При подготовке похода велись переговоры с грузинским царем Вахтангом VI и армянскими лидерами, поскольку Петр I намеревался помочь христианам Закавказья избавиться от ига иноземцев. Поход начался 22 августа 1722 года. Первое серьезное столкновение в Дагестане произошло в окрестностях аула Эндери, или, как его часто называли в документах того времени, «Андреевой деревни». Результат: местное ополчение рассеяно и «3 тысячи дворов… выжгли без остатку». Без боя были заняты Тарки и Буйнаки, 19 августа 1722 года на реке Инчке-Аус разбито местное ополчение, 23 августа без единого выстрела занят Дербент. Однако на пути русских воинов встал самый жестокий противник — природа. В это время стояла небывалая жара, угнетавшая даже местных жителей. Кавалерия, пострадавшая еще во время перехода по безводным степям от Астрахани и Дона, потеряла последних лошадей. Проблемы возникли даже с комплектованием артиллерийских упряжек. Сильнейший шторм уничтожил флот и ббльшую часть провианта. Царь приказал отвести экспедиционный корпус в район Астрахани, оставив сильные гарнизоны в Дербенте и в «новопостроенных» крепостях Аграхань и Святого Креста. В ноябре 1722 года два пехотных батальона совершили тяжелейший переход от Астрахани до Решта, а в апреле 1723 года с открытием навигации им на помощь было переброшено еще две тысячи человек. 17 июля 1723 года русские корабли вошли в Бакинский залив, и через одиннадцать дней после бомбардировки с моря и суши эта крепость сдалась. До конца 1723 года в одиннадцати пунктах от Астрахани до Энезели было размещено около 21 тысячи солдат[196]. Афганцы тем временем заняли персидскую столицу и захватили в плен самого шаха. Его сын Тахмасп обосновался в северных районах и заключил союзный договор с Россией, согласно которому Персия уступала своему соседу прикаспийские провинции в обмен на помощь в борьбе против афганцев и турок[197]. Масштабных боевых действий русским войскам, согласно условиям договора, вести не пришлось, но их присутствие обеспечило Тахмаспу надежный тыл и способствовало его победе.

Ослабление внешней угрозы резко изменило позицию Персии, которая отказалась ратифицировать договор 1723 года. В это время главными действующими лицами на Кавказе оставались Россия и Турция, и результаты Персидского похода оказались закреплены в договоре 1724 года между этими странами. Фактически обе империи поделили между собой Закавказье: за Россией осталось южное и западное побережья Каспийского моря шириной от 50 до 120 километров, а вся остальная территория к западу от этой полосы признавалась сферой турецких интересов. Таким образом, владение прибрежными районами Дагестана и Азербайджана было куплено Россией ценой временного отказа от притязаний на роль защитника христиан Закавказья.

В оценках грузинских историков звучит горький упрек: «В Персидском походе Петра Великого Вахтангу и грузинам пришлось сыграть роль вспомогательного орудия русской политики, брошенного на произвол судьбы, лишь только в нем миновала надобность»[198]. Но такой вывод слишком категоричен. Существующие источники не дают ясной картины взаимодействия двух христианских монархов, но общие контуры таковы: оба действовали нерешительно, оба ждали, что другой примет на себя основную тяжесть войны, оба просчитались[199].

Поход 1722—1723 годов имел важные последствия. Во-первых, продвижение на Кавказ стало «завещанием Петра», и уже одно это являлось для российских властей достаточным резоном для проявления активности в регионе. Во-вторых, на глазах местных жителей и правителей русские пришли и ушли. А это значит — могут уйти и еще раз.

Турция, чрезвычайно обеспокоенная усилением позиций России на Кавказе и попытками грузин и армян восстановить свою независимость, двинула в Грузию свои войска. Турки разбили армию царя Вахтанга VI и разорили Тифлис. Правителю Грузии пришлось уехать в Россию. Екатерина I и ее окружение «унаследовали» идею Петра Великого заселить южные приграничные уезды христианами, выходцами из турецких владений. Были предложения сделать крепость Святого Креста в устье Терека резиденцией Вахтанга VI. Предполагалось, что вокруг царя-эмигранта соберутся силы, достаточные для того, чтобы впоследствии привести к покорности жителей Дагестана и Азербайджана. Но грузинского царя отнюдь не радовала перспектива поселения в нездоровой местности с неопределенным статусом, в опасной близости от персидской границы, в окружении враждебных северокавказских владетелей. Его переговоры с Екатериной I иначе как трудными не назовешь. Верховный тайный совет настойчиво требовал от Вахтанга, чтобы он агитировал армян и грузин бороться с персами и турками, не обещая при этом реальной военной помощи и ограничиваясь уверениями, что, по сведениям из дипломатических источников, Стамбул и Тегеран не в состоянии совершить вторжение в Закавказье[200].

При следующей императрице, Анне Иоанновне, позиция правительства в «грузинском вопросе» не изменилась. Удручающее впечатление на всех сторонников России произвело возвращение Прикаспийских провинций Персии в 1735 году. В самом Петербурге эйфория по поводу приобретения «богатой землицы» улетучилась под воздействием огромных жертв, людских и финансовых. За 12 лет пребывания в Закавказье (1722—1735) русская армия потеряла около 200 тысяч человек, причем в основном это были санитарные потери[201]. Все доходы от «персидских провинций» покрывали не более 25 процентов текущих расходов на них[202]. О компенсации за дорогостоящие военные операции вообще не было речи. Такой высокой ценой купленная покорность местных владетелей также оказалась условной. В 1723 году правитель провинции Сальяны наиб Гуссейн-бек первым принял присягу верности, но вскоре изменил ей. Дело приняло следующий оборот: «Наиб с Зембулатовым (командиром батальона. — В. Л.) обходился сперва весьма учтиво, ходил к нему часто в гости и приглашал его к себе. Когда он думал, что довольно возбудил к себе уверение, то позвал он Зембулатова со всеми его офицерами к себе на обед. Зембулатов, не опасаясь никакого коварства, пошел к нему с офицерами, не взявши с собой солдат для прикрытия… Из офицеров остался в лагере один больной прапорщик. Когда Зембулатов с офицерами за столом развеселился, то наиб дал знак войти немалому числу сильнейших своих людей с обнаженными саблями и кинжалами, которые, напав на офицеров, всех до одного умертвили бесчеловечно многими ранами; да и унтер-офицеры, денщики, гребцы, словом, все на одной стороне реки бывшие, равное несчастье потерпели. Убийцы гнались за некоторыми до шлюпок и там жалостно смерти их предавали. Сие видя, оставшиеся в лагере солдаты, опасаясь равномерного неприятельского нападения, которому без предводительства офицеров противиться не надеялись, признали за лучшее, чтоб с больным прапорщиком возвратиться на судах, на которых пришли, чрез море в Баку»[203]. Шамхал Тарковский, оказывавший столько знаков преданности Петру I во время пребывания того в Дагестане, счел большой для себя обидой основание крепости Святого Креста и весной 1725 года внезапно напал на нее. Ответом стала карательная экспедиция под командой генерал-майора Г.С. Кропотова. М.В. Ломоносов в оде «На день восшествия на престол императрицы Елизаветы Петровны» писал: