В тот же вечер я постучался в каюту старшего штурмана корабля и спросил:
— Нет ли у вас каких-нибудь материалов о Попове?
Лицо его выразило недоумение: о каком Попове идет речь? Я объяснил, что меня интересует.
Он не хотел отпускать меня с пустыми руками, долю рылся в столе, пока не нашел историческую справку-конспект для занятий с матросами по специальности. И там, к моему удовольствию, оказалось самое важное.
Да, действительно, открытие отраженных волн относится к 1897 году. Тогда ученый докладывал морскому ведомству:
«Применение источника электромагнитных волн на маяках в добавление к световому или звуковому сигналу может сделать видимыми маяки в тумане и в бурную погоду; прибор, обнаруживающий электромагнитную волну звонком, может предупредить о близости маяка, а промежутки между звонками дадут возможность различать маяки. Направление маяка может быть приблизительно определено, пользуясь свойством мачт, снастей задерживать электромагнитную волну, так сказать, затерять ее...».
Оказывается, вот когда родилась гениальная идея! Отсюда все и пошло.
Корабль вышел в море, и нашим глазам предстало все знакомое с давних пор и потому особенно близкое и дорогое: островки-форты — недремлющие стражи на подступах к Кронштадту. Они верно служили не одно десятилетие, а сегодня разоружены, подобно старым морякам, ушли в отставку. А вот и Шепелевский маяк, последний провожатый моряков в далекие плавания. Навстречу нам идет сухогрузный транспорт под флагом ФРГ, и на его мачте взвивается традиционный флаг «Счастливого плавания!».
Все дальше и дальше как будто расступаются берега, скоро они растворяются и в конце концов исчезают вовсе. Остается темно-зеленая вода и небо.
Мы входим в ритм привычной всем походной жизни. Тренировки у орудий, приборов чередовались с учениями. Тревога — и моряки мгновенно разбегались по боевым постам. Сообщалось, что вот-де в таком-то районе обнаружены самолеты или корабли противника. И все, начиная от командира корабля до коков, — кстати говоря, и они расписаны по боевым постам — все были поглощены работой. Только во второй половине дня после многих часов боевой учебы наступала разрядка — в эту пору во всех уголках корабля встречались ветераны войны с молодыми моряками.
Мои мысли по-прежнему были обращены к радиолокатору, не терпелось узнать возможно больше о его прошлом. А настоящее можно было видеть, поднявшись на ходовой мостик. Там непрерывно вращалась антенна локатора кругового обзора. А на экране отражался микромир, все время меняющийся в причудливом круге. Мне интересно было следить за бегом стрелки, перед глазами проплывали то далекие, не видимые простым глазом берега, островки, а то вдруг возникали какие-то движущиеся точки. Вскоре выяснялось — это корабли, плывущие нам навстречу. Разумеется, я докучал своими вопросами штурману, матросам и старшинам, обслуживающим локатор. Они терпеливо все объясняли и, как мне показалось, были даже довольны тем, что объявился этакий «болельщик» их интересной, даже романтической профессии.
Моим сподвижником в поисках материала был неизменный Алексей Федорович.
После дневной суеты поздним вечером мы с ним отправлялись в корабельную библиотеку, просматривали книги, и оба одинаково радовались, сделав для себя какое-то хотя бы маленькое открытие.
— Смотрите, удивительная книга! И как она очутилась в корабельной библиотеке?! Ведь такие фолианты хранятся где-то в Академии наук, — сказал Алексей Федорович, передавая мне научную монографию об А. С. Попове, построенную исключительно на документах.
Мы сели рядом, не торопясь перелистывая увесистый том, пробегали страницу за страницей, и нам открывались первые шаги в науку великого русского ученого-самородка: опыты беспроводной связи в море или, как писал сам Попов, «опыты сигнализации без проводов приближались к условиям практического применения этого способа для целей военно-морского дела». Сегодня покажется удивительным, что установление беспроводной связи на 5-8 километров стало тогда сенсацией для всего мира.
Книга, каждая строка которой имеет необходимые ссылки на архивные документы, поведала нам, сколь труден был путь ученого. Неверие встречал он в родном отечестве, скептицизм проявляло адмиралтейство до тех пор, пока не грянула беда. А случилось это осенью 1899 года. Броненосец береговой обороны «Генерал-адмирал Апраксин» шел из Кронштадта в Либаву (ныне Лиепая). На море бушевал шторм, и снежная метель лишила моряков всякой ориентировки.
Проходя остров Гогланд, они заметили огонь южного маяка. Решили — встречное судно, отвернули в сторону, и корабль сел на камни. Только после этого ЧП зашевелились члены морского ведомства. На Гогланде и в других местах началось поспешное строительство станций беспроводной связи. Возникла новая проблема: где изготовлять необходимую аппаратуру. «Радио изобретено в России, а радиоаппаратуру страна должна приобретать за границей», — с горечью писал почитатель изобретателя радио адмирал С. О. Макаров.
Глядя в иллюминатор, мы видели бегущие воды, и только они были нашими спутниками. Но замечательно и символично другое: мы шли теми же морскими дорогами, где ходил А. С. Попов, проводя свои опыты беспроводной связи. И здесь же спустя десятилетия разыгрались морские баталии Великой Отечественной войны. Далекое и близкое как бы сливалось для нас в единый образ героической Балтики, начиная с девятнадцатого года и по сей день, когда в этом мирном море нет-нет да и всплывет рогатое чудовище — мина, напоминая минувшую войну.
Еще в походе мы условились, что первым долгом посетим музей дважды Краснознаменного Балтфлота, созданный в Таллине не так давно, но уже завоевавший популярность у моряков.
В Таллине сели в автобусы. Мы на Нарва-Маанте. Входим в маленький особнячок. Владимир Иванович Гринкевич, радостный, встречает нас, ведет по узкой лесенке вверх, показывает экспозицию — картины, фотографии, макеты, скульптуры...
Закончился осмотр музея. Моряки пошли знакомиться — с Таллином, а мы с Владимиром Ивановичем уединились в кабинете. Он открыл сейф, бережно вынул оттуда потрепанную, с вылинявшей голубой обложкой общую тетрадь.
— Это и есть дневник лейтенанта Голева. Ученый, кандидат технических наук, умер три года назад, дневник завещал нашему музею.
Поблагодарив Владимира Ивановича, я отправился на корабль. Остаток дня ушел на изучение или прочтение страниц, исписанных не всегда разборчивым широким размашистым почерком, где чернилами, где карандашом, — судя по всему, писавшихся второпях. И то, что я узнал из этой тетради, легло в основу документального повествования, воскрешающего еще одну неизвестную страницу войны.
...Он проснулся рано, еще не было шести. Проснулся от скрипа кровати, противно-назойливого, как мышиный писк. В круглом зеркале трюмо напротив отражалось его роскошное ложе. Он подумал: кому была нужна такая громадина-вилла и эта спальня с лепным потолком и скользким паркетом, как в танцевальном зале, и широченная французская кровать, на ней может разместиться солидное семейство. А жили здесь всего двое: владелец фирмы готового платья и его жена, красавица, знаменитая манекенщица, «таллинская звезда», каждый сезон гастролировавшая в Париже. Едва в Эстонии запахло революционными преобразованиями, господа поспешили убраться в Швецию...
Вилла в парке Кадриорг долго пустовала. Но однажды ее заняло маленькое подразделение во главе с лейтенантом Голевым. Подразделение было единственное на всем эстонском участке фронта. Кроме нескольких доверенных лиц из военного руководства, о нем никому не дозволено знать. И чтобы вилла не привлекала внимание прохожих, снаружи даже не было часового. Зато усиленное отделение охраны находилось в постоянной боевой готовности.
Горбатые автофургоны с антенными устройствами на крыше стоят в глубине сада, замаскированные сеткой под цвет листвы, — вот это и есть главная ценность, ради чего здесь оказался инженер Голев.
