– Вот-вот! И еще прочел как-то повесть Вересаева «Конец Андрея Ивановича». Из рабочей жизни. И там – и там сплошной мрак! Нет, пока народ в этакой нищете и бесправии, никакая культура, никакие шахматы в голову не полезут… Я не революционер, далек от всего такого, но уверен, что допрыгаются наши господа до кровавой революции! А когда наступит новая жизнь, тогда и культура расцветет, и для шахмат место под солнцем найдется.

Чигорин вскочил и нервно заходил около скамейки. Шифферс печально улыбнулся.

– Мечтатель вы, Михаил Иванович, каким были, таким и остались! Фантазер! Как я увидел вас впервые тридцать лет назад у «Доминика», – робкого, застенчивого, с пылающими глазами и тонкими, нервными руками, – так и подумал сразу: «Наверно, поэт какой-нибудь». Что ж, не на много ошибся! Вы и впрямь стали поэтом, только шахматным. И сейчас заговорили, как поэт, о счастливом будущем России – убогой и нищей. И как все поэты, умрете с голоду в какой-нибудь петербургской мансарде… Что ж, пора идти на игру. А потом потащусь к светлейшему князю играть по консультации. Он с Лебедевым, я с Юревичем. Мы прикинули держаться ходов двадцать пять, а потом сдаться, чтобы не тянуть с гонораром. Да и выпьем с Дадьяном «на радостях» в честь его «победы»… Не презирайте меня, Михаил Иванович! – неожиданно и жалобно закончил Шифферс.

– Презирать?! Что вы! Помилуйте! Наоборот: мне просто больно видеть замечательного маэстро, моего учителя в такой крайности. Смею ли я? Да я и сам не знаю, что будет со мною завтра… Эх! Неужели не наступит время, когда лучшие шахматисты России на склоне лет будут иметь обеспеченную старость, кусок хлеба, теплый угол, пенсию, наконец! Да что говорить! Будем утешаться, Эммануил Степанович, одним. Поверьте мне, и меня и вас помянут потомки добрым словом, и шахматы будут в почете… лишь бы дали народу жить по-человечески!

И они вернулись в помещение богатого Велосипедного клуба, где проходил турнир.

Этот чемпионат России протекал для Чигорина не так гладко, как предыдущие. Михаил Иванович начал турнир неудачно, проиграв в первом же туре Юревичу, которого он явно недооценивал. В дальнейшем Чигорин в начисто выигрышном положении, имея лишнего ферзя, из-за грубых ошибок проиграл Бернштейну, чем резко увеличил шансы этого германо-русского маэстро на первое место.

Но потом, почувствовав опасность потерять звание чемпиона страны, Михаил Иванович взял себя в руки и, выиграв на финише девять партий подряд, завоевал первый приз и в третий раз звание чемпиона Российской империи.

Вторым был Бернштейн, отставший от победителя на очко, третьим – Юревич. Далее следовали два представителя Лодзи: Сальве, взявший четвертый приз, и Рубинштейн, завоевавший пятый приз. Для обоих турнирных дебютантов это было огромным успехом, особенно для совсем еще неопытного Рубинштейна. Шестым был девятнадцатилетний петербуржец Зноско-Боровский.

Неудачно провел свое, как выяснилось впоследствии, предсмертное выступление Шифферс, поделивший одиннадцатое – двенадцатое места с молодым талантом из Вильны А. Рабиновичем.

На обратном пути из Киева Михаил Иванович провел недельные гастроли в Москве, где его с энтузиазмом приветствовали любители игры.

Теплые, дружеские отношения к этому времени установились у Чигорина с Бобровым, и он не только позволяет этому энтузиасту перепечатывать свои уже опубликованные в газете материалы, но и дает тому оригинальные работы. В объявлении о подписке на новый, 1904 год Бобров в своем журнале дает такой крупный анонс:

«Как и в предыдущем году, „Шахматное обозрение“ в 1904 г. будет издаваться при ближайшем участии М. И. Чигорина».

В октябре Чигорин гостил в Ревеле (ныне Таллин), куда его пригласил… «Чигорин»! Так называлось только что организованное там шахматное общество.

