Олдерман был вне себя. Бирвитц почувствовал, что его охватило отчаяние.

— Он тяжело ранен?

— Останется жить, чтобы было куда повесить медаль, — не мог не съязвить Корби.

— Что же это такое? — воскликнул Бирвитц. Он был обескуражен и растерян главным образом потому, что твердо решил довериться Мэнни, чтобы как-то ослабить гнетущее напряжение.

Как-то надо было справиться со своим отчаянием, чтобы никто не догадался, что ему впору сесть и заплакать.

— Так Мэнн захотел стать героем?

— Разве можно так говорить? — рассердился Олдерман. — Он все-таки пустился в погоню за этой сволочью, несмотря на пулю в плече, догнал и задержал его, пока не подоспела помощь. Негодяя доставили сюда, сегодня с ним будут разораться, а сейчас в кабинете нашего «старика» находится Вест из Ярда.

— Большой начальник, да? — спросил Бирвитц.

Чувство облегчения при известии о том, что Томпсон ранен не слишком опасно, было испорчено его личными переживаниями и мыслью о том, что теперь наверняка слушанье «его дела» будет передвинуто на более поздний час. Можно не сомневаться, что нажмут на все пружины, чтобы в суде отдали предпочтение суперинтенданту Весту. Ну и вообще дело о ранении при исполнении служебных обязанностей или о покушении на убийство должно разбираться раньше, чем какой-то ерундовый иск против мелкой магазинной воровки.

Бирвитц почувствовал, что остальные поглядывают на него с любопытством, как если бы они ожидали от него иной реакции. И в этом не было ничего удивительного, при других обстоятельствах Бирвитц конечно выразил бы больше участия и беспокойства за судьбу Мэнни.

Он снова постарался отогнать подальше тень Мэг вместе со всеми письмами, и деловито спросил:

— Мэнни в госпитале?

Олдерман охотно пустился в объяснения

— Он в больнице «Ричмонд-коттедж», говорят, что выйдет оттуда через несколько дней.

— Его матери сообщили?

— Разумеется! — отрезал Корби, как будто Бирвитц задал нелепый вопрос.

Олдерман куда-то ушел, предупредив:

— Я вернусь через пару минут, Витц.

За ним медленно закрылась дверь на тугой пружине. Корби разговаривал по телефону, очевидно, с репортером.

Дела не позволяли отвлечься ни на минуту. И Бирвитц направился к своему столу.

Отдел модернизировали, но они все еще не переехали в предназначенное для них просторное помещение. В этой комнатушке стояло шесть бюро с покатыми крышками, по виду напоминающих старомодные ученические парты. Перед каждым стоял высокий стул с кожаным сиденьем. Бюро соприкасались задними сторонами друг с другом в три ряда, а по их верху на плоских полочках помещались ящики с бумагами.

В последнем у Бирвитца находились все подробности, касающиеся обвинения этой старой суки Хьютон. На всякий случай он их просмотрел, никогда не мешает освежить свою память в отношении деталей.

Корби закончил телефонный разговор.

— Ничего, кроме вопросов, — пожаловался он.

— Что еще сегодня утром? Я имею в виду суд?

— Один ребенок нуждается в заботе и уходе, три дела о превышении скорости на дорогах, взлом с кражей или кража со взломом…

Корби перечислял механически, список становился все длиннее, так что под конец Бирвитц оставил всякую надежду на то, что его дело будет заслушано рано.

Ну что же, значит, у него будет время как следует подумать о Мэг и представить, чем она в этот момент занимается!

Соседнее помещение было почти такое же, как криминальный отдел, в котором работало восемь человек, но оно предназначалось исключительно для одного суперинтенданта Нанна. Из его кабинета одна дверь вела в криминальный отдел, вторая — в коридор.

Старший суперинтендант Роджер Вест из Скотланд-Ярда сидел напротив Нанна, внешне спокойный и невозмутимый, но в действительности он испытывал нетерпение, потому что Нанн считал своим долгом все повторять не менее двух раз. Нанн редко сталкивался со столь важными делами, как покушение на убийство, и сейчас был страшно взволнован.

Вест заинтересовался этим делом главным образом потому, что его расследование могло дать отголоски в Ист-Энде, где проживал обвиняемый и где у него была масса дружков. Роджер намеревался вплотную заняться этим делом по возвращении в Ярд. Здесь же, на слушанье, он присутствовал в расчете на то, что пресса раздует еще больше эту историю и насторожит сообщников арестованного, которые так или иначе «проявят» себя.

— С одной стороны вроде жалковато тратить столько времени, — рассуждал Вест, — но кто знает, какая ниточка может потянуться за этим делом?

И вдруг спросил совсем другим тоном:

— Чарли, никаких недоразумений с вашими сотрудниками?

— Сотрудниками? Вы имеете в виду работников криминального отдела?

— Главным образом.

— Вряд ли. Это небольшой участок, вы же знаете. У меня в штате инспектор, двое сержантов и четыре детектива-констебля. Все остальные — постовые и патрульные. Семерых, на мой взгляд, вполне хватает… А что?

— За последнее время отмечено несколько случаев взяточничества.

— Ну, этого с моими ребятами не случится! — с абсолютной уверенностью заявил Нанн. — Хотите с ними познакомиться?

— Да… неофициально.

Корби был классическим «старым служакой», Олдерман не производил большого впечатления, так что Бирвитц оказался единственным среди троих дежуривших, кого Роджер нашел интересным. Возможно, потому, что ему было известно, — Бирвитц играет в составе сборной по теннису за столичную полицию. Но кроме того, Бирвитц почему-то страшно нервничал. Правда, сначала Роджер не придал этому факту никакого значения. И лишь когда он сидел в помещении суда, где Бирвитц должен был выступать в качестве свидетеля обвинения, он стал приглядываться к тому, как у того сжимаются большие сильные руки, какая у него напряженная поза. Кроме того, он то и дело смотрел на часы, как будто не мог дождаться, когда же кончится эта пытка.

Хоббер, вор-домушник, стрелявший в полицейского, появился на скамье подсудимых в 10.35. Он был почти лысым, сильно зарос щетиной, хотя не брился всего сутки. Его неприметная наружность и писклявый голос совершенно не вязались с тем, что из 20 лет жизни 15 он провел в тюрьме и был известен как один из самых опасных преступников в Лондоне.

Нанн руководил полицейским делом с тяжеловесным достоинством.

«… и от имени полиции я требую заключения обвиняемого под стражу, Ваша Честь, с тем, чтобы иметь возможность провести дальнейшее расследование».

Председательствующий был массивным, громоздким дядей, казавшимся более подходящим на роль обвиняемого, чем обвинителя.

— Вы намерены представить доказательства, суперинтендант?

— Безусловно, сэр.

Бирвитц чуть ли не каждую минуту смотрел на большие часы над головой председательствующего.

Следующим давал показания молодой домовладелец, разбуженный выстрелами. Человек на скамье подсудимых был именно тем типом, который боролся с раненым полицейским. Корби заявил, что отпечатки пальцев на ручке револьвера принадлежат обвиняемому. Председательствующий и его коллеги, мужчина и женщина, пустились в совершенно излишние расспросы, пока судья не объявил неизбежное решение о взятии под стражу. Слушанье дела закончилось за двадцать минут.

Роджер стал более внимательно приглядываться к Бирвитцу, заметив, что напряжение последнего все возрастает. Он уже не сомневался, что этого человека что-то мучает.

В трех дорожных авариях разобрались с похвальной быстротой, на всех нарушителей были наложены соответствующие штрафы. Затем вызвали Бирвитца. Роджер поднялся, чтобы лучше видеть и слышать.

На месте подсудимых появилась хорошо одетая особа средних лет. Она держалась так, как будто ее не только несправедливо обвинили, но и нанесли оскорбление.

— Я намерена заявить, как я уже говорила с самого начала, что это грубейшая, жесточайшая ошибка, и я не оставлю…

— Позднее, мадам, позднее.

Председатель слишком часто слышал подобные протесты, чтобы они производили на него какое-то впечатление.