Литмир - Электронная Библиотека
A
A

В Западном Берлине, когда я выбрался из сена, мне бы тоже пришлось несладко, если бы не мой дорогой питбуль Саша. Слава богу, директор Иосиф Иванович Петров, видя, как Саша ко мне ластится, а на него рычит, махнул рукой и нелегально взял меня на работу — вычесывать шерсть собакам, завязывать им банты и помогать в дрессировке. А вскоре даже с помощью четверых кагэбэшников, официально якобы занимающихся кормлением животных, справил мне документы. Вот так я стал русским, сыном цирка, Мишей Гусевым. В цирке я мог бы вполне быть счастлив, если б не безумная и безответная страсть к Ларисе Кириленко, гуттаперчевой женщине с Украины, которой я неосторожно признался в своем двусмысленном происхождении. К счастью, она никому не разболтала, но мучила меня по ночам страшно. В конце концов с ней произошел несчастный случай, из-за перелома позвоночника она потеряла работу, а я смог сосредоточиться на своей карьере.

Я был честолюбив, но долгое время мне не везло. Удача улыбнулась только через шесть лет, в тот день, когда меня приставили к осветительным приборам. Я здорово направлял лучи света, так что казалось, будто акробаты крутят на одно сальто больше. Никто не мог этого объяснить, как и я, впрочем. Талант, да и только. Потом я увлекся шитьем костюмов. Кроил, сметывал, порол и снова сшивал. Мог так одеть карлика, что он выглядел великаном, мужчина — женщиной, а ребенок — старичком. В общем, превращал маленьких в больших, мужчин в женщин. Вы, наверно, подумали, что это как-то связано с моим детством. Не знаю, вполне возможно. Потом я начал наряжать одних зверей в других, а то и в людей. Таким образом я хотел их отблагодарить — мало ли что еще может приключиться.

Как-то заболел лев, и я пошил на питбуля Сашу костюм царя зверей, так что зрители не заметили подмены. А когда незабвенный — царство ему небесное — Саша по ошибке сожрал крысиный яд и сдох, переодел питбулем болтавшегося в цирке без применения алкаша-лилипута, благодаря чему тот встал на ноги. А теперь будьте внимательны: я подхожу к самому важному месту в своем рассказе. После гастролей в Лос-Анджелесе все наши циркачи, оглядевшись вокруг, дружно попросили политического убежища. Все, кроме директора, у которого в Москве осталась большая семья, четверых кагэбэшников, ну и, само собой разумеется, зверей. Это событие стало громкой сенсацией, телевидение без конца брало у нас интервью. В частности, я рассказал о своей технологии переодевания, и двумя днями позже некая быстро стареющая Звезда прислала за мной лимузин и предложила необычный заказ. Речь шла о создании шкуры молодой женщины, которую Звезда могла бы надевать, а вернее, влезать в нее, выходя из дома на приемы, церемонии присуждения Оскаров и т. д. Я согласился, поставив условие — натуральный материал должен быть отменного качества. Звезда заявила, что с этим проблем не будет. Целый месяц я трудился в ее сказочной резиденции в Малибу. Материал, который она мне предоставила, действительно был превосходен, ну и я постарался на славу. Безупречно белый цвет, кое-где несколько веснушек, темная родинка, лопнувший кровеносный сосудик, чуть просвечивающие голубоватые жилки на шее и руках. Нотабене: в этой шкуре в случае чего могла спрятаться парочка детишек. Подкладка, конечно же, тончайшего китайского шелка.

Из оставшегося материала я сделал еще одну экстра-класса шкуру с прикрепленным к ней любимым вечерним туалетом Звезды. Она была в восторге. Заплатила мне очень щедро, а главное — взяла меня с собой на один из тех закрытых голливудских приемов, на которые не допускалась вся тамошняя шваль, где я и познакомился с Д. Д. К. Кто он такой, мне, разумеется, было известно, но я честно признался, что не знаю, кто я такой. Мы разговорились. Кейн в то время находился на вершине славы — уже после создания трусов, но еще до истории с Соней. Он спросил, в какой области я подвизаюсь, и я ответил, что в основном прячу, преображаю, маскирую и довожу до совершенства. И указал ему на Звезду, а он не раздумывая предложил мне сотрудничество. Кейн как раз скупал один за другим телеканалы и объединял их в мощную информационную сеть, поставив перед собой задачу создания новой концепции «Теленовостей Кейна». Ни делать, ни смотреть новости в традиционном формате он больше не желал.

Его выводили из себя неуклюжая жестикуляция политиков, дилетантское гримасничанье убийц, бессистемность экзекуций, неубедительность конвульсий жертв, безалаберное смешение стилей в прическах, бездарные сочетания цвета глаз, волос и усов. И наконец, самое огорчительное — низкопробное качество одежды, воцарившаяся на телеэкранах откровенная дешевка, надерганная чаще всего из случайных коллекций, а порой даже приобретаемая на распродажах; все это, по его мнению, было издевательством над канонами хорошего вкуса. Кейн рискнул — доверился мне и не ошибся. Потому что мой природный талант, подкрепленный идеями и миллионами Кейна, а также суперсовременными технологиями, с ходу начал приносить плоды.

