-- Конечно, я разослал документы в университеты. Предложил три курса, в том числе: "диктатура и психология". Не отвечают или удостаивают вежливым: "К сожалению..." Не представляю интереса... Проснутся, когда вдруг загромыхают ракетно-танковые бои на Мексиканском направлении... Не знают оболваненной России и знать не желают... На меня ходят смотреть, как на обезьяну с красным задом! Весь багаж - книги!.. - Глаза его блуждали, чем-то он походил на Сергуню, который кинулся ко мне в Канаде.

Я попросил его подождать, успокоиться; пришлю к нему человека, который, может быть, поможет.

В списке гостей, допущенных на Конгресс, я оказался на последней странице, внизу; меня уже готовились выкидывать на лестницу, но, отыскав в списке, сразу заулыбались. Вручили "распорядок дня" на меловой бумаге

Сергей стоял у стола с напитками, тянул что-то через соломинку. Я подошел к нему, сказал жестко:

-- Там, за дверью, топчешься ты - зачумленный римский Сергуня! Выйди к нему и - выслушай!..

Он как-то неуверенно, озираясь, сдал мою особу на руки двум стоявшим поблизости людям, с которыми иные проходившие раскланивались. А некоторые бросали свое "Хай ду!" таким тоном, каким, наверное, вызывают на дуэль. Шепнул, уходя:

-- Не удивляйся, что бы ни услыхал от них.

Один из знакомых Сергуни -- упитанно-плотный, высокий, с сигарой в зубах, представился официально: доктор такой-то, профессор университета... Университет был с неожиданным для русского уха названием: "П ер д ь ю..."

У его собеседницы было лицо хищной птицы, серовато-холодное, самонадеянное. Клюв припудрен. Она обронила, что из Флориды.

Не подтолкни меня Сергей к этой хищной птице, обвитой длинным коричневато-пятнистым боа, как удавом, я не подошел бы к ней даже во сне. Как и к ее буйно обкуривающему всех спутнику. Вздохнув, я представился.

-- Откуда вы? Из Москвы? -- у дамы в боа дернулись губы. -- И вы довольны?

Не слова меня насторожили, а, пожалуй, интонация. В ней угадывалась не то неприязнь, не то скрытая издевка.

-- Да! -- произнес я твердо.

-- Вы обрели то, что искали? -- спросил профессор... -- А что вы искали?.. Ах, свободы! -- Он обдал меня едкой сигарной вонью.

-- Свободы? -- Женщина с припудренным клювом оглядела меня с ног до головы. -- Где же она, ваша свобода? -- Поджала бескровные губы. -- Свобода -- это твой счет в банке! Захочу -- лечу в Индию, захочу -- в Японию... Когда у человека на счету ноль, он сидит дома! Он уже не субъект, а объект.

Я почувствовал прилив крови к вискам. Я знаю это свое состояние.

-- Жаль, что вы не изучали истории Античного мира, -- произнес я, видя перед собой уж не эти чужие лица, а блуждающий взгляд ленинградского доктора наук, который остался за дверью.

-- Почему вы решили, что мы не знаем истории Античного мира? -- с усмешкой спросил профессор, перекинув сигару на другую сторону рта.

-- В античном мире были богатые рабы и бедные свободные. Рабы были готовы отдать все свои богатства, до последней серебряной ложки, чтобы стать свободными гражданами. Иным это удавалось. Голым, но -- на свободу! Отчего бы это?

В ответ -- недоуменные взгляды. Высокий сощурился холодно. Но меня уж понесло.

-- Вы здесь затем, чтобы бороться за свободу советских евреев, не так ли? Один из них стоит за дверью.

Психолог. Из Ленинграда. Пи эйч ди. Понятно?

Сколько он в Штатах? -- спросил высокий... -- Полтора года?

Женщина скривила губы: -- Сперва им надо научиться ползать!

Я огляделся быстро, с острым ощущением опасности, как солдат, попавший в чужие окопы.

-- Господа борцы, -- наконец, я снова обрел дар речи, -- а совесть у вас есть? Обычная человеческая совесть?

Профессор из Пердью поглядел на меня недобро: -- Совесть -- это типично русская проблема.

И они быстро двинулись к залу. Я глядел вслед им...

Понимание, что свобода без морали -- корабль без днища -- у них даже не проклюнулось.

"Совесть -- чисто русская проблема... " Ах, сволочи! -- Я не обратил внимания на то, что последние слова произнес вслух.

