– Это было блестяще! – хихикнул он, – Тут, конечно, бывало всякое, но все же я, признаться, не помню, чтобы кому-нибудь удавалось устроить здесь подобный погром. Надо же, всех врачей на уши поставила, всех подопытных перепугала!
Лера неуверенно опустила глаза:
– Извините.
– Да ладно! – он махнул рукой, – Вот смеху было! Столько было шуму! Столько всего поломала, стольких покалечила! Верно, добрая половина наших врачей теперь после тебя в синяках ходит.
– Значит, вы тоже были там? Вы все видели?
– Конечно, видел. Как же иначе? Не переживай – сказать по правде, своим поступком ты внесла некоторое оживление в наши серые будни. Хотя, – он вдруг сдвинул брови и погрозил ей пальцем, – все-таки не стоило привлекать к себе столько внимания. Это нам не на руку. А ты произвела на всех такое неизгладимое впечатление, что они, наверное, будут теперь долго приглядываться к тебе повнимательней… Пока не заживут их синяки!
– Простите, – она смотрела на доктора Громова виновато. Ей правда почему-то было неловко перед ним за свою выходку, хотя виноватой перед остальными она себе нисколько не чувствовала – с какой стати, ведь она находилась у них в плену, и ей хотелось вырваться отсюда любой ценой. И сейчас хочется. Но теперь, когда рядом с ней находился доктор Громов, ей почему-то было спокойнее. Наверное, она все-таки правда прониклась доверием к этому странному, непредсказуемому человеку, – Я просто сильно испугалась. И еще меня охватил сильный гнев. Я должна вырваться отсюда!
Он смотрел на нее с минуту все так же строго, но потом снова рассмеялся:
– Ты знаешь, я не могу на тебя долго сердиться. Такой цирк устроить! Впрочем, ладно, не будем терять времени на пустую болтовню. Время у нас, конечно, еще есть, но все же его не вагон. Давай поговорим серьезно. И договоримся сразу: если ты хочешь, чтобы я вытащил тебя отсюда, ты не будешь впредь устраивать таких шумных безобразий, каким бы это ни было забавным. И вообще – ты во всем будешь слушаться меня и категорически не предпринимать никаких действий без моего ведома. Только то, что я тебе скажу! Договорились?
– Договорись, – вздохнула Лера, – Я обещаю.
– Вот и умница, – он хлопнул в ладоши, – Что ж, тогда давай, наконец, я тебе все объясню.
– Я вас слушаю.
– Это правильно. Как ты, наверное, уже успела заметить, – начал свой рассказ доктор Громов, – ты находишься в потайной лаборатории, где ставят эксперименты на людях – да-да, дорогая, это действительно так. Я знаю, ты подозревала это, но все же в тебе еще оставалась надежда, что все это все же является плодом твоей фантазии. Что ж, в таком случае мне придется тебя разочаровать, милочка, поскольку твое разыгравшееся на нервной почве воображение тут ни при чем, и ты все поняла правильно. Это действительно подпольная лаборатория, и все эти люди, которые окружают тебя – это действительно похищенные несчастные, которых ждет в равной степени печальная участь – впрочем, как и тебя. Наука, милая моя, не стоит на месте, и иногда приходится использовать не совсем легальные, если не сказать – не в полной мере гуманные, методы.
Лера молчала. Она глядела на доктора Громова, в горле ее стоял комок, она слушала и отказывалась верить своим ушам – самые ее ужасные догадки действительно оказались правдой. Но, к некоторому своему удивлению, она обнаружила то, что слушает все это с каким-то странным безразличием, словно то, о чем рассказывал сейчас доктор Громов, не имело к ней ровно никакого отношения, или же словно бы ей стала безразлична ее собственная судьба – что было на самом деле, конечно, не так. Наверное, она просто устала бояться.
– Лера! Ты меня слушаешь? Или, может, тебе не интересно то, что я рассказываю?
– Нет, нет, что вы. Я вас слушаю, – она сглотнула комок, – Скажите, а в чем состоит суть эксперимента?
– Ой, ну как бы тебе объяснить попроще, – доктор Громов задумчиво оперся локтем о колено и задумчиво закатил глаза, поглаживая тонкими пальцами гладкий подбородок. Казалось, он наконец-то стал серьезным. Наверное, дело было в том, что его все-таки интересовало дело, которым они все тут занимались, – Дело в том, что мы хотим создать, так сказать, высший разум. Мозг человека работает не на все сто процентов, если тебе известно, и наша задача состоит в том, чтобы заставить мозг работать во всю свою мощь. Мозг человека совершенен, девочка, и если у нас получится наконец запустить этот совершенный механизм полностью, то возможностям человечества не будет предела! Да, тебе, верно, трудно это себе представить, ведь тебя интересует, вероятно, только сохранность твоей собственной жизни… Впрочем, ладно, ты сама попросила тебе объяснить. Ты ведь, наверное, слышала о таких способностях, проявляющихся изредка у некоторых людей – таких, как ясновидение, телепатия, телекинез, и прочее? Ты думаешь, на подобные вещи способны только избранные, особо одаренные люди? Ошибаешься, девочка, на все это способен любой из нас – просто человек не научился еще пользоваться в достаточной степени собственным мозгом. Большинство людей даже не догадывается о том, какими возможностями обладает. Они не ценят тот великий дар, который ниспошлен им свыше, потому что просто не умеют им пользоваться, и даже не задумываются над этим вопросом. Впрочем, если они не думают об этом, то им и нечего терять, согласись? Их не жаль. Потому и не жалко большинства из этих подопытных кроликов, являющихся лишь жалкими людишками, находящихся здесь. Впрочем, я все-таки не совсем об этом. Итак, можешь ли ты представить, Лерочка, каким все же совершенным станет человек, чей мозг запустится наконец на все сто процентов, и все из перечисленных ранее мною возможностей откроются перед человеком разом, и не обрушаться на него тяжеленной волной, неожиданное давление которой он не сможет вынести, а встанут перед ним открыто, без всяких тайн и преград? Да-да, если это произойдет, то человек наконец станет совершенным. По сути дела, человек уже и на данный момент является совершенным организмом, просто еще не подозревает об этом. Ведь мозг уже есть. Осталось только его открыть, покорить все его бессознательные уголки нашему сознанию – и дело в шляпе. Тогда мы станем способны познать мир целиком – весь, как он есть, для нас не останется в нем загадок, и все, что ни существует в нем, сможет поддаться нашему исследованию, на все это хватит наших сил и возможностей. Это сейчас нашему разуму не подвластны многие тайны, ныне существующие в мире, которые, по сути своей, и не являются тайнами на самом деле, поскольку все в этой вселенной на самом деле просто, просто мы, в силу своего, на данный момент, примитивного развития не способны понять, что есть к чему на самом деле, и мы вертим этот мир, как ребенок вертит погремушку, думая, что он знает, что с ней делать, а на самом деле не имея об этом никакого представления, как и понимания того, что на самом деле этот мир, эта интересная, на наш взгляд, погремушка, вертит нами.
Доктор Громов замолчал, задумчиво глядя в потолок – было видно, что его самого увлекала всей своей сущностью эта утопическая идея. Отдышавшись и обдумав что-то про себя, он продолжил:
– Стоит нам открыть для своего полного понимания наш мозг, как для нас тут же станет все просто и все понятно. Нас не будут более терзать никакие загадки, и нам тут же станет понятно, как дважды два, как устроена на самом деле наша Вселенная, и мы получим наконец ответы на вечные вопросы вроде тех, откуда взялся наш мир и где его пределы. Мы сможем наконец покорить себе временные рамки – сейчас же мы занимаемся лишь жалким оплакиванием того, что время нам не подвластно… Чушь! Мы просто еще не умеем пользоваться тем, что предоставляет нам природа, и, несмотря на иллюзию того, что мы адаптированы к миру, в котором живем, на самом деле мы управляем миром не более чем блоха, гордо восседающая в шерсти собаки, управляет своей хозяйкой. Для блохи собака – целый мир, она думает, что является ее хозяйкой, но и не подозревает о том, что ее в любой момент могут стряхнуть резким движением лапы. А, упав с собаки наземь, она, может, наконец и сумеет понять существующую на самом деле истину, осознав то, что ее узкое представление о мире было ошибочным – если, конечно, останется жива – но она уже не будет находиться на этой собаке, а потому так и не сможет донести осознанную ею истину до своих собратьев, а потому каждая блоха так и будет продолжать думать, что она и есть хозяйка мира, и заблуждение этих жалких существ так и будет существовать далее – примитивное и непростительно ошибочное. Ты понимаешь, о чем я?