В конце года у членов чигоринского кружка, базировавшегося при петербургском «Собрании врачей», возникла мысль провести матч по телеграфу из двух партий с парижским шахматным кружком имени Филидора. Чигорин взял на себя все организационные хлопоты и начал переписку об условиях матча с французами, но после длительных проволочек дело почему-то расстроилось.

Двенадцать лет прошло с тех пор, как Михаил Иванович, проездом на Кубу, посетил Соединенные Штаты, и пятнадцать лет – с тех пор, как в этой стране состоялся первый международный турнир, принесший ему мировую славу.

Весной 1904 года Чигорин вновь получил приглашение принять участие в международном турнире в США, в котором восемь европейских маэстро во главе с чемпионом мира должны были встретиться с восемью американскими.

По дороге Чигорин заехал в Лодзь, где провел сеанс одновременной игры и сыграл две тренировочные партии с Сальве с равным счетом.

И вот русский шахматный Синдбад в четвертый и последний раз пересекает Атлантический океан, на этот раз на комфортабельном пароходе и в обществе других европейских шахматных знаменитостей: Ласкера, Шлехтера, Тейхмана, Мизеса, Яновского, Марко, Лоуренса и молодого чемпиона США Маршалла, возвращавшегося на родину, чтобы скрестить оружие со своими спутниками и с земляками.

Турнир был организован на модном американском курорте Кембридж-Спрингс неутомимым председателем Манхэттенского шахматного клуба профессором Райсом, в значительной части финансировавшим соревнование.

Этот добродушный фанатик по-прежнему упорно стремился к славе шахматного теоретика. В регламент турнира им был включен такой забавный пункт: «По субботам участники турнира занимаются анализом „гамбита Райса“», на что для их поощрения Райсом была ассигнована странная сумма – 320 долларов. Примером таких «теоретических занятий» может служить консультационная партия, игранная гамбитом Райса. Белыми играли Чигорин, Фокс, Шлехтер и Яновский, черными – Маршалл, Пилсбери, Марко и Ходжес. Белые красиво выиграли.

После того как участники прибыли в Нью-Йорк, щедрый Райс устроил в их честь роскошный банкет. Они были приняты в Белом доме тогдашним президентом США Теодором Рузвельтом, страстным охотником и спортсменом, а затем – мэром Нью-Йорка. А на самом курорте шахматистов торжественно встретила делегация граждан, и они под звуки марша совершили круговой объезд курорта в каретах (автомобили тогда еще не получили массового распространения). В первой карете ехали Райс и чемпион мира. Городок был украшен и иллюминирован. Школьники приветственно размахивали флажками стран участников турнира, оркестр исполнял национальные гимны.

После двадцатипятидневной борьбы (играли четыре партии в неделю при двух днях доигрывания) 19 мая 1904 года турнир закончился блестящей победой чемпиона США. Маршалл провел весь турнир без единого поражения и на два очка оторвался от поделивших второй и третий призы Ласкера и Яновского.

Интересно, что яркий комбинационный талант американского маэстро сформировался под несомненным влиянием Чигорина и стиль их игры был родствен. Когда в гамбитном турнире в Вене Маршалл завоевал второй приз, тотчас за Чигориным, его успех вызвал завистливую критику последователей осторожного Тарраша, и Михаил Иванович выступил в печати с таким заявлением: «Рискованная игра Маршалла мне более люба, чем „правильная“ игра многих современных маэстро».

Четвертый приз в Кембридж-Спрингсе получил австриец Марко, пятый – опытный американский маэстро Шовальтер, а шестой приз поделили Чигорин и Шлехтер.

Неудачно сыграл прежний чемпион США Пилсбери.

Это было его последнее выступление. Умер он через два года.

Сравнительный успех Чигорина омрачался тем, что против первых пяти призеров он набрал только пол-очка, сделав эту ничью с победителем турнира. Лишь против Тейхмана Чигорин блеснул оригинальной стратегией, обеспечившей контратаку, проведенную чемпионом России в стиле его молодости. Но даже в партиях с второстепенными участниками Михаил Иванович играл неровно и (что раньше с ним случалось очень редко) попадал в сильнейший цейтнот. Он допустил грубую ошибку в начисто выигрышном положении с Ходжесом, просрочил время на обдумывание ходов и получил ноль вместо очка в партии с Марко, просрочил время в партии с Фоксом.