Он был вышколенным псом, и на улицах или во дворе без нужды зубы не скалил и голоса не подавал. Патрон любил детей, и маленькие дочкины приятели вытирали об него ноги. А если они сильно ему надоедали, то он не рычал, а только убегал от детей. Однажды я видел, как он принёс заблудившегося котёночка и положил его на крыльцо. Многие люди считали его безобидным, но таким он был до моего приказа. Этот добродушный пёс свирепел, если видел направленную на меня агрессию, а он это тонко чувствовал. Не всякий человек мог похлопать меня по плечу, если Патрон был рядом. А в степи, если Патрон лежал на пороге времянки, то я чувствовал себя там, как за каменной стеной, и спал сном младенца.
Всего этого не знали два пьяных хулигана, которые по пути с речки однажды заехали на территорию базов на мотоцикле с коляской. Дело шло к вечеру, но было ещё светло. Я за столиком книжку читаю, а Патрон свернулся у меня в ногах под этим столиком. Эти придурки начали обычную программу, мол, дай закурить, да мы тебя, и всё такое. Я их ничуть не испугался, ребята сильно переоценивали себя. Я без труда мог навалять им обеим, и честно предупредил, чтобы уматывали пока целые. Не поняли, и, матерясь, двинулись в нашу сторону. А Патрон почуял агрессию, и его прямо затрясло крупной дрожью от ярости, но он дисциплинированно молчал. Они его увидели и совершили ошибку, сказав что-то обидное насчёт шелудивой собачки. Это было чересчур, и я дал команду Патрону: – «Взять». Он только этого и ждал. Как будто выброшенный катапультой, он сделал огромный прыжок и, бросившись на нарушителей, стал рвать их в клочья. Мгновенно протрезвев, все в крови и лохмотьях вместо одежды, они бросились к мотоциклу. Залезли на коляску и стали кричать:
– Мужик, убери собаку, и ты нас больше в жизни не увидишь!
Я отозвал Патрона, и он послушно прибежал на место. За всё время я даже не вставал из-за столика. Испуганно оглядываясь, они завели мотоцикл, и смылись. Больше я их не встречал. Да, Патрон вполне мог загрызть человека до смерти, и, зная это, бродяги всякого рода далеко обходили нашу территорию.
Надо сказать, я не афишировал бойцовские качества Патрона, и о них знали немногие. В станице драк мы избегали, и мои приятели восхищались другими его умениями. Но всё-таки иногда случалось. Однажды летом приехали гости с севера всей семьёй, моя родная тётя Капа, её муж дядя Валентин, их сын Юра и дочь Люба. То есть мои двоюродные брат с сестрой. Юра был уже взрослым парнем, но ещё неженатым, а Люба школьницей. Патрон им нравился, и они часто тормошили его и гладили как плюшевого. Всем кроме дяди Валентина хотелось на речку. Дядя предпочитал спокойный отдых, то есть в тени с бутылкой. Загрузились в мой «четыреста восьмой» москвич. На имевшееся свободное место Юра предложил взять Патрона. Я не возражал, так как Патрон тоже любил купаться. Приехав на речку, гости сразу кинулись в воду, а мы с Патроном задержались.
Неподалёку на берегу расположилась небольшая компания. Два станичника были мне знакомы, а третий, судя по номерам «копейки», был приезжим. Рядом с ними по берегу рыскал здоровый ротвейлер. Патрон вёл себя безупречно и с достоинством. Отошёл чуть в сторонку и сел, ожидая команды. Ротвейлер заметил собаку и пошёл на сближение. Остановился, принюхался и глухо заворчал. Патрон, молча, коротко оскалился и перестал обращать внимание на чужака. Однако я решил на всякий случай предупредить хозяина ротвейлера. Я подошёл к ним, и мы поздоровались. На скатерти стояла бутылка вина, и мужики были слегка навеселе. Я попросил хозяина собаки проследить, чтобы кобели не задрались:
– Патрон, мой пёс, не начнёт, он дисциплинированный.
Хозяин с удивлением посмотрел на меня, и сказал:
– Если так переживаешь за него, то запри в машине.
– Я не за Патрона переживаю, а за вашего кобеля. Если сцепятся, то ему несдобровать, а ведь он породистый, больших денег стоит.
В ответ раздался хохот:
– Да ты чё, паря? Разуй глаза! Это же ротвейлер, две медали в своей породе. На собачьей площадке обученный.
– Не возражаю, но это квартирная собака, в настоящих драках она не была, а Патрон закалённый боец. Твоему ротвейлеру он только по массе уступает, а по ловкости и опыту значительно его превосходит. И медалями Патрона не запугать, потому что он в них не разбирается.
– Какой ещё опыт? Сравнил тоже! Ты посмотри на эту собаку и своего недопёска! Только скомандую, и от него мокрого места не останется.
Напрасно он это сказал, потому что теперь заело меня:
– Хорошо, если не жалко собаку, то командуй, только сперва напиши расписку.
– Зачем?
– А чтобы потом меня по судам не таскал. Ты ведь не признаешься, что тебя предупреждали. Или не уверен в своем кобеле?
– Ладно, давай!
