– Разминайся, разминайся.
– Сергей Васильевич, извините… У меня коньки почему-то не едут. Как будто ползут.
– И правильно, – кивнул он. – Канавка между лезвиями была слишком глубокой. Вот ты и приноровилась на двух ребрах разъезжать. После моей переточки скользить с нормальной скоростью ты сможешь только на одном ребре, то есть с правильным наклоном. Все понятно? Работай!
На переточенных коньках Маша чувствовала себя неуклюже, как будто училась ходить.
– Дуги отрабатывай. Разогналась – лови скорость. Поймала – держись на ребре как можно дольше!
Маша ловила скорость и мигом ее теряла. Сергей Васильевич не смотрел в ее сторону, но каким-то чудом все замечал:
– Опять на два ребра плюхнулась!
Маша каталась поближе к бортику, жалась по углам катка. И невыносимо страдала оттого, что в этой блестящей компании выглядела как гадкий утенок, раньше времени затесавшийся в стаю лебедей. Заниматься рядом с ними, которые, конечно, с недоумением должны взирать на такую неумеху, было куда трудней, чем держаться на ребре. Ездить по дугам, учиться правильному наклону – смех, да и только! А «полубоги» тем временем прыгают тройные лутцы и флипы, отрабатывают головокружительные комбинации вращений, заклоны и дорожки шагов. Правда, Алена и Полина на нее особо не смотрели. Но глаза Вероники нет-нет да обращались в ее сторону, и Маша невольно съеживалась, чувствуя на себе тяжелый пристальный взгляд.
– Полина и Мария отдыхают. Вероника, Алена! Работаем над вращениями в трех позициях.
Обе исполняли одну и ту же комбинацию вращений со сменой ноги: волчок на одной, потом на другой ноге, переход в либелу, а из нее в заклон. Сергей Васильевич хлопал в ладоши и считал:
– И-раз, и-два, и-три, переход! Вероника перекрутила, лишний оборот сделала! Алена скорость потеряла при смене ноги! И-раз, и-два, и-три…
Машу поразило, что они делали комбинацию одинаково легко и влево, и вправо.
– Теперь Полина на лед, – скомандовал Волков. – А ты, – сказал он Маше, – смотри внимательно. Вливайся. Полина, на бильман заходи! Мария, если можешь, повторяй.
Маша постаралась влиться сразу же и сделала вращение синхронно с Полиной. Украдкой покосилась на Алену с Вероникой. Алена выглядела сумрачно, Вероника смотрела на Машу с какой-то брезгливостью. Ясней ясного было, что фейсконтроль в их глазах она не прошла. Что ее бильман не лезет ни в какие ворота и стандартам полубогов не соответствует. Она и прежде делала его неуверенно. Теперь же, на переточенных коньках, получился не бильман, а сплошное напряжение и неловкость.
Тут Волков задал Полине перекрестный бильман. Что это такое, Маша забыла, а может, и не знала вовсе. Мельком глянув на Полину, она попыталась изобразить то же самое: отвела ногу назад и рукой схватилась за лезвие.
Алена недоуменно заморгала, а Вероника закатила глаза к потолку и перекосила лицо. Мол, такую ерунду мы видим впервые в жизни!
– Кто тебя учил так ногу захватывать? Рука с ногой должны быть разноименные, – поправил Машу Сергей Васильевич. Строго, но само собой разумеющимся тоном, словно ничего рокового не произошло.
– Да она вообще не знала, что такое перекрестный бильман, – процедила сквозь зубы Вероника. Сказано это было негромко, себе под нос, но слух у Сергея Васильевича по остроте не уступал зрению. Он живо обернулся в ее сторону:
– У нас в группе есть правило: уважительно относиться к коллегам. Странно, что ты, Вероника, иногда об этом забываешь. Все свободны, до завтра. Да, Мария! Ты, кроме первенства Москвы той зимой, в каких-нибудь соревнованиях участвовала?
– Участвовала, – проговорила Маша, проклиная себя за идиотское свойство неудержимо краснеть – в стеклянном ограждении отражалось ее лицо, цветом напоминавшее астраханский помидор. – Когда были отчетные выступления учеников районных школ, я всегда в них участвовала. И в показательных тоже…
Вероника снова, незаметно от Сергея Васильевича, закатила глаза и перекосила лицо. Полина сдавленно хихикнула.
– Ясно, соревновательный опыт стремится к нулю, – сказал Сергей Васильевич по-прежнему обыденным тоном. – На днях начинаем готовить программу для соревнований. В конце апреля поедешь на «Хрустальный конек».
Глава 10
Лицом к лицу, глаза в глаза
Однажды Маша услышала, как Алена говорит про Волкова: «Васильич хоть корову прыгать научит, он по этой части ас непревзойденный. У него пунктик: чтобы его ученики на голову превосходили соперников во всех прыжках. Только с акселем осторожничает». И Маша ждала, что вот-вот они приступят к тройным лутцу и флипу, а может – как знать! – и к акселю в три с половиной оборота, который она вот-вот начнет прыгать, как не снилось и олимпийским чемпионам…
Но это были всего лишь мечты.
– Два «фонарика», «цапелька», «саночки». Никуда не годится. У тебя не выработана привычка следить за качеством скольжения. Без этого навыка дальше идти нельзя. Еще раз! Слышно каждое движение. Скоблишь лед. Еще раз!
Упражнение «фонарики-цапелька-саночки», предназначенное для тех, кто только-только встал на лед, Маша делала в первый год занятий с Тамарой Витальевной. Тогда оно доставляло одно удовольствие. Теперь же Маша постоянно озиралась в страхе, что на катке появится кто-нибудь из группы Волкова и увидит, над чем бьется его новая ученица. Вот смеху-то будет!..
Каталась она теперь на «временных» коньках. Раз-другой Сергей Васильевич напоминал, что пора купить новые, а старые отправить в мусорный контейнер. Но тратить время на выяснения, почему она медлит с покупкой, не стал. Откомандировал ее с Ларисой в кладовку, где хранился резервный запас. Лариса подобрала самые удобные, по ее словам, коньки, в которых Маша не ощущала и тени удобства. Лариса уверяла, что новые коньки всегда кажутся неудобными – дескать, нужно время, чтобы «вкатать ботинки», – но Маша подозревала, что говорится это просто в утешение. И на всякий пожарный припрятала свои старые коньки дома, в самом низу шкафа. Ботинки не «вкатывались», хоть тресни, ноги были как чужие. И этим чужим ногами приходилось «выписывать на льду кренделя», как выразилась бы Машина мама.
– Работай, работай, добивайся бесшумности, все у тебя получится, – подбадривал ее Сергей Васильевич. – Иначе качества шагов не видать. Дорожки шагов нам нужны максимальной сложности, на четвертый уровень. Без них на международные, да и ни на какие старты не сунешься… А из чего складываются дорожки? Дуга, перетяжка, тройка, скобка, петля, крюк, выкрюк! Это наша школа, наши семь китов! На них ты демонстрируешь качество скольжения, за них получаешь оценки за компоненты, то есть за артистизм. К твоему сведению, артистизм – это не глаза выпучивать и руками взмахивать! Это взаимоотношения конька со льдом. Твои коньки со льдом пока что не в ладах. Скажи-ка мне, какое движение в фигурном катании основное?
– Дуги, – вздыхала Маша тоскливо. Она помнила, что ее дуги похожи на палки.
– Показатель мастерства фигуриста – крутизна дуг. Как ее достичь? Уверенным скольжением на ребре. Давай!
Маша, как заведенная, скользила по дугам. Вроде элементарная вещь: едешь себе и едешь на одной ноге. Кто бы знал, что такую ерунду придется переучивать… День за днем, тренировка за тренировкой!
Но куда больше времени ухнуло на другую ерундовую фигуру, «тройку назад-наружу»: катишься спиной на одном ребре, меняешь его и быстро поворачиваешься на сто восемьдесят градусов, лицом по ходу движения. А на льду остается след, похожий на цифру 3.
Когда они только-только приступили к «тройке» и Маша, оттолкнувшись, поехала назад, Сергей Васильевич молниеносно хлопнул в ладоши и скомандовал: «Стоп!» Подошел к ней вплотную с очень серьезным лицом и, как показалось Маше, каким-то особенным голосом проговорил:
– Фигурист не имеет права на вредные привычки. С ними надо бороться.
– Я не курю, – быстро сказала Маша.
– Здорово, что не куришь, – не меняя выражения, откликнулся Волков. – А вот что зубцом толкаешься, совсем нездорово!