Первым делом мы стали отправлять на места катастроф, сексуальных насилий и террористических атак самых лучших артдизайнеров, частенько задолго до начала событий. Супермодели обоего пола изображали убийц и их жертвы в специально пошитых для этих целей костюмах. Как правило, снимались короткие ролики, которые мигом расхватывались и продавались из-под прилавка. Приталенные узкобортные фланелевые костюмы цвета маренго из «Кровавой бойни на Пенсильванском вокзале», стильные брюки Вампира из Мемориала Линкольна, долгополые плащи из грязноватого, с налетом дымной гари хлопка, свободного покроя, но подчеркивающие широкие плечи покидающих Грозный боевиков Басаева, — все это сразу же становилось классикой.

К шедеврам Кейна того периода относятся снятая с двенадцати вертолетов захватывающая стилизованная видеозапись затопления Флориды в 2010 году и сюжет об отравлении цианистым калием воды в нью-йоркском водопроводе в 2012-м. Много сил мы вложили в творческую переработку архивных материалов. Кейн был просто помешан на находках дизайнеров Третьего рейха. Правда, он сохранил на кинопленке как есть черные мундиры гестаповцев, зато благодаря нашим стараниям напрочь исчезла зелень вермахтовской формы, которую Кейн считал дизайнерским просчетом. И сегодня уже трудно представить себе армию Адольфа Гитлера без джинсов, психоделических темных очков и широкополых панам.

Пора, однако, заканчивать рассказ — вы, как я вижу, подъезжаете к своей станции. Весьма рад нашему знакомству. Признаюсь, когда вы меня выпихивали в окно, в какой-то моменту меня появилась надежда, что произойдет чудо, и я узнаю тайну своего происхождения, вспомню своих родителей и ко мне вернется память о прошлом. Но такое случается только в «Новостях Кейна», и то сказать: что может помнить о себе шестимесячный младенец?

Рассказ Кубы

Должен признаться, что, слушая его воспоминания о прекрасных годах детства, я несколько раз умылся горькими слезами. Получалось, что он почти свой, земляк, пускай и еврей, но все же католик из наших краев. Мне хотелось поподробнее расспросить его о деревне, поболтать на родном языке — наверняка он ему научился — и попытать, не знает ли он о существовании в замке хоть чего-нибудь связанного с Польшей или, на худой конец, польской газеты. Но прервать его как-то все не выходило, а теперь было уже поздно, хотя бы потому, что поезд прежде чем остановиться, снова дернулся, видать, заклинило что-то в механизме. А свинья только того и ждала — опять вместе с чемоданом свалилась ему на башку. И снова он сполз с лавки на пол и что-то липко-белое, смешанное с кровью, потекло у него по лицу. При таком раскладе я не стал ему мешать — вдруг что-нибудь ненароком о себе вспомнит. Не простившись, я сошел с поезда, только с перрона помахал ему, но он в ответ махать не стал.

Кухарка сперва на меня напустилась, чего я так долго канителился и что со мной стыда не оберешься — штаны насквозь мокрые, но, завидев свинью, сразу размякла, назвала меня «мой цыпленочек» и принялась за свинку, да так, что любо-дорого поглядеть. В огромных чанах нагрела воды, отмыла свинью дочиста. Подставила ковшик, чтоб стекла кровь, а потом начала тушу ловко разделывать и рубить на порции — я весь слюной изошел. Отдельно филей, отдельно розовехонькие легкие, потом бросила в миску желудочек, отложила отбивные на косточках, ошеек и лопатку на гуляш. Вскрыла свинье черепушку, выковыряла все изнутри, сдобрила перцем, нашинковала чесноку и какой-то здешней петрушечки, отложила ушки на холодец, пятачок вместе с глазками бросила пуделю, добавив кучку потрохов, и посетовала на недостаток времени, не то б она получше их промыла да понаделала охотничьих колбасок и наготовила рубцов, а если б я добыл немного говядины, она бы, смешав, навертела отменного сервелата, а будь еще у нее под рукой гречневая крупа, то заварила бы кровь и приготовила кашанку.[8] А так кровь пойдет только в суп. Потом, причитая и выговаривая мне, как это у баб водится, поставила запекать ветчину. Продолжая стонать и охать, что мало времени на засолку мяса, взялась за подготовку ножек и рульки для холодца. Видно было, что есть у нее склонность и талант к готовке и колбасному делу. Из чего я понял, что сделал правильный выбор, и махнул рукой на предупреждение тетки ни за что не жениться на первой встречной.

вернуться

8

Кашанка — кровяная колбаса, начиненная гречневой кашей.

17
{"b":"193305","o":1}