– Знаете, Майя Ивановна, я ведь мужиков почти ненавидела всех! Презирала – это точно. Слабые, капризные, медленные, эгоистичные, самовлюбленные, нудные, вялые, думающие только о себе, с ограниченным кругозором и жадные – вот что такое современный мужик в нашей Конторе и по соседству! – громко заявила я.

Пчелка отпрянула от такой откровенности и стукнулась о подголовник, который забыла отогнуть.

– Шипы и розы любви, Майя Ивановна, в нынешней жизни рабочей бабы – это исключительно шипы 364 дня и букетик непахнущих голландских роз на корпоратив 8 марта!

Поэтому я от такой прелести, казалось, была привита всей нашей действительностью. И вдруг – там, где уж я и не ожидала, на глубине 25 метров под водой, эта сука-любовь меня и хватает! А что вы скажете после проведенных нескольких суток в постели? Причем, в постели не с алкоголиком-карьеристом, у которого стоят только волосы на заплешине и то при мысли о понижении бонусных? Представьте себе юное, идеальное тело Аполлона с искренней улыбкой, пахнущее чем-то совсем не нашим, и пряным, и сладким, дурманящим и ласкающим вас под зефирный ветерок?

При слове о зефире Пчелка достала упаковку и поставила передо мной.

– Да нет же, зефир – это ласковый южный ветерок на морском побережье, дорогая Пчелка Ивановна, – загнусавила я, пряча слезу. – У меня уже живот распух от сладкого. Не берет: секса восемь раз подряд за три часа это не заменит! Нет уж!

Майя с калькулятором пыталась выяснить сколько же времени длилось все мое физическое счастье, включая побеги в душ и перекуры – но итоги, ошеломившие ее секретарский опыт, старалась не афишировать и тихо записала их в блокнотик у компьютера. Пчела встрепенулась:

– У меня как-то на юге тоже был романчик, с юным турком. Я еще подумала – а послать все подальше и расписаться! Мне так здорово и весело ни с кем не было и не будет! Только и поднимаю вялые вермишелины и сосу их, сосу… И все без толку…

Крупные слезы размазали у Майи тушь и подводку, отчего она стала милее и еще больше похожа на свою мультяшную тезку. Секретарша собралась, одернула тесную кофточку и вышла в предбанник с указом: «Никого не впускать, все записывать и ей потом передать», затем закрыла нашу дверь на ключ и достала из-за портретика вождя в тайничке стопарики и белую.

– Эх, счастливица, как говорят нынче, юг с ними, нашими мужиками! Давай за заморских пить!

Я поправила: не «юг», а «йух», но абланского Пчелка не знала и свободно говорить на языке падонкафф в нашей Конторе могла только продвинутая Щукина. Обсудив все детали заморских мужиков и сравнив их с нашими (что-что, а мониторинг мы проводить умели), опорожнив поллитровку и еще по стопарику, мы тихонько запели про рябину и дуб, и как бы нам, рябинам, к дубам перебраться. Выводя припев, мы залились бабьими слезами и, обнявшись, тихо стояли и качались, как два кавказца в ритуальном танце.

– Выходи, деваха, замуж, ты сильная – выдержишь! Пусть все наши несбыточные мечты воплотятся в твоем бабьем счастье, – вдруг умилилась своей доброте Майя и залилась слезами. – Знала бы ты, девонька, что это значит – ложиться десять лет подряд в кровать к ненавистному мужику, за которого по дурости в девичестве выскочила!

Сколько нас таких – вышли, раз пора, а теперь маемся! Что за страна такая – все на бабах везется, а посмотри – наши мужики все в начальниках, а даже если и ровня тебе, то зарплата все равно выше! Ты посмотри в табель-то, девонька! И по службе их, плешивых дураков, вверх тянут. А домой придешь: все на тебе, и дом, и варка, и стирка – а ночью будь добра, не отличайся от бездельницы из Плейбоя, будь свеженькой и радостно попискивай во время сношения! А радость – то есть? Булькнут в тебя полкапли и храпят. Где страсть? Нет ее! Так что, замуж и точка! Утри всем нашим козликам носы – они знаешь, как на тебя пялятся!

– Пицот минут, – икнула я в ответ, что на албанском означало – поздно, пора отваливать.

Стажерка деликатно пискнула в замочную скважину, что Семен завел мотор и ждет нас внизу. Развозка несчастных пьяных женских тел по временным ночным приютам началась. Временным – потому что настоящая жизнь предполагалась только в Конторе.

На Кузнецком мосту мостовая из древних булыжников не давала спокойно моим подружкам прогарцевать на их невыносимой высоты шпильках от Прада и Джимми Чу. Я предпочитала кроссовки, правда, шанелевские – но все же кроссовки – черные с лаковым лого, похожим на обезноженного паучка. Зато в них было удобно бегать, а ходить я последние пятнадцать лет не могла себе позволить – непозволительная роскошь!

Застрявший алый каблук у Люськиных нагло-праздных туфель не давал ей гордо войти в наш любимый бутик нижнего белья. Щукина тихо радовалась и скромно цокала в своих лабутеновских туфельках с более широким каблучком – алая подошва игриво мелькала но не подводила хозяйку. Люська выматерилась, резко нагнулась, чтоб вытащить туфельку и уткнулась попой в стремительно выходящего из стеклянной дверцы мужчины. Он был в очень шикарных драных джинсах и шелковом платке вместо галстука, с кучей пакетов, китайской хохлатой под мышкой и ведомой сзади юной нахалкой-дыдлой с ярким макияжем эмо. Мужик остолбенел, дыдла и собачка тявкали от нетерпения, Люська явно не могла выпрямиться, хотя туфель почти был спасен. Щукина, спокойно фиксирующая взглядом происходящее, не спешила заступиться за коллегу. Помогла Светка, чуточку задыхавшись от перебранки по мобильному с мужем, она левой подхватила за талию Люсю, правой отделила ее от мужчины с хохлатой, ногой попридержала дыдлу, а глазом испепелила Щукину. Вот что значит профессиональный следователь! Майор, между прочим, наша Светка!

Я тем временем томилась нагишом в примерочной, так как начинать выбирать свадебное неглиже без подруг было преступлением, на которое никто из нашей шайки никогда бы не пошел. Продавщицы – все как одна в черном и похожие на Одри Хепберн, с «бабеттами» на голове, – кокетливо хихикали в ладошки и не решались вмешаться в кучу малу у них на пороге. Важный охранник в лаковых туфлях и шикарном костюме вежливо спросил толкущихся на пороге, нужна ли помощь. Все гаркнули «нет!» кроме Люськи – она причитала, звала мамочку и не могла разогнуться – девушку, как оказалось, хватил жестокий радикулит. Она так и держалась за каблук, вися на Светке и пытаясь найти опору задницей в мужике, тот краснел и бледнел поочередно, но очень хотел помочь. В конце концов верещавшую красавицу, с алыми туфлями в кулаках и разъехавшейся по шву узкой юбке, внесли внутрь бутика два героя – охранник и покупатель в джинсах. Людка, оценив ситуацию, пыталась изобразить обморок, но Щукина ущипнула подругу и напомнила, что невеста в наряде Евы ждет на втором этаже. Продавщицы предложили всей компании кофе, шоколад и шампанское, а поврежденная Люська была нежно укрыта белоснежным пледом и гордо возлежала посередине бутика на круглом диване. Не расставаясь с алыми туфлями, мужчина переложил пакеты и собаку на охранника, а сам внимательно изучал больную, нервно покусывая губу. Поняв, что одного бойца мы потеряли, мои девочки поднялись наверх, и мы стали долго и с хохотом примерять все подряд. Хулиганские секси-наряды с хоботами, крылышками и прочей ерундой мы отмели сразу, посомневались в тесмочках из бус – порвется все на фиг! Жалко, а собирать в порыве страсти, ползая за бусинками – мужик не поймет. Просмотрели яркие шелка с ручной росписью – хорошо для брюнеток, а я же блондинка. В общем, нежное кружевное секси, похожее на нижнее белье куклы или пятилетней девочки викторианской эпохи – вот каким был наш выбор. С изумлением выяснили, что существуют и особые неколющиеся брошечки и длинные бусы для постели. Их любили содержанки начала 20 века, эффектно и почти неубиваемо, хоть лупи ими мужика! А в брошечках сзади были отверстия, куда вставляли искусительницы тряпочки с феромонами или духами, чтобы всю ночь ароматы сводили с ума мужчину. Этих драгоценностей мы набрали для всей честной компании – свадебная ночь одной из нас не мешала подругам еженощно тестировать новинки секси-моды у себя дома.