Мири смотрела ему вслед, испытывая досаду и угрызения совести. Как она могла надеяться, что разузнает что-нибудь для Кэтар? Нельзя же, в самом деле, подойти к Тимону и сказать: «Отличный денек, мне нравится твоя обувка, и, кстати, не расскажешь ли мне о революции?» С тем же успехом она могла бы завопить на весь город: «Все, кто хочет избавиться от короля, поднимите руки».

Тут к Мири подошли двое ребятишек. Очень худенькие, босые, одному на вид лет пять, а другому – семь. Костлявыми ручонками они вцепились в ее одежду и захныкали.

– Пятачок, пожалуйста, будьте добры, – попросил мальчишка.

Мири знала из книг, что так называют деньги.

– Я не поняла. Вам нужна монетка?

– Пятачок мне, пятачок моей сестрице или один на двоих, будьте добры, пятачок на двоих, подайте.

У Мири не было денег, ни тяжелых золотых, ни легких медных монет, она так им и сказала, но они ее не отпускали. Мири попыталась мягко отцепить руку мальчика, но он только заголосил еще громче.

– Пятачок, пятачок, будьте добры, – повторяли дети снова и снова, с надеждой глядя на нее.

Мири строго велела им отпустить ее, даже оттолкнула детей, но они лишь усилили напор, прижав ее к воротам. Их пальцы впились в нее, как ястребиные когти. От их одежды и волос шло нестерпимое зловоние, их молящие голоса немилосердно терзали нервы:

– Пятачок, пятачок, подайте…

Откуда ни возьмись, появился Тимон.

– Держите, – сказал он, сунув каждому по серебряной монетке. – А теперь ступайте.

Дети зажали монеты в кулачках и кинулись бежать. Вскоре они исчезли в толпе прохожих на мосту.

Мири сказала, чуть не плача:

– Я говорила им, что у меня ничего нет, но они мне не верили.

– Они привыкли, что люди говорят им «нет». Когда не поешь день или два, голод доводит до отчаяния. На этих улицах слишком много бедных и отчаявшихся.

– Бедных? Но это же столица.

– И в Асленде есть бедняки, Мири. Разве ты не знала? Они повсюду.

Кэтар рассказывала, что босоногие часто голодают, но, пока Мири не увидела этих детишек, она не вполне в это верила.

Потом Мири вспомнила худенькую девочку из неизвестного городка, которую встретила в пути. Вспомнила, как эта девочка смотрела на Мири, когда та ужинала. И как она покусывала палочку. Вспомнила ее худые ножки, босые ступни. У Мири сжалось горло. Ей захотелось вернуться в то мгновение, поздороваться с девочкой, разделить с ней еду.

– Нет, не знала. Прости, – извинилась она и перед Тимоном, и перед той девочкой. – На гору Эскель почти все припасы привозили с низин – из Асленда и остальной части Данленда. Наверное, поэтому я считала, что здесь полным-полно продуктов.

– Многие на равнине живут припеваючи, – заметил Тимон. – Но слишком часто дети фермеров голодают, пока благородные господа набивают себе брюхо. Когда наступят перемены…

Тимон замолчал и огляделся, не подслушивает ли кто.

– Зря я так сказал… Я не имел в виду… Прости. – И он пошел прочь.

«Перемены?» Хватит ли у нее смелости спросить? Мири бросилась за ним, но страх будто не давал ей идти, толкал назад, и ей показалось, что прошло не меньше часа, прежде чем она догнала Тимона на мосту.

– Подожди. Вчера у дворца кое-что произошло.

Он оглянулся:

– Ты имеешь в виду покушение на короля?

Мири подошла ближе и прошептала:

– Если грядут перемены, я бы хотела знать больше. Я бы хотела помочь.

У Тимони загорелся взгляд.

– Ты не шутишь? Но…

– Я живу во дворце, но я не одна из них. Надеюсь, ты мне поверишь.

Она ведь пообещала Кэтар. Да и воспоминание о худенькой девочке подстегивало к действию.

– Я не могу говорить свободно, – сказал он, – но… мы обязательно побеседуем, как только представится возможность. Сейчас много чего происходит.

И он улыбнулся ей, сверкнув светло-голубыми глазами. Мири невольно улыбнулась в ответ. Сердце ее как-то странно сжалось. Тимон явно был хорошо осведомлен, и Мири впервые подумала, что неизвестные перемены, возможно, окажутся чудесными.

– Чем вы сегодня занимались? – спросила Мири, входя в спальню девушек.

Она остановилась на пороге, чтобы они взглянули на ее студенческую мантию, если захотят. Никто не захотел.

– Мы шили, – сказала Бена. Она тоже распустила свою каштановую косу, и волосы рассыпались по спине, доходя до талии. С такой прической она казалась еще выше. – Служительницы принцессы участвуют в подготовке свадьбы, то есть, судя по всему, шьют целыми днями.

– И прядут пряжу, – добавила Эса.

– Сколько же ткани нужно для свадьбы? – недоверчиво спросила Герти.

– А я скучаю по каменоломне, – вздохнула Фрид. Она держала руки поднятыми, а Эса наматывала на них пряжу. – Мне бы постучать молотком.

Лиана лежала на боку, выставив крутое бедро.

– Еду нам приносят слуги. Мы даже не моем тарелки. Звание служительницы принцессы не пустой звук. У нас теперь есть положение.

– Я удивлена, что Бритта не смогла записать больше девушек в твою особую академию, – сказала Бена. – Она же все-таки помолвлена не с кем-нибудь, а с принцем.

Мири сняла мантию и оглядела комнату, высматривая Кэтар, – ей не терпелось рассказать о разговоре с Тимоном. Кэтар куда-то ушла, зато Инга, их седовласая дуэнья, растянула в улыбке морщинистое лицо. Инга сидела на софе и ничего не делала. Не шила, не пряла. Только смотрела. Король поручил ей присматривать за девушками, этим она и занималась.

– Уверена, что Эса не отказалась бы от учебы в Замке Королевы, – продолжала Бена. – Да и я тоже, если хочешь знать. Вместо того чтобы шить в этой комнате с утра до…

– И прясть, – перебила ее Эса.

– И пробовать блюда, которые подают нам слуги, словно вельможным дамам, – сказала Лиана.

– Я как вошла, сразу поняла, что здесь чересчур «вельможно», – пробормотала Мири.

– Что?

– Ничего, Лиана. – Мири опустилась на пол и подбросила в воздух подушку. – Сегодня я узнала кое-что новое. Сейчас расскажу. Тогда получится, будто вы тоже побывали на занятиях в Замке Королевы.

– Я хочу послушать, – сказала Эса, поворачиваясь так, чтобы видеть Мири и в то же время использовать руки Фрид вместо шпульки.

Левая рука Эсы после давнишнего несчастного случая в каменоломне не действовала, висела безжизненно.

Мири перечислила различные предметы, названные магистром Филиппом. Но когда она добралась до этики и задачи с картиной и заключенным, девушки затеяли такой горячий спор, что в комнату ворвались двое дворцовых гвардейцев.

– У нас все в порядке, – заверила Мири озадаченных охранников. – Чего не скажешь о том убийце, если только Фрид до него доберется.

– Он убил ребенка! – Фрид вскочила, размахивая обмотанными пряжей руками. – А ты рассуждаешь о том, чтобы освободить его!

Эса тронула ее за руку:

– Это просто выдуманная история.

У Фрид от гнева горели глаза, раздувались ноздри, она шумно дышала.

– С чего вдруг? Если бы я рассказывала выдуманную историю, то в ней не было бы ни слова об убийстве ребенка. Я бы рассказала о том, как легко я перекидываю через голову блоки линдера. И это было бы смешно. Все истории должны быть смешными.

Один из охранников поскреб в бороде:

– Так что, девушки, у вас все нормально?

– Можете идти, – сказала Лиана, взмахнув рукой.

Подали ужин, и Мири попросила у Инги разрешения навестить Бритту и поесть у нее. Инга кивнула, как будто ей было все равно.

В покоях Бритты стояло несколько гардеробов, раскрашенных так же ярко, как домики у реки, и огромная кровать с матрасом, набитым перьями, и с несколькими одеялами. Самой Бритты не было. Мири опустилась на пол и только принялась за пироги с рыбой и картофелем, как дверь открылась.