– Э-э… А светло-голубой означает новичка? – осмелилась она спросить.

– Совершенно верно. Каждый первокурсник носит «чистое небо», как это здесь называется. «Кошачий глаз» – это будущие учителя. – Он кивнул в сторону группы студентов в зеленых мантиях. А затем обучил Мири песенке, в которой назывались все двенадцать областей знаний. – Когда достигаешь статуса магистра, то носишь «вороново крыло» – черную мантию.

– Ха, – усмехнулась Мири и тут же пожалела об этом.

– Что смешного? – спросил юноша.

– Ничего. Я просто подумала, что магистры точно самые умные. На светло-голубом видно каждое пятнышко, но если магистр не постирает свою черную мантию, никто даже не заметит.

– Если только не подойдет к нему с подветренной стороны, – сказал юноша и помахал у себя перед носом.

Мири улыбнулась. Наверное, студенты не слишком серьезные люди и любят посмеяться.

– А сколько времени уйдет на то, чтобы стать магистром?

– Лет двадцать, не меньше.

– Двадцать…

У Мири упало сердце. Как же она успеет выучиться всего за один год?

– Погоди… Если ты был здесь в прошлом году, почему же по-прежнему носишь голубое?

– Я не закончил учебный год, – ответил юноша, и что-то в его голосе подсказало Мири, что он не желает об этом говорить.

Они поднялись по многочисленным лестницам (Мири даже не подозревала, что их может быть так много) и наконец пришли в зал, облицованный серой каменной плиткой и деревянными панелями, с узкими окнами, выходящими на реку. Здесь оказалось около трех десятков студентов в мантиях «чистое небо», из них двое или трое, к облегчению Мири, были одного с нею возраста. Мужчина с седой бородой – единственный, на ком была черная мантия, – поднял руку, и все притихли.

– Я магистр Филипп. А вы либо начинаете свою учебу в Замке Королевы, либо проникли сюда незаконно. Если вашего имени не окажется в моем списке, – он потряс какой-то бумагой и грозно зарычал, – я буду вынужден отослать вас на лобное место для казни без суда и следствия.

Мири подумала, что он шутит. Наверняка шутит, как же иначе? Но никто не засмеялся.

– Называйте свои имена, а я буду отмечать по списку.

Магистр Филипп ткнул пальцем в ближайшую студентку.

– Ханна, дочь Венджера, из Элсби, – представилась девушка.

Магистр Филипп уткнулся в бумагу.

– Мм, ваше имя здесь есть, так что, похоже, вы избежали топора. На сей раз. Следующий.

После первого десятка имен и провинций Мири перестала слушать. Тот юноша, который с ней заговорил, оказался Тимоном из Асленда. Его имя она запомнила.

Мири внимательно рассматривала картину над камином, когда Тимон толкнул ее в бок. Настала ее очередь представиться.

– Ой. Я Мири, дочь Ларена, с горы Эскель.

Магистр дернул бровями: наконец-то его что-то заинтересовало.

– Наша первая студентка с горы Эскель. Мм… А где вы проходили предварительную подготовку?

Мири заморгала:

– Какую предварительную подготовку?

– В какую школу вы ходили раньше?

– Да в ту единственную, что у нас была. В академию принцесс.

Вот теперь все заинтересовались. Мири нервно улыбнулась, испугавшись, как бы ее не приняли по ошибке за Бритту.

– Я была там просто одной из учениц, – пояснила она. – Не принцессой. То есть среди нас принцесс не было, конечно. И принц Стеффан выбрал не меня в свои невесты. Он выбрал Бритту, поэтому теперь она будет принцессой. Но мне все равно. То есть… хм…

«Закругляйся, Мири», – велела она себе.

– Выпускница академии принцесс, – произнес магистр Филипп. – Скажите-ка мне, вы учились чему-нибудь, помимо чтения?

– О да, мы учили всё.

– Всё? – Он заморгал, презрительно поджав губы. – Я не знаком с таким предметом. Он относится к естественным наукам или искусству?

– Э-э, я хотела сказать, что мы также изучали коммерцию, дипломатию, географию, королей и королев, манеры и искусство беседы…

Кто-то фыркнул, и Мири покраснела. Наверное, настоящим студентам нет дела до манер и искусства беседы.

