, чем ей бы самой хотелось в этом признаться. Даже сейчас, полностью измотанная, она ничего не могла поделать с тем, как предательски отзывалось ее тело на эту близость. Его жилистые, сильные руки держали поводья как раз под ее грудью, и, покачиваясь вверх-вниз при каждом движении лошади, Мэриан задевала за них, замирая от необычных ощущений, которые рождались от этих прикосновений. Бег коня был так плавен и легок, что казалось, они скользили сквозь ночной лес, словно в волшебном сне, и деревья по бокам дороги, едва освещенные слабым светом луны, своими причудливыми очертаниями напоминали ей сказочных существ, стоящих на страже запоздалых путников.

И словно намереваясь воспользоваться волшебством этой ночи, Гаретт, придерживающий ее одной рукой за талию, вдруг принялся осторожно поглаживать этой рукой вверх и вниз. Мэриан напряглась, но он с еще большей настойчивостью провел рукой вверх и большим пальцем коснулся груди. Это прикосновение было совсем легким, едва заметным, однако ей показалось, что он обжег ее раскаленным железом. Девушка сжалась, пытаясь отстраниться, но в ответ на ее слабое сопротивление он лишь крепче прижал ее к себе.

А в следующее мгновение, опустив голову, Гаретт нежно провел губами сзади по ее обнаженной шее.

— Ми-милорд… что вы… что вы делаете? — она едва ли сознавала, что говорила, так как его дерзкий рот, оставив цепочку поцелуев, добрался до уха, заставив гореть каждый дюйм ее кожи.

Она ни за что не стала бы его поощрять, но эти поцелуи показались ей настоящим бальзамом, снимающим усталость и унимающим боль в напряженной, ноющей спине и шее. Подчиняясь его мягкой настойчивости, она отклонилась назад и с тихим вздохом блаженства положила ему голову на плечо.

Гаретт воспринял это как приглашение и тут же натянул поводья. Конь остановился, тихо заржав, словно почувствовав настроение хозяина, и, опустив голову, принялся щипать траву. Прежде чем Мэриан успела встревожиться и понять, что за всем этим должно последовать, Гаретт заставил ее откинуться ему на руку. А затем накрыл ее губы своими горячими губами.

В первое мгновение она застыла, то ли от изумления, то ли от испуга. Его язык осторожно очертил контур ее губ, пытаясь проникнуть внутрь. Внезапный жар, волной поднявшийся в ней, заставил ее судорожно вздохнуть. И словно в ответ на этот то ли стон, то ли вздох, он с силой прижал ее к себе и жадно впился в ее губы, рождая в ней такую бурю эмоций, что она едва отдавала себе отчет, где она и что с ней происходит.

Каким-то образом ему опять удалось добиться этого, мелькнуло в ее затуманенном мозгу. Одним своим дьявольским поцелуем он смел все ее попытки сдержаться, подавить в себе чувства. И сейчас она изо всех сил старалась вновь взять под контроль собственное тело… но лишь до тех пор, пока его язык не ворвался в глубь ее приоткрывшегося рта, как предвестник ни с чем не сравнимого блаженства, которое постепенно охватывало все ее существо.

А граф тем временем уже покрывал безумными поцелуями ее лицо, волосы шею. Она чувствовала огонь его губ, воспламеняющих кожу, охлажденную ночным свежим ветерком. И как прекрасная Галатея, превратившаяся из холодной мраморной статуи в живую и трепетную возлюбленную в руках Пигмалиона, так и Мэриан оживала, пробуждалась от поцелуев графа, превращаясь в страстную женщину. От его ласк бешено колотилось сердце и кровь стучала в висках.

— До чего же ты страстная, моя милая, — пробормотал он, словно прочитав ее мысли. И, нежно прижавшись губами к ее виску, прошептал: — Как бы я хотел узнать, какие тайны ты скрываешь от меня.

— Никаких… никаких тайн, милорд, — испуганно пробормотала Мэриан, в то время как он нежно теребил мочку ее уха, вызывая неожиданные волны жара, поднимающиеся снизу живота и охватывающие все ее тело. — Пожалуйста… прошу вас, милорд. — Она замолчала, так как не знала точно, что же она на самом деле хочет у него попросить.