-- Уот из ит сыволочи? -- буркнули откуда-то сбоку. Я вздрогнул от неожиданности, поглядел на подвыпившего джентельмена в дорогом костюме "тройка" в широкую полоску. Чего порой нет у американских бизнесменов, так это вкуса! У этого хоть галстук без голой дивы или заката на фоне леса... Ответил незнакомцу, тщательно подбирая слова:

-- Сволочи -- это часть сегодняшнего Еврейского конгресса, которая прибыла сюда не ради советских евреев, а ради собственного бизнеса.

-- О-о! -- воскликнул любознательный джентльмен. -- Значит, это именно я называюсь "сыволочи"... Очень интересно! Миссис и мистер Сыволочи!.. Это хорошо звучит, не так ли?

Подбежал Сергей, сообщил возбужденно, что пытается организовать встречу нашего "задверного" доктора наук с председателем Еврейского конгресса США. Он, Сергей, сидит рядом с председателем за столом президиума, чем черт не шутит...

Поздоровался с джентльменом в костюме-тройка. Шепнул: Ты что, схватился с кем-то? Красен, как вареный рак.

Да, сегодня на моем пути оказалось слишком много "сыволочи"; поведал Сергею, как родился этот английский неологизм русского корня.

Мы двинулись к бару, Сергей кивнул в сторону бизнесмена: -- Сей мистер по фамилии длинной, как сама еврейская история. Кончается не то на "...шефер", но то на"...шафер". Он уже построил себе в Израиле, на всякий случай, виллу и полунебоскреб, правда, беспокоясь, что к его воцарению там Израиль разграбят полностью. Как-то на одном из конгрессов в Иерусалиме он имел неосторожность поинтересоваться, на что идут его деньги? Пинхас Сапир -- участники конгресса рассказывали -- как гаркнет на него: "Кому не нравится положение вещей, пусть забирает свои деньги и убирается к черту!"

С той поры мистер "Еврейская история" подписывает чеки "на Израиль" с закрытыми глазами.

Мы спустились в бар, выпили водки "за успех нашего безнадежного дела", как заметил Сергуня с усмешкой. Вдруг он бросился к промелькнувшему в дверях человеку с кожаной папкой. Вскоре они вернулись в бар вдвоем. Сергей пригласил его за наш столик, но тот, взглянув на часы, остался стоять у входа, чуть в сторонке, говоря о чем-то взволнованно и быстро, "на пулеметном иврите", как называл такую скороговорку Дов. Я не понимал ни слова, "отключился", искоса озирая незнакомца. Высокий, седой до снежной белизны еврей, с плечами волжского бурлака... Боже, нос-то перебит! Торчит вверх острым хрящиком. Переносица вдавлена глубоко, от этого маленькие серые глазки кажутся выпученными. Смотрят жизнерадостно, цепко. Лицо, несмотря на торчащий хрящик, выглядит интеллигентно. Лоб о семи пядей.

По тому, как Сергей коснулся его руки (так он разве в Москве к Гулиному локтю прикасался), понял, что это дорогой Сергуне человек. Он, видно, очень торопился, еще раз взглянул на часы, но Сергей, возбужденный, взмокший, продолжал говорить на своей смеси английского, русского и иврита. Наконец он отпустил собеседника, вернулся к столику явно другим. Напевает что-то. Глаза счастливые.

Ты почему такой малохольный? -- спросил я, наливая ему пива.

-- Это же раббай Бернштейн!

-- Раббай? Без кипы?!..

-- В синагоге он в кипе. Дома суровый кошер. Нет, все без дураков.

-- А кипы что, отменили? У меня как-то в последние годы ослабли контакты с раввинатом.

Сергей захохотал во весь голос. Захлебнулся пивом.

-- Раввинатом на улице Яфо? Это, старик, другая галактика. Рабби Бернштейн! Его не знают только такие дикари, как ты. Это американская знаменитость. Какой человек! -- Он еще долго и восторженно клокотал, наконец, прояснилось то, с чего надо было начать.

-- Он здешний. Рабай в одной из нью-йоркских общин. Энтузиаст. Ездил много лет в Союз. К отказникам". Возил деньги, собранные в синагогах, литературу. Я с ним встречался еще в Москве. Получил от него Танах. В Киеве рабби проследили, вывернули руки за спину, и -- в ГБ. Потребовали, чтоб назвал имена тех, к кому приехал. Рабби усмехнулся. Тогда его, американского гражданина, повалили на пол, топтали ногами. Сломали каблуком сапога переносицу... Рабби пришел в себя через двое суток. Лежал на сыром цементном полу. Весь в крови... Едва поднял голову, -- щелкнул замок карцера -- снова били. Ни одного имени не выбили. Ни одного! Тогда затолкали в камеру с уголовниками, где у рабби, естественно, случился инфаркт...