– Хорошее начало, – сказал магистр Филипп.

Начало? Разве есть другие предметы?

– Само собой разумеется, чтобы стать преподавателем, нужно также постичь основы математики, естествознания, инженерной науки, юриспруденции, музыки и живописи, астрономии, истории, логики, риторики, теологии и этики.

– Что такое этика? – спросила Мири.

Если честно, названия других перечисленных предметов она тоже слышала впервые, но сразу их забыла.

– Этика… – Преподаватель перевел взгляд на картину над камином. – Я заметил, как внимательно вы разглядывали это произведение искусства.

Мири кивнула. До приезда в Асленд она видела только одну картину и дорожила ею не меньше, чем своими шестью книгами. Но теперь ее картина потеряла всякое значение. Та, что висела здесь, была не только больше по размеру, но и живее, ярче. Изображенная на ней девушка наливала молоко из кувшина и смотрела в окно, за которым царила ночь. И Мири чувствовала все то, что, наверное, чувствовала эта девушка. Что ее дом маленький и надежный, а мир там, за окном, огромный и пугающий, но в то же время зовущий. Как она поступит, эта девушка? Останется дома и будет все так же наливать молоко? Или уйдет?

– Это одна из сохранившихся работ мастера-живописца Халстейна. Обратите внимание, как свет от свечи падает на щеку девушки, повторяющую форму кувшина и полумесяца. Совершенство.

– Да, – согласилась Мири.

– А теперь представьте, что в Замке Королевы начался пожар. Кроме вас, в здании находится только один человек – убийца ребенка, прикованный цепью в темнице. Если спасете убийцу, он не причинит вам зла, но проведет остаток жизни в другой тюрьме, а картина погибнет. Если спасете картину, то погибнет человек. Кого будете спасать – убийцу или картину?

«Картину, конечно», – сразу подумала Мири. Но, заподозрив, не пропустила ли она чего-то, сказала только:

– Картина невосполнима…

– Как и человек, – подхватила девушка по имени Ханна.

И тут начался спор, такой динамичный, что Мири едва успевала следить, кто и что говорит.

– Картина вдохновляет, а человек убивает.

– В отличие от картины человек живое существо, а потому обладает бесконечным потенциалом творить добро…

– Или зло.

– Картина дарит нам красоту.

– Красота бесполезна. Просто подсчитайте, что дороже: картина или работа, которую может сделать человек.

– Ты только и думаешь, что о звонкой монете. А как же добро и зло?

– Кто имеет право судить о ценности человеческой жизни?

– Да и есть ли какой-то предмет ценнее человеческой жизни?

– Он уничтожил свою жизнь, лишив жизни другого человека.

– Вот это, госпожа Мири, – изрек наконец магистр Филипп, призвав всех к тишине поднятой рукой, – и называется этикой. Наукой, решающей, что правильно, а что нет.

– Неразрешимый вопрос, – сказала Ханна.

– Такой же неразрешимый, как сама жизнь, – возразил Тимон.

Мири так не думала. Однажды ее пытался убить вор и разбойник. Теперь он был мертв, о чем Мири нисколечко не жалела. А самое главное, картина действительно была прекрасна.

Остаток утра они занимались математикой, и хотя Мири прилежно писала мелом на своей доске, она то и дело поглядывала на картину. Вопрос этики, казалось, повис в воздухе прямо перед ней, этакая пылинка, которую ладошкой не поймаешь.

В конце дня Тимон поравнялся с ней на лестнице, когда они покидали здание.

– Ты поселилась не в Замке Королевы? – поинтересовался он. – Я тоже живу в городе. Можем вместе пройтись.

– Э-э… за мной приехала карета.

Мири опустила голову, чтобы закрыть лицо волосами. Только богатые разъезжали в каретах, и Мири почувствовала себя самозванкой.

– Тебе далеко ехать?

– Во дворец…

Он заморгал:

– Так ты что, придворная?

– Хм… я служительница принцессы, – ответила она так, словно сама сомневалась.

– Понятно.

После секундной заминки Тимон зашагал быстрее, направляясь к мосту.