Я принёс ручку с бумагой, и продиктовал:
– Претензий к псу Патрону не имею, так как, защищая охраняемую территорию, он победил в честном бою моего кобеля. Роспись, число и свидетели.
Хмыкнув, владелец ротвейлера стал писать расписку, а его приятели, попавшие в свидетели, принялись меня отговаривать:
– Опомнись Родион! Мы знаем, что твой Патрон много чего умеет. Кобель редкостный, в магазин ходит и рыбу удочкой ловит, но не это же! Куда ему против этого телка?
Хозяин ротвейлера отдал мне расписку и спросил:
– А где его эта территория?
– Сейчас отмечу.
Палок поблизости не было, и я монтировкой провёл отчетливую линию по земле вокруг машины. Кликнул Патрона, и дал ему команду на охрану. Юра вылез из воды и зачем-то пошёл к машине. Я его остановил:
– Не подходи туда! Патрон укусит!
– Да ты что? Я же свой.
– Сейчас он на службе, и для него в это время все чужие.
– А что здесь происходит?
– Сейчас будет собачий бой. Отойди в сторонку, и всё увидишь.
Хозяин ротвейлера потрепал его по загривку и громко сказал:
– Прощайся с жизнью тузик деревенский. Лорд, фасс!
Услышав команду, Лорд живой торпедой бросился на оскалившегося Патрона. Как только ротвейлер пересёк черту, Патрон отскочил чуть в сторону, и как-то наискосок кинулся на него, собаки покатились по земле, но через три секунды всё было кончено. Патрон с окровавленной пастью отскочил в сторонку, а ротвейлер, с перекушенным горлом, забился в агонии. Все оторопели. Хозяин с выпученными глазами побежал к собаке, но я загородил ему дорогу:
– Стоять! Или ляжешь рядом со своим кобелём. Патрон сантиментов не понимает, он на службе.
Я сам за ноги притащил ему дохлого кобеля. Мужик повторял как заведённый:
– Не может быть! Не может быть!
Потом вскинулся, но под моим взглядом как-то сник, и махнул рукой. Они погрузили собаку в багажник, быстро собрались, и все уехали. Потрясённый Юра воскликнул:
– Вот это да! Кому скажи – не поверят.
Я снял Патрона с охраны, и мы отправились с ним купаться.
Дня через два неожиданно приехал владелец убитой собаки и стал просить меня продать ему Патрона. Мужик не бедный, он давал за него огромные по тому времени деньги, но я категорически отказался от сделки, ведь друзей не продают. Я ему постарался это объяснить:
– Даже если я продам Патрона, отдам так, или его украдут, то новому хозяину это ничего не даст. Патрон слишком привязан ко мне, и другого хозяина не признает.
Он не будет принимать пищу и умрёт с тоски. Патрон из тех собак, которые умирают на могиле хозяина.
Мужик понял и, прощаясь, сказал:
– Н-да! А я думал, что знаю о собаках всё.
После этого случая Юра стал относиться к Патрону с большим почтением, а побывав с ним на рыбалке, пришёл в восторг. И неудивительно, ведь Патрон и в самом деле умел ловить рыбу удочкой. Рыболов он был, конечно, неумелый, но сам факт!
Я его этому не учил, да и в голову такое не приходило. Патрон сам проявил инициативу. Немногие собаки любят сырую рыбу. Патрон любил. Видимо эта любовь и стала импульсом. Он часто ходил со мной на рыбалку. Сидел на берегу и, в ожидании лакомства, внимательно наблюдал за процессом. Зрение у собак неважное, они хорошо видят только то, что движется. В конце концов, Патрон уловил связь между движением поплавка, взмахом удилища, и появлением рыбки. Теперь во время клёва он стал возбуждённо повизгивать, и даже срываться на лай. И однажды не выдержал! Я на что-то отвлёкся, а в это время поплавок резко повело, Патрон схватил удилище пастью, и, скорее всего, случайно, подсёк крупного гибрида. Я с изумлением смотрел как он, схватив зубами удочку, пятился назад, вытаскивая леску с рыбиной на берег. Действовал неловко, но ведь по-другому он и не мог. С этого всё и началось. Видя такое рвение, я изготовил более подходящую для собачьей конституции специальную удочку. На короткое удилище я приладил специальную дощечку под прямым углом, за которую Патрону удобно было бы хвататься зубами. Некоторое время ушло на дрессировку, но вскоре Патрон стал уверенно обращаться с этой снастью. Терпения и внимания у Патрона хватало, однако что-либо поймать ему удавалось нечасто. Но если рыбка засекалась у него на крючке, то он мог, ухватившись за своё удилище, одним движением головы выбросить её на берег. Не всякий раз, но когда это происходило, то выглядело эффектно. Всё было по-честному. Снятую с крючка рыбу я тут же скармливал Патрону, насаживал нового червя, и забрасывал ему удочку. Когда мне надоедало это баловство, я просто забрасывал ему пустой крючок. Это было и в самом деле баловством, обычным дрессировочным трюком. В цирке собак и не такому учат, но у тех, кто видел Патрона на рыбалке, от удивления отвисала челюсть. И не только от удивления.
