– Товарищ Насыров, а на чьей стороне лично вы? Вы за какую группу выступаете?

– Я ни за какую группу не выступаю. Я на стороне истины, – ответил Кахарман.

– А истина ваша заключается в том, что сибирская вода Казахстану не нужна?

Кахарман невозмутимо посмотрел на Алдиярова. Секретарь обкома стукнул сухоньким кулачком по столу:

– Правильно я вас понял, товарищ Насыров?

Зал замер, затаив дыхание. Всем давно было известно, что Алдияров невзлюбил Кахармана с первого дня. Никогда он не упускал случая задеть Кахармана: по поводу и без повода. Для Алдиярова упрямство, принципиальность и честность Кахармана были причиной того, что в море не стало рыбы, что огромные корабли-заводы утопли в песках, что меньше и меньше становятся уловы в озерах и реках республики и что эти уловы не компенсируют морских потерь. Никто не мог понять, какая была личная или партийная вина Кахармана за то, что море все дальше и дальше уходило от своих старых берегов, что росли площади солончаков, что, гибла рыба от повсеместного избытка соли. И даже те, кто в чем-то сочувствовал Алдиярову – к примеру, его требовательности, – не могли не жалеть Кахармана.

И вместе с тем далеко не каждый мог это свое мнение высказать вслух. Да и сам Кахарман не заблуждался на сей счет: он был одинок. Это осознание порой придает человеку мужества и хладнокровия, хотя бы потому, что он совершенно четко знает – ему следует рассчитывать только на свои силы. Может быть, по этой причине он держался стойко – никогда не лебезил перед Алдияровым. А сейчас он вдруг подумал ни с того ни с сего: «Эх, старик, беспокойная у тебя жизнь, ей-ей. Завтра ты должен угодливо доложить Кунаеву: того идиота, который посмел возразить вам, я отстранил от работы. А ведь Кунаев наверняка знать не знает обо мне – что для него такая мелкая сошка, как я? Таких, как я, по Казахстану – тысячи. Но Алдияров все равно должен проявить бдительность, он же раб до мозга костей, он должен доложить – неугодному сурку залили нору водой…

Смешно, а морю нет никакого дела до этой возни в банке, пауков! Природа живет сама по себе – человечество само по себе. Мы бросили ее на произвол судьбы, не однажды сотворив над ней злодеяние. И наверно, только после этого заглянули в древнюю книгу, где, словно недумки, впервые прочитали вот что: не мешай ей, человек, не забывай, что ты на земле всего лишь гость. И Синеморью нет никакого дела до ничтожных препирательств, происходящих среди людей…»

– Вы меня совершенно правильно поняли, Кожа Алдиярович. Всем давно ясно, что сибирская вода нас не спасет.

– Что вы болтаете! С чьего голоса поете? Вы понимаете, Насыров, что ведете себя как самый оголтелый антисоветчик?

В зале оживились – каждый попытался выдавить на лице кривую усмешку, улыбку, как бы оценивая блеск гневной тирады Алдиярова. На самом деле всем было крайне забавно видеть, как маленький человечек поднял сухонький пальчик над большим столом и произнес голосом, полным ужаса:

– Антисоветчик! Учеными доказано, что этой сибирской воды не хватит даже для того, чтобы смочить те рукотворные русла, которые запроектированы – эта вода не дойдет до нас. Кроме того, биологический состав сибирской воды абсолютно противопоказан нашим условиям. С этой водой в Среднюю Азию придут болезни, придут беды, – хладнокровно ответил Кахарман, пропустив обвинение мимо ушей.

«Завидное самообладание, – думал между тем Алдияров. – Битый мужик, конечно, же. Не идет на мелкие склоки, отстаивает свою идею в принципе, по большому счету. Великолепно ориентируется в делах – мыслит глубоко, видит корень всякой проблемы. Жалко, что не наш человек. Жалко, что не подлежит уже воспитанию – вышел из того возраста. Значит, остается одно – вырвать с корнем, к чертовой матери! А сейчас надо уйти от принципиального разговора – здесь он забьет всех нас. Даром, что ли, столько лет оболванивали его московские ученые: все эти Славиковы, или как их там?»

– Давайте не будем уходить от предмета разговора, – произнес он. – Хватит с нас вашей демагогии. Ответьте лучше, почему срывается полугодовой план по рыбе?

– И годовой будет сорван, Кожа Алдиярович…

– Почему?

– Спросить бы у рыбы, почему она не ловится. Возможно, она окажется разговорчвее, чем я, – усмехнулся Кахарман.

В зале тоже заулыбались, но быстро нагнули головы, ибо Старик, ощущая меняющуюся атмосферу собрания, гневно оглядел зал, выискивая сочувствующих ослушнику.

Конечно, при всей своей фанаберии Алдияров, в общем-то, понимал, что план по рыбе область не выполнит никогда. Вместе с тем изложить свои соображения на республиканских совещаниях или просто вышестоящему руководству он не мог в принципе. Это означало бы осложнить жизнь: и себе, и им. Принцип осторожности и самосохранения главенствовал в его психологии много лет и никогда еще его не подводил. «Живи сам и дай жить другому» – такое правило исповедовал Алдияров. Но за план он боялся. Выполнить план во что бы то ни стало – тогда ты живешь, тогда ты на плаву! Он никогда не вникал в так называемый человеческий фактор, оставляя это обременительное занятие другим – более сентиментальным или любознательным. Все, что выходило за пределы понятия «план», для него не существовало или существовало как досадная помеха, которую следовало устранить. Таким был Алдияров, или, вернее, таким сделала его жизнь «функционера», «начальника», «погонялы» – как ни назови этот тип людей, суть остается неизменна.

На Кахармане он слегка споткнулся. Он почувствовал – и тоже своевременно! – что принципиальный и честный Насыров и сам катится в пропасть, и тянет за собой его, Алдиярова. Кто-то из них должен был устраниться, чтобы прекратить эти опасные игры: если не свернет себе шею Кахарман, то может полететь Алдияров.

Их противостояние началось с того, что план по рыбе с приходом Алдиярова в область был увеличен вдвое. И это в то самое время, когда по подсчетам стало ясно, что реальная добыча рыбы снизилась в два раза даже против прежнего плана. Он вызвал к себе Кахармана и без предисловий потребовал: «Насыров, добычу рыбы нам необходимо повысить в два раза, о том, что новый план будет выполнен, я уже доложил выше». Он не стал вникать ни в какие детали: «Выполняйте!» Через месяц Алдияров снова вызвал к себе Кахармана: «Как наше обещание?» – «Какое обещание? – сухо спросил Кахарман. – Я не давал никакого обещания. Или вы полагаете, что стоит вам в Алма-Ате доложить, что производство рыбы будет увеличено вдвое – и ее в море станет в два раза больше? Увы, это не так».

С тех пор Кахармана стали заметно отстранять от дел. Перестали приглашать на некоторые собрания. Многие решения стали доводить до него в последнюю очередь – ставили его перед фактом, лишая его возможности полемизировать с Алдияровым. Зато милость Алдиярова пала на Самата Саматовича, заместителя Насырова. Большую часть своего времени Кахарман проводил в море, а в президиумах многочисленных собраний торчал теперь Самат Саматович, отмеченный Алдияровой милостью. Самат Саматович стал необычайно самодовольным, быстро располнел, отрастил приличествующее его новому положению брюшко и совершенно перестал разговаривать по-казахски: злые языки утверждали, что даже собственную жену он бранил по-русски. «И поделом тебе, – ругал себя Кахарман, глядя на обновленного Самата Саматовича. – Сам же взял его из министерства: показался он тебе честным, порядочным… Век живи – век учись…»

На очередном заседании бюро снова встал вопрос о рыбе. Алдияров обратился к Самату Саматовичу с вопросом: «Вот Насыров с пеной у рта доказывает, что у нас завышены планы. Как вы полагаете, товарищ Тузгенов, реален этот план?» Самат Саматович откликнулся с готовностью: «Вполне, Кожа Алдиярович! Для этого…» – начал было он. «Достаточно, садитесь! – перебил его Алдияров и обратился к Кахарману: – Ваш заместитель уверяет, что план выполним. Кому из вас должны верить члены бюро?» – «Странный вопрос, Кожа Алдиярович: они поверят тому, кому верите вы», – горько усмехнулся Кахарман. «Я верю Тузгенову». – «А я, простите, не верю ему!» – «Может быть, вы и мне не верите?» – Алдияров побледнел. «И вам не верю!» – ответил Кахарман. Алдияров со значением произнес: «Тогда вряд ли мы сработаемся, товарищ Насыров. Если область не может выполнить план по рыбе – зачем тогда нам вообще нужно рыболовство? Пусть рыбаки займутся другими делами: пасут скот, обрабатывают землю, если разучились ловить рыбу. Правильно я говорю, товарищи?»