Билл, предвкушая скорую и легкую победу, приказал подкатить пушки поближе к городской площади, а пиратам – готовиться к атаке. Ориентироваться следовало на самые добротные и большие дома – в них-то, скорее всего, и разместились на ночлег французы. Оба орудия грохнули почти одновременно, наполнив сонный поселок шумом взрывов, треском ломающихся досок, звоном стекла и криками ужаса. Одно ядро упало на крышу дома, где квартировал сам капитан Ришери, проломило черепицу и устроило небольшой пожар на чердаке, другое разнесло в щепки курятник, и оставшиеся в живых обитатели с громким кудахтаньем бросились врассыпную, попадая под ноги мечущимся спросонья людям и увеличивая панику.
Пока перезаряжались пушки, пираты открыли беспорядочную пальбу по окнам и стенам домов, а также по неясным теням, шарахающимся по улицам в безнадежных поисках убежища. В первые же минуты погибло не менее восьми солдат и четырех местных жителей. В двух зданиях на площади занялся пожар.
В это время Черный Билл, опьяненный легкой удачей, которая сама шла ему в руки, выхватил из-за пояса огромную абордажную саблю и, проревев: «На абордаж, ребята!», первым бросился врукопашную. Отряд с обнаженными клинками последовала его примеру. Однако, несмотря на суматоху и растерянность, капитану Ришери и войсковому сержанту удалось навести порядок и под флейту и барабан собрать войско. Схватка оказалась недолгой, но гораздо более кровавой, чем рассчитывал Черный Билл. Часть солдат организованно отступила, прикрывая обоз, лошадей и дочку Абрабанеля с тремя голландцами. Благодяря этому численный перевес оказался за береговыми братьями, что позволило им занять селение. Однако солдаты Ришери хоть и отступали, но за их спинами была единственная дорога, а дисциплина и выучка сделали свое дело. Им удалось вывести из строя около дюжины пиратов, перед тем как они рассеялись в лесу, и прикрыть обоз, который к тому времени был уже достаточно далеко. Еще с полдюжины джентльменов удачи было ранено, что означало для Билла самую настоящую пиррову победу.
Сами жители Гро-Шуана имели кое-какой опыт по части стычек: было время, их трепали испанцы, пираты, шайки беглых рабов-негров и даже собственные земляки, которым, как водится, соседское добро слаще своего. Дорогой опыт выживания помог выработать самую выгодную тактику. Первейшим ее элементом было массовое отступление. Обитатели селения хватали детей, оружие и ценности и тайными тропами скрывались в непроходимых зарослях вдоль реки или рассеивались по плантациям сахарного тростника. Впрочем, в эту ночь некоторые горячие головы попытались вступить в схватку: прячась за каменными заборами и плетеными изгородями, они некоторое время отстреливались, нанеся дополнительный урон пиратам, но, почувствовав, что пахнет жареным, быстро исчезли с поля боя.
Черный Билл пришел в ярость, увидев, сколько бессмысленных жертв принесла короткая стычка с солдатами Ришери. Что касается остальных пиратов, то они, почувствовав, что противник дает слабину и предпочитает отступить, совсем распоясались и начали громить все, что попадалось им на пути. Многие тут же забыли, из-за чего они, собственно, здесь, и принялись искать ром. Пираты запалили несколько зданий, с восторгом наблюдая, как сполохи огня вырывают из тьмы то валяющийся труп человека, то дохлую собаку, то разбитый сундук или развороченное тряпье.
Билл почувствовал, что теряет власть над своей командой и вместе с этим лишается какого бы то ни было шанса вернуть карту. Бабы нигде не было видно, и можно было догадаться, что как раз она-то и исчезла из разгромленного селения в числе первых. Это обстоятельство сильно подпортило ему и без того упавшее до нуля настроение. Собрав вокруг себя около дюжины более или менее вменяемых пиратов, он приказал им поймать хоть каких-нибудь из фермерских разбежавшихся лошадей. В тот же момент послышались какой-то топот, крики и смех, перемежающийся горестными стонами и воплями.
Билл обернулся, в сердцах намереваясь дать в зубы первому, кто подвернется ему под руку, и пред ним открылась картина, вполне достойная кисти батального живописца.
Пятеро перемазанных копотью и облепленных куриными перьями пиратов, озаренные пламенем пылающей конюшни, толкали перед собой нескольких обмотанных веревками и простынями красных и злых мужиков, позади которых плелся, воздевая руки к небу, перепуганный толстяк, который и издавал эти самые вопли и стоны каждый раз, как кто-нибудь из молодцев Билла весело тыкал его саблей в бок.
– Разрази меня гром! – завопил в ответ на это Черный Билл, со злости втыкая саблю в землю. – Это что еще за вавилонское пленение? Вы видели что-нибудь подобное?! Эти недоноски, вместо того чтобы заняться делом, таскаются по курятникам и ловят каких-то никчемных засранцев!
– О благородный джентльмен, умоляю вашу милость отпустить меня и моих ни в чем не повинных спутников! – завопил коротышка в купеческом одеянии, как только завидел Черного Билла.
– А эти еще заявляют, что ни в чем не виноваты! – заорал Билл, переключаясь на пленников. От злости на собственную непредусмотрительность у Билла побагровела шея и начал трястись подбородок, отчего его знаменитая борода судорожно заколыхалась. – Я – Черный Пастор, отпускающий в этих краях грехи всем нечестивцам, какие только пожелают войти в Царство Божие, за всю свою жизнь ни разу не встретил НИ ОДНОГО невинного человека! Человек – это вообще сосуд греха и горшок с дерьмом! Только беспримерная гордыня позволяет вам святотатствовать, объявляя себя невинными! Но Бог противится гордым, и, поскольку Господу некогда заниматься всяким отребьем, вами займусь я, Черный Пастор! Грешников здесь хватает, и каждый из нас должен по мере сил помогать Господу наставлять заблудшие души на путь истинный, – Билл перевел дыхание и утер рот рукавом. Заметив, что его зрители явно заинтересованы исходом его проповеди, он почувствовал новый прилив вдохновения. – Я, например, – снова заорал он, выдергивая саблю из земли и тыча ею в грудь ближайшего пленника, – замечал, что, когда человек, прогулявшись по доске, отправляется за борт, его душа отправляется в небеса! Грешник падает в воду, отягченный страстями, но, пока идет ко дну, достигает совершенного бесстрастия, становясь невинным, как младенец. И тогда уже решительно все равно, гугенотом он был при жизни или верным чадом своей Церкви. Что вы скажете насчет такого символа веры, нечестивцы?
Рослые голландцы угрюмо молчали, понимая, что в теологическом диспуте им у Черного Билла не выиграть. Зато внезапно оживился пузатый коротышка, который, несмотря на свой вечный страх, никогда не лишался надежды договориться о чем угодно и уладить какое угодно недоразумение. Он сделал таинственное лицо и украдкой поманил к себе предводителя пиратов.
– Могу я побеседовать с вами наедине? – спросил он.
– Что?! У меня нет секретов от своих товарищей! Если хочешь сказать последнее слово, то говори – у нас мало времени.
– И все-таки этот разговор должен быть между нами двоими, – с ласковой настойчивостью проговорил купец и схватил Билла за пуговку кафтана. – То, что я намерен вам сообщить, касается не совсем меня, а даже скорее вас, и мне не хотелось бы…
– Что-то больно мудрено ты поешь, – нахмурился пират. – Не воображай, что тебе удастся обвести меня вокруг пальца. Так и быть, я выслушаю твою байку, но потом ты все равно будешь болтаться на рее! Обыщите пока этих мокриц, ребята!
Черный Билли отошел с голландцем в сторону. Тот уже примеривался, как половчее прихватить пирата под локоток.
– Быстрее шевели языком, старый бочонок! – мрачно сказал Пастор. – Что ты хотел мне сказать?
– Мне хотелось бы заметить, что мы с вами в некотором роде партнеры, – коротышка сыпал словами, как горохом. – И вам не стоило бы пренебрегать моей дружбой. Меня зовут Давид Малатеста Абрабанель. Я очень богат и влиятелен.
– Это прекрасно, – желчно рявкнул Черный Билл, – но чем сейчас поможет тебе твое богатство?
– Я готов заплатить выкуп, – быстро сказал Абрабанель. – Любую сумму, в разумных пределах. С собой у меня денег нет, но я могу выписать вексель… – добавил он, придавая лицу трогательно-наивное выражение.
