– Кто это говорит?

«Я дам им все заново – и землю, и воду! Я знаю, что они будут другими – твои дети, твои внуки…»

– Молю тебя! Пусть хоть они будут счастливы!

«Эх, человек! Снова ты о счастье. Разве люди живут на земле только для того, чтобы быть счастливыми?»

– А для чего же? – закричал Кахарман.

Но голос ничего не ответил ему. Голос уже исчез.

Вскоре Кахарман был у воды. Верблюд зашел в море по колено и стал медленно мочиться.

– Ну и дурак же ты, – пробормотал Кахарман. – Самое место выбрал. Или мало мы оскверняли это бедное море?

Верблюд нехотя вышел из воды. Над водой парило. Вдруг в этом мареве он стал различать приближающееся к берегу большое животное. «Не иначе дракон Даут плывет, – печально размышлял Кахарман. – Легенды рассказывают, что это чудище может выпить море в одночасье…» Но это был не дракон. Огромный бурый сом выпрыгнул из воды на белый песок. Широко раскрывая пасть, он бился в предсмертных судорогах. Кахарман обомлел. За ним выскочила на берег вторая большая рыбина. Кахарман узнал ее – Ата-балык! Теперь не могло быть сомнений: и сом, и Ата-балык решились на самоубийство. Но если сом еще трепыхался, разбрасывая плавниками песок, то Ата-балык была тиха. Большими, печальными глазами смотрела на человека, который стоял рядом с верблюдом. В этом взгляде не было зова о помощи. Она словно бы знала, что человек этот не поможет ей уже ничем.

Наверно, Ата-балык признала в Кахармане того мальчика, которого спасла она много лет назад от смерти.

– А где Рыба-мать? – прошептал Кахарман.

– Она умерла, – ответила Ата-балык. – Не смогла довести косяк… – Ата-балыкеле шевелила губами. – Насыр меня пусть простит, как-то давно я чуть не перевернула его лодку… Это я от отчаяния… Это в гневе на человека я…

Дальше стало твориться что-то жуткое, на что нельзя было смотреть без слез. Следом за Ата-балык и сомом на песок стало выбрасываться множество рыб помельче. Истощенные, изможденные, они некоторое время трепыхались возле ног Кахармана и тут же умирали. Кахарман попятился.

Ата-балык продолжала шевелить умирающими губами: – Весной мы повели стаю к морю по Сырдарье… Оказалось, что река уже не вливается в море… между ними был уже солончак… тогда она… тоже… выбросилась… – Ата-балык ткнулась ртом в песок и навсегда закрыла глаза. Скоро затих и сом. Двух извечных врагов примирила смерть.

Рыбы выпрыгивали на песок из воды словно мячики. Они задыхались в соленой воде, им было больно, и, обезумевшие от боли, они выскакивали, как из адова огня и находили на берегу верную, но быструю смерть. Вскоре не было места, куда бы мог ступить Кахарман, весь песок вокруг него был покрыт снулой рыбой. А дальше начался пир во время чумы. За ними на берег устремились змееподобные твари. С невероятным проворством они принялись пожирать груды рыбьего мяса. Их было много, этих пучеглазых, большеголовых тварей, они были гибкие, черные, зловеще-блестящие. Самые крупные из них набросились на Ата-балык, в мгновенье ока распотрошили ее, растащии в клочья…

Кахарман в страхе отпрянул. Дрожащей рукой взял верблюда за уздечку они почти что побежали. Прочь отсюда… прочь…

Повернул к месту, где было особенно много ржавеющих корпусов рыбацких судов – бывшая флотилия славного Синеморья! Его первая юношеская любовь! Его первые радости! Еще издали заметил Кахарман, что возле них копошатся какие-то люди, облепив их словно муравьи. Ярко вспыхивала сварочная россыпь. Один из траулеров – «Казахстан» – был уже полностью разрезан на части. Кахарман подъехал поближе.

– Славная работка! Кто такие?

– Кооператив «Море», – охотно ответил один из ребят, поднимая на лоб маску.

– Зачем режете?

– Будем продавать за границу! – Парень был не без чувства юмор – Стране нужна валюта! Значит, будет у страны валюта. Никаких проблем!

– А будут они этот хлам покупать за валюту?

– Не наша забота, дядя! Пусть начальство думает…

– А кто у вас начальник?

– Самат Саматович! Может, знаете такого? – Парень, видимо изрядно заскучавший без разговоров, отвечал охотно.

– А, это тот обжора, который говорит по-русски, а жрет по-казахски.

– Он самый! Покупаю остроту! – Парень развеселился. – Куда перечислить валюту, ага?

– На счет умирающего моря… – ответил Кахарман.

И отсюда прочь… отсюда тоже прочь… прочь с земли вообще, Кахарман слышишь, прочь…

Тем временем Насыр, не зная, что сын его совсем рядом, толкал заваленную песком дверь. Тщетно – дверь не открывалась. Бериш прихватив лопату из чулана, выбрался в окно и стал отгребать песок от двери. Через полчаса Насыр вышел наружу, молча похлопал Бериша по взмокшему плечу. Редкие дома уцелели в Караое – все остальное было порушено, завалено песком. Стихал ветер, но пекло нещадно. Насыр переобулся в сапоги надел легкий чапан. Бериш все стоял и стоял во дворе, грустно оглядывая разрушенный аул.

– Ты тоже прикрой голову, видишь, как печет…

В самом деле, казалось, что Аллах, не до конца наказавший людей этой страшной бурей, решил их спалить теперь в пекле жары. Даже Насыр, всю жизнь здесь проживший, понял, что такого зноя он еще не видал никогда. «Земля такая же смертная, оказывается, как и человек, – подумал он. – Не сегодня завтра треснет, как иссохшая бочка…» Наверно, это было последним открытием, которое сделал Насыр за свою долгую жизнь.

– Дедушка, дракон летит! – испуганно вскрикнул Бериш. Насыр, заслонив глаза ладонью, посмотрел в небо. Там пролетела стая диких гусей.

– Может, и он, – согласился Насыр. – Эх, Даут, Даут. – Он сокрушенно покачал головой. – И с чего это тебе показались лишними наше море и наш Балхаш – два чистых глаза земли казахской? Море ты выпил глотками, а Балхаш сглотнешь, наверно, залпом… Пойдем сходим к Нурдаулету, Бериш… Только накинь что-нибудь на голову, говорю же тебе…

Пройдя по улице, они увидели въезжающего в аул на верблюде путника.

– Э, кого это занесло к нам? – очень удивился Насыр. – Глянь-ка, Бериш, кто это?

– Не разобрать отсюда кто, ата..

Он пошел вперед. Кахарман спешился, снял с лица повязку.

– Отец! – бросился к нему Бериш.

Кахарман обнял Бериша. Сердце у Кахармана екнуло сына он видит в последний раз. Потом повернулся к отцу.

Старик, плача, бормоча, ковылял вслед за Беришем. Теперь было слышно, что шепчут его прыгающие губы:

– Сынок… Кахарман… Дождался… Аллах услышал меня…

Он дрожащими руками потрогал лицо и плечи Кахармана, потом они обнялись и так стояли долго, не говоря ни слова…

Кахарман первым увидел милицейский «воронок» Машина медленно, но верно, приближалась к аулу. Кахарман понял все. Отвратительная дрожь занялась было в его теле, но вскоре прошла. «Поздно все… все поздно…» – снова подумал он и успокоился; только отметил: оперативно работает советская милиция.

Что ж, надо проститься, надо сказать последние слова, пока есть время. Сколько у него: минуты две? три?

– Сынок! Хочу тебе сказать об одном: не смей уставать! Не будет пути – иди по бездорожью! Из последних сил – но иди!

Бериш удивленно вскинул глаза, не понимая, с чего это отец заговорил таким голосом и так вдруг. Он даже сделал шаг назад:

– Пап… ты чего?

– Мы рабы с самого рождения, и такими наше поколение останется до конца. Но вы-то! Вы-то будьте людьми – слышишь, сынок!

«Воронок», остановился поодаль. Кахарман направился к нему. Насыр, ничего не понимая, заковылял вслед. Кахарман слышал шаги отца, но шел быстро, не оглядывался и даже хотел, чтобы отец отстал. Не мог он старому, уставшему от этой дикой жизни человеку, сказать простых слов: отец, наша мама умерла. Пусть это сделают Жарасбай с Айтуган; буря улеглась – они уже в пути. А у него уже нет сил…

Из машины выскочили капитан и два сержанта. И хоть Кахарман не сопротивлялся, они ловко заломили ему руки.

– На ловца и зверь бежит! – сплюнул капитан. – Вас приветствует железнодорожная милиция.