Итак, по окончании трапезы хозяев в людской собиралось довольно много народу. Миссис Ролт и миссис Солт заботились о том, чтобы у нас на столе всего было вдоволь. И если уж на то пошло, мы питались даже лучше, чем те, кто садился за стол в парадной столовой. Мне, признаться, нравились эти довольно откровенные разговоры, потому что от прислуги ничего не ускользало — касалось ли дело дома, где они работали, или событий в нашей деревне.

Долл всегда могла развлечь нас историей о приключениях ее родственников на шахтах. Миссис Ролт даже говорила, что от некоторых ее рассказов у нее мурашки бегают по телу, и придвигалась к мистеру Хаггети в поисках защиты. Но мистер Хаггети не очень откликался на это движение: он обычно был слишком занят тем, что ощупывал мою ногу под столом. Он полагал, что таким образом дает понять, что я ему нравлюсь.

Миссис Солт, как всегда, рассказывала истории из своей жизни с «ним» — от этих историй волосы вставали дыбом. А Поулоры и Треллансы делились своими наблюдениями о том, как обустраивается на новом месте священник с семьей и как миссис Хэмфилл — настоящая проныра, которая умеет пролезть в любую дыру, — успевает сунуть нос к тебе в кухню еще до того, как ты смахнешь пыль со стула, чтобы предложить ей сесть.

В свой первый вечер за ужином в людской я узнала, что Джонни уехал в университет и несколько недель его не будет в Эббасе. Я обрадовалась, надеясь, что в его отсутствие смогу утвердиться в своем статусе в господском доме.

Я быстро привыкла к здешнему распорядку. Моя хозяйка была отнюдь не злой — наоборот, милой и даже щедрой: она без сожаления отдала мне зеленое платье, которое ей уже надоело. Да и обязанности у меня были не очень сложные. Я с удовольствием укладывала ей волосы, которые, к слову, были у нее гораздо тоньше, чем у меня. А еще я приводила в порядок ее наряды. У меня оставалось достаточно свободного времени, чтобы я могла пойти в библиотеку и, взяв книгу, часами сидеть в своей комнате и читать, ожидая, когда молодая хозяйка позвонит и позовет меня.

У Меллиоры жизнь была совсем не такой легкой, как у меня. Леди Сент-Ларнстон стремилась в полной мере пользоваться услугами компаньонки. Меллиора должна была читать ей по несколько часов в день, заваривать ей чай — часто даже среди ночи, — массировать голову, когда у леди болела голова — а это случалось довольно часто, — передавать ей сообщения, сопровождать хозяйку в карете, если та отправлялась в гости. В общем, Меллиора редко бывала свободна. Еще до окончания нашей первой недели в Эббасе леди Сент-Ларнстон решила, что, поскольку Меллиора умело ухаживала за своим больным отцом, она может помочь и по уходу за сэром Джастином. Поэтому бедняжке приходилось не только прислуживать леди Сент-Ларнстон, но и сидеть у постели парализованного хозяина.

Мне было так жаль Меллиору! Несмотря на то, что она обедала в своей комнате и к ней обращались почти как к леди, ее участь была гораздо тяжелее, чем моя. Я, например, ходила к подруге, как только моя хозяйка уезжала из дома. Джудит имела привычку устраивать долгие прогулки верхом, часто в одиночестве, — и тогда я отправлялась в комнату Меллиоры в надежде, что застану ее там. Однако нам редко удавалось долго побыть вдвоем — звонил колокольчик, и Меллиора была вынуждена покинуть меня. Тогда я сидела и читала — до ее возвращения.

— Меллиора, — сказала я ей однажды, — как ты можешь это выносить?

— А ты как можешь? — в свою очередь спросила она меня.

— Я — совсем другое дело. Я не избалована. И потом, мне не приходится так тяжело работать, как тебе.

— Значит, так суждено, — говорила она философски.

Я с удивлением посмотрела на подругу. Да, я действительно видела, что она довольна. Удивительно! Неужели она, дочь священника, которая всегда получала то, чего хотела, которую баловали и обожали, так легко смирилась со своим положением, опустившись до уровня прислуги? «Она, должно быть, святая», — думала я.

Мне нравилось лежать на кровати и смотреть на Меллиору, сидевшую на стуле и готовую в любой момент по первому зову встать и поспешить к хозяйке.

— Меллиора, — спросила я как-то днем, — что ты думаешь об этом месте?

— Об Эббасе? Это чудесный старый дом!

— Он будоражит твое воображение? — спросила я.

— Да. И твое тоже, правда?

— А о чем ты думаешь, когда старуха так над тобой издевается?

— Я стараюсь ни о чем не думать и не принимать близко к сердцу.

— Мне кажется, я бы не смогла прятать свои чувства, как ты. Мне повезло. Джудит не такая уж и плохая.

— Джудит… — задумчиво повторила Меллиора.

— Ну хорошо, миссис Джастин Сент-Ларнстон. Она очень странная. Всегда кажется чересчур взволнованной, словно жизнь — ужасно трагичная штука… словно она боится… Вот видишь, я уже начинаю говорить такими же рваными фразами, как она.

— Джастин с ней несчастлив, — медленно произнесла Меллиора.

— Я считаю, Джастин настолько счастлив, насколько он вообще может быть счастлив с кем-то.

— Что ты в этом понимаешь!

— Я знаю, что он холодный… как рыба, а она горячая, как раскаленная печь.

— Ты говоришь ерунду, Керенза.

— Разве? Я их вижу чаще, чем ты. Не забывай, что моя комната рядом с их спальней.

— Они ссорятся?

— Он не станет спорить и ссориться. Он для этого слишком холоден. Ему ни до чего нет дела, а она… слишком привязана к нему. Джудит не вызывает у меня неприязни. В конце концов, если он ее не любит, зачем же тогда женился?

— Прекрати! Ты не знаешь, о чем говоришь. Ты не понимаешь…

— Да, да, знаю! Он — прекрасный доблестный рыцарь. Он всегда был для тебя таким.

— Джастин — хороший человек. Ты его просто не понимаешь. Я знаю его всю жизнь…

Внезапно дверь комнаты распахнулась, и на пороге появилась Джудит. Глаза ее сверкали, ноздри нервно трепетали. Она посмотрела на меня, лежащую на кровати, перевела взгляд на Меллиору, которая вскочила со своего стула, и воскликнула:

— О!.. Я не ожидала…

Я встала с кровати и спросила:

— Вы хотели видеть меня, мадам?

Ярость ее тут же испарилась, и я поняла, что она испытала огромное облегчение.

— Вы искали меня? — подсказала я ей.

Во взгляде Джудит промелькнула благодарность.

— О да, Карли, я… я думала, что ты можешь быть здесь.

Я подошла к двери. Джудит все еще медлила.

— Мне… я бы хотела, чтобы ты пришла пораньше, — наконец вымолвила она. — Без пяти или без десяти минут семь.

— Да, мадам, — ответила я.

Она наклонила голову и вышла. Меллиора потрясенно уставилась на меня.

— Что это значит? — прошептала она.

— Сейчас объясню, — сказала я и улыбнулась. — Она выглядела удивленной, не так ли? Знаешь, почему? Потому что увидела здесь меня, а ожидала найти…

— Кого?

— Джастина.

— Она что, с ума сошла?

— Ну, она же из Деррайзов. Помнишь, когда мы катались по пустоши, ты рассказала мне их историю?

— Да, помню.

— Ты говорила, что в их роду бывают сумасшедшие. Ну, Джудит сходит с ума… по своему мужу. Она думала, что он здесь, с тобой. Поэтому и ворвалась вот так. Разве ты не заметила, как она обрадовалась, когда увидела, что человек, с которым ты разговариваешь, это я, а не он?

— Но это же просто сумасшествие какое-то!

— Ну, в некотором роде, наверное.

— Ты хочешь сказать, что она ревнует Джастина ко мне?

— Она ревнует Джастина к любой привлекательной женщине, которая попадает в поле его зрения.

Я посмотрела на Меллиору. Она не могла скрыть от меня правды. Она любит Джастина Сент-Ларнстона — всегда любила. Мне стало не по себе.

Я больше не носила бабушке корзинок с едой. Представляю, как раскричались бы миссис Ролт или миссис Солт, вздумай я заговорить об этом. Но я по-прежнему находила время иногда повидать ее. В один из моих визитов бабушка спросила меня, не смогу ли я по дороге в Эббас занести ее травяной сбор для Хетти Пенгастер. Я знала, что Хетти — одна из ее постоянных покупательниц, и